734 подписчика

Город на Стиксе. Роман. Часть третья. Праздник, который всегда с другими. 5

3 июля 20203 июл 2020

14 мин

Продолжение. Начало здесь:

Город на Стиксе. Часть 1. Пленницы свободы 1

Город на Стиксе. Часть 1. Пленницы свободы. 2

Город на Стиксе. Часть 1. Пленницы свободы. 3

Город на Стиксе. Часть 2. Без героя 1

Город на Стиксе. Часть 2. Без героя 2

Город на Стиксе. Часть 2. Без героя 3

Город на Стиксе. Часть 2. Без героя 4

Город на Стиксе. Часть 3. Праздник, который всегда с другими 1

Город на Стиксе. Часть 3. Праздник, который всегда с другими 2

Город на Стиксе. Часть 3 Праздник, который всегда с другими 3

Город на Стиксе. Часть 3 Праздник, который всегда с другими 4

Праздник, который всегда с другими. 5

Я шла по гулким коридорам «Балета Георгия Крутилова», поражаясь тому, как здесь все изменилось. После гибели хореографа прошло чуть больше месяца, но мне показалось – и стены обветшали, и в классах что-то померкло. На дворе еще держались последние жаркие дни, но тут, в просторных репетиционных помещениях, я сразу ощутила вкрадчивый, неестественный холод, хотя кондиционер не работал. Или в межсезонье так бывает всегда?

Ника Маринович, монументальная и невозмутимая, как скала, сидела в хорошо знакомом мне кабинете Крутилова, держа на коленях «Золотую маску» - почетный трофей с последнего фестиваля.

Указав мне на второе кресло, она долго и пристально рассматривала символ главной театральной премии страны, не обращая на меня никакого внимания. Затем встала и повесила его на стену – рядом с портретом Крутилова, который смотрел на нас, будто забавляясь.

- Упала «Золотая маска», - наконец сказала Маринович и закурила сигарету, - да, слава богу, не разбилась.

Я в который раз удивилась, отчего эти балетные всегда курят – и ведущие, и кордебалет, и педагоги, и завлиты, - и, чувствуя скрытую враждебность собеседницы, рассказала про пленку.

- И что? – без паузы спросила Ника. – Я там была. Ну и? Вы понимаете, бессмысленно и бесполезно… Все неважно: кто был, кто не был, что делал. И следователь приходил ко мне с допросом. А Гоши нет, и все это неважно! Он простудился накануне, сильно кашлял, и я пошла к нему с микстурой. Не смотрел за собой, не лечился… Я так боялась за него весь этот год, но больше за здоровье. Стрессы, нагрузки, бессонные ночи. У него же одна почка. А он все годы танцевал и всех на себе тащил: друзей, родных, артистов… Вы понимаете, он был один-единственный такой. На всю страну, на всю Европу. На весь мир. – В голосе ее зазвенела торжественность.

Маринович встала, прошлась по кабинету и выдержала мхатовскую паузу:

- Много званых, да мало избранных. А он был избранным. Никто этого не понимал . – Я тут же должна была догадаться: понимала только она. - Какой-то час - я разминулась с этими убийцами. Но зачем я разминулась? Зачем я с ним не умерла? Зачем я без него? Я здесь - и без него. Какой-то страшный сон…

Изогнувшись всем телом, она театрально заломила руки, обращаясь к портрету, но было видно, что это не игра, не поза, а подлинное горе. Просто человек вот так выражает свои чувства.

За глаза все звали Маринович Железной Маской.

- Простите, Ника… Мне ужасно жаль. Эта смерть для всех кошмарный сон …

- При чем здесь все? - перебила Маринович. Слезы градом потекли по всегда каменному лицу, разрушив его изнутри, и она неожиданно по-бабьи запричитала: - Я виновата, я недосмотрела!

Она достала влажную салфетку, стерла потекшую косметику, отчего это лицо стало беспомощным и помолодевшим:

- В последние месяцы он стал не то чтобы бояться - тяготиться своим домом. Своей квартирой. Он чувствовал какую-то угрозу, не мог там спать, звонил мне среди ночи и говорил часа по два, а утром засыпал. Но Гоша ведь никогда ничего не боялся! Я приходила и заставала там чужих людей, едва знакомых. Он, который всегда предпочитал одиночество, теперь избегал оставаться один.

