Был морозный декабрьский день. Выпал свежий снег. Митя накануне закончил разгружать большой сухогруз. Выспавшись до обеда, он оделся и вышел из дома. В кармане лежало около двухсот тысяч рублей — зарплата за неделю. Он собирался обменять их на доллары, а заодно зайти отметиться у Людмилы Арсентьевны и купить на рынке продуктов.
По пути в пункт обмена валюты встретил Хому.
— Ты что, правда деньги копишь, чтобы с татарином расплатиться? — Спросил он, поздоровавшись.
— Да. А куда деваться!
— Но он же наврал! Никакой пилы с мопедом мы у него не крали!
— Думаешь судья нам поверит?
— Да лучше срок схватить, чем этому упырю деньги на блюдечке таскать!
— Тебе может быть и лучше. А мне чистая биография важнее денег.
Хома закурил. Он сильно разнервничался.
— Не злишься на меня, что втянул тебя в это дерьмо?
— Да ты не виноват. У меня своя голова на плечах. Не силой же ты меня туда потащил. Сам дурак.
— А татарин то, представь — пугал меня тут на днях. Утром в подъезде подкараулил, пушку наставил и говорит, мол, еще раз сунешься ко мне, я тебя пристрелю, как собаку.
— Пушку?
— Ну да. Вот такенный ствол! — Хома показал руками, что пистолет был очень большой.
— Настоящий?
— Да хрен его знает! Но не пластмассовый точно. И кобура у него такая взаправдашняя подмышкой висит. Прям Рэмбо, а не Садуллаев.
— А ты Людмиле Арсеньевне рассказал?
— Не! Ты что! Как-то западло стучать. Да и толку то…
Информация о том, что у потерпевшего есть пистолет, крепко засела у Мити в голове. Он понял, что это очень важно, но пока не понимал, как обернуть это знание себе в пользу. Наверняка пистолет не зарегистрирован. Ну а если и зарегистрирован, нет у него права наставлять его почем зря на людей в подъездах. Это очередное подтверждение, что Садуллаев сам преступник похлеще него и его только нужно вывести на чистую воду.
Пока Митя покупал доллары, у него в голове созрел план.
В инспекцию он вошел неуверенной походкой. Руки тряслись, губы дрожали. Глаза были на мокром месте.
— Что с тобой? — Спросила Людмила Арсентьевна.
— Ничего, — чуть слышно, почти беззвучно ответил Митя.
— Ты не заболел? — Инспекторша потрогала лоб. — Давай рассказывай, что у тебя произошло?
— Ничего, — ответил Митя, глядя в пол.
— Дома что-то случилось? С мамой? С сестрой?
Митя отрицательно качал головой.
— Кто-то обидел? Давай уже рассказывай, — Людмила Арсеньевна сильно разволновалась. — Пока не расскажешь, никуда не отпущу тебя.
— Я не могу.
— Тебе угрожали?
— …
— Кто? Садуллаев? Давай рассказывай, а то я сейчас поеду его допрашивать! — перешла на крик Людмила Арсеньевна.
— Пожалуйста, не говорите ему ничего! Он меня убьет.
— Да что ты заладил убьет, убьет! — Чего ему тебя убивать? Он хоть и мерзавец порядочный, но не похож на убийцу.
— У него пистолет.
— Он тебе пистолетом грозил? Ты уверен?
Митя рассказал историю, как Садуллаев подкараулил его около подъезда и приставив к животу наган, пригрозил, что убьет, если не получит в ближайшее время причитающихся ему денег за якобы украденные у него вещи. В глубине души ему было стыдно за то, что он обманывает Людмилу Арсеньевну, но он сам себя оправдывал тем, что Садуллаев сам оболгал его, чтобы разжиться на его ошибке. К тому же этот человек действительно грозил пистолетом несовершеннолетнему пацану. Вся ложь была лишь в том, что это было с Митей, а не с Саньком.
Выслушав рассказ, инспектор достала ручку и принялась писать.
— Что вы пишете? — Спросил испуганно Митя.
— Сейчас подпишешь объяснение и я отправлю к нему наряд.
— Нет! Я не буду подписывать! Он сказал, что пристрелит меня, — У Мити мелькнула в голове мысль, что в нем умер хороший актер. У него даже слезы стояли в глазах.