- Вы сказали: угрозу. Но от кого, от чего?

- Не знаю, так казалось. У Гоши не было врагов, одни друзья - представьте, так бывает.

- Как странно. Ведь именно в последний, в этот год к нему пришло признание.

- Признание ослов. Нет, это был тяжелый, переломный год, сплошные нервы. Он - как вам это объяснить? – избавился от всего внешнего, наносного и, наконец, вплотную подобрался к своей творческой сути. Переплавив тонны самодеятельной руды, он сформулировал собственный язык танца. И должен был эти языком явить определенные вещи. Которые теперь для нас закрыты.

Маринович помолчала, налила себе воды и открыла окно:

- Но я была уверена: отъезд решил бы многие проблемы.

- Отъезд? О чем вы говорите?

- Да, это была бы сенсация… И тема нового сезона.

- Я не понимаю, Ника.

- Месяцев семь назад Гоше сделали серьезное предложение - возглавить театр современного танца в Берлине. Европейский театр, понимаете? Посмотрели его работы на Пражском фестивале, дали полный карт-бланш. Согласились на все: что он берет с собой всех необходимых танцовщиков, что будет жить на две страны по удобному для него графику, лишь бы только приехал.

Я не могла поверить собственным ушам.

- Но театр? Он же стал муниципальным!

- Решил, что будет совмещать, пока не подберут другого балетмейстера. Два, три, четыре года - сколько нужно. Сначала сомневался, но я уговорила, убедила. Такие предложения делают один раз. Был составлен и список артистов, которые поедут с ним.

- Кто-то знал об этом кроме вас?

- Вот и следователь спрашивал. Никто не знал про эту бомбу – только он и я. Нам нужно было завершить сезон, провести фестиваль, все обдумать. Двадцатого он собирался вылететь в Берлин, а пятнадцатого все это случилось.

- Вот это новость. Просто не укладывается.

Она опять залилась слезами и принялась горестно раскачиваться:

- Тяжело-то ка-ак... Тяжело просыпаться. Он все время снится и объясняет, что не умер, а уехал. Далеко куда-то, а ни в какой не Берлин . И он так горячо меня в этом убеждает! Я просыпаюсь в полной уверенности, что так оно и есть…

* * *

Выйдя из театра, я непроизвольно стала озираться в поисках какой-нибудь кофейни: требовалось переварить услышанное. То, что Крутилов мог решить все бросить и уехать, казалось абсурдом. Все это чушь, и два театра совмещать нельзя – значит, речь шла об уничтожении крутиловского театра и создании нового. За границей. Невероятно, это все меняет. Погруженная в свое, я побрела на противоположную сторону улицы и буквально уткнулась в мага Бернаро, выросшего из-под земли, как и положено колдунам.

- У вас что-то случилось?

В его голосе чувствовалось неподдельное участие, и, улыбнувшись, я покачала головой.

- Садитесь в машину, вы устали, - приказал он, и, не дожидаясь ответа, взял меня за руку, усадил в джип и резко тронулся с места.

- Откуда вы взялись?

- Артур…

- Откуда вы взялись, Артур?

- У меня есть волшебное зеркало. Которое показывает все на свете. Я посмотрел и вижу: вы в театре, расследуете смерть Крутилова. Что, я прав?

- Показывает все-все-все? И знает, что случилось и случится?

- Ах, Лиза, не расстраивайтесь так. Ведь свято место пусто не бывает.

- Не в этом дело. Я хочу понять. Концы не вяжутся с концами.

- Может, не те концы?

- Куда мы едем? Я хочу домой.

- Опять домой… Вас кто-то ждет?

- Артур…

- Ну, хорошо, домой. Домой ко мне.

- Мы так не договаривались.

- А вот это неправда. Мы именно что договаривались, Лиза.

- А, может, посидим в кафе?

- Я не очень дружу с общественным питанием. Точнее, не переношу его совсем. За редкими исключениями.

- А на гастролях?

- Там - тем более.

- У вас есть волшебный горшочек, который готовит?