— Митя, успокойся, пожалуйста! — Людмила Арсеньевна положила свою ладонь на его руку. Ему было очень приятно это прикосновение. Рука была теплая и нежная. — Он ничего тебе не сделает. Он рассчитывал на то, что ты никому ничего не скажешь и будешь тихонечко сидеть и бояться его. Теперь, когда у нас будет твое заявление, тебе гарантирована безопасность. Даже если с тобой случится несчастный случай, Садуллаев окажется под подозрением. Вряд ли ему хочется оказаться в тюрьме. Ну а если нам повезет и у него действительно будет обнаружен пистолет, тебе не придется ничего ему выплачивать. Мы возбудим против него уголовное дело за угрозу убийства. И в твоей власти будет это дело закрыть. Ты понимаешь о чем я говорю?
Митя кивнул головой.
— Мы предложим ему сделку, — продолжила Людмила Арсеньевна. — Он заберет заявление против тебя, а ты заберешь свое заявление против него. И ты сможешь вернуться в школу.
Последняя фраза про школу Мите не понравилась, но он не стал спорить. Он молча выждал, пока инспектор заполнила документ. Затем, не читая написал привычные уже ему слова: «С моих слов записано верно и мною прочитано» и поставил подпись.
Людмила Арсеньевна, прощаясь, велела подопечному прийти на следующий день. Выйдя из инспекции, Митя не спеша пошел на улицу Речную. Он занял удобную позицию, с которой хорошо просматривался дом, где жили Хомченко и Садуллаев. Его самого видно не было. Ждать пришлось недолго. Спустя пять-десять минут к дому подъехал милицейский УАЗ. Из машины вышли трое: двое в форме и один в штатском. Спустя десять минут Садуллаева вывели из дома. Мужчина в штатском придерживал его за локоть. Садуллаев был мрачнее тучи. Митя возликовал. Он даже принялся приплясывать на снегу от радости.
Он с трудом дождался утра. Наскоро позавтракав, умывшись и одевшись, он выбежал из дома. За углом его караулил Садуллаев.
— Рыжий, ты чо вообще охренел, — начал он, преградив путь. — Когда это я тебе пистолетом грозил. Ты…
Он не успел закончить фразу. Митя, быстро оглянувшись по сторонам и убедившись, что их никто не видит, схватил Садуллаева за грудки и очень сильным движением припечатал к стене дома. Злость на лице оппонента мгновенно сменилась испугом. Он явно не ожидал такого поворота.
— Слушай сюда, мудила! Ты сам не захотел со мной по хорошему разойтись. Тебе же хуже. Еще раз встречу тебя около своего дома, руки тебе переломаю. И никто тебе не поверит, потому что я несовершеннолетний. Понял?
Садуллаев нервно кивнул головой.
— Заяву против меня заберешь и я, так и быть заберу заяву против тебя.
— Но меня все равно будут судить. У меня ствол незарегистрированный был, — жалобно промямлил Садуллаев.
— А это уже меня не волнует. Не надо было таким мудилой на свет рождаться.
Митя отпустил свою жертву и продолжил путь в инспекцию.
25 декабря уголовное дело против Зыкова и Хомченко было закрыто. Митя даже не думал возвращаться в школу. Накопленные деньги он принялся тратить. Купил музыкальный центр, японский телевизор и видеомагнитофон, о котором давно мечтал.
Теперь он не был связан подпиской о невыезде и мог поехать в Южно-Сахалинск разыскать Машу, причем приехать с полным кошельком денег. Но сомнения сковывали его. «От меня два месяца не было известий. А что если я попал под машину и лежу в больнице? Неужели ей не интересно, куда я пропал и почему не звоню? Если бы она меня любила, то волновалась бы. Хоть пару строк могла бы прислать или телеграмму». Митя твердо для себя решил, что не будет первым напоминать о себе. Но если только она сама даст о себе знать, помчится, сломя голову, навстречу любимой.
В январе классная руководительница пришла к Мите домой и поставила вопрос ребром. Либо он возвращается в школу и наверстывает хвосты, либо приходит вместе с мамой и забирает из школы документы. Мама попыталась было призвать сына к тому, чтобы он доучился оставшиеся четыре месяца, но он категорически отказался это обсуждать. Мама сдалась легко. Если бы сын вернулся в школу, пришлось бы опять затягивать пояса, ведь теперь все семейное благополучие держалось только на нем. Поход в школу Мите был неприятен. Он даже не стал заходить в свой класс. Дошли вместе с мамой до кабинета директора, подождали в приемной. Мама расписалась в каких-то документах, забрала митино свидетельство о неполном среднем образовании и на этом история со школой закончилась навсегда.