- Горшочек, вари! Что-то вроде того. Значит, я сам себе горшочек.

Бернаро рассмеялся и поставил диск Градского. Вслушиваясь в знакомые арии, я и не заметила, как мы выехали из города и с огромной скоростью помчались по гладкому шоссе, на котором почти не оказалось машин. Промелькнули пакгаузы и заводы, пошли окраины, и сразу за мостом через Чусовую открылась роскошная панорама с холмами и долинами, уходящие к синему горизонту.

Сорок минут сумасшедшей гонки – и мы в небольшом поселке у гигантского забора, за которым скрывался настоящий средневековый замок. Бернаро нажал на пульт – бесшумно поднялись ворота, и мы въехали в просторный двор, где нас приветствовали два невозмутимых охранника в черном. Я поразилась обилию диковинных цветов и неизвестных растений, среди которых обнаружилась парковая скульптура – точные копии статуй из Летнего сада. Бернаро опять нажал на кнопку, и перед нами опустился мостик через ров, по которому мы зашагали к дверям.

«Какой-то людоедский замок. Или Синей Бороды», - подумала я, невольно залюбовавшись башнями, башенками, окнами, балконами и нишами в цветах.

- Чему вы улыбаетесь? – спросил Бернаро.

- Подумала, что людоедский замок.

- Да на здоровье, если вам так нравится. Третий этаж не отделан, но я думаю, это не страшно.

- Вы не спешите или нет идей?

- Я не спешу. Потому что когда дом отделан, он может поменять хозяина.

- Вот как?

- Да, очень часто.

Войдя внутрь, мы оказались в полупустом круглом холле, и сразу нам навстречу вышел дворецкий – именно так следовало бы называть этого солидного невозмутимого господина. Как и положено, он ничуть не удивился моему появлению.

- Эдвард, покажите Елизавете дом, я пока займусь кухней.

Господи, точно какая-то старая Англия – Эдвард! Эдвард сдержанно поклонился и жестом пригласил куда-то направо. Пройдя довольно длинный и широкий коридор, я попала в огромную залу – именно так, по-старинному: залу. Отделана она, зала, была в стиле барокко. Голубые, бежевые и золотистые тона, гобелены и завитушки благосклонно приветствовали мой не привыкший к такому великолепию взор, застрявший на антикварной мебели. Роскошная эта гостиная соседствовала с кабинетом и библиотекой, выполненными в восточном стиле, после которых мне были представлены пышный будуар, бильярдная, классическая столовая в рубиновых тонах, зал для аудиенций (он так и сказал: «Для аудиенций»), зимняя оранжерея, несколько комнат для гостей, музей маэстро, репетиционный зал. Все это соединялось коридорами, выполняющими роль картинных галерей и выставочных помещений.

Замок Бернаро вполне тянул на небольшой петербургский дворец, и, как ни странно, прогулка по нему заметно придала мне духа. Наконец молчаливый Эдвард проводил меня в совмещенную со столовой кухню, где я с изумлением обнаружила Бернаро, который с азартом жарил на каких-то светящихся раскаленных палочках тонко нарезанное мясо.

- Садитесь, отдыхайте. Я сейчас.

Я устроилась в кресле-качалке и с любопытством наблюдала, как маг колдует над зеленью и виртуозно готовит суши. Решив ничему не удивляться, я с удовольствием рассматривала кухню, изготовленную из беленого дуба и украшенную сувенирами вроде Бабы-яги на метле и африканских масок из слоновьих бивней. Посреди кухни стоял огромный длинный стол, оборудованный всевозможными причиндалами. Все шкафы располагались в глубоких нишах и практически сливались со стенами.

Пространство наполнялось удивительными ароматами, а Бернаро что-то смешивал в плошках, отправлял в духовку, посыпал зеленью и чем-то поливал. Наконец, все эти вкусности с помощью Эдварда были доставлены в столовую.

- Что будем пить: коньяк, белое, красное? Или шампанское?

- От коньяка я усну, шампанским - праздновать нечего, красное не люблю. Значит, белое.

- Значит коньяк. Он вас точно расслабит.

- Значит, ничего.

- Ну, извольте, раз белое - белое.

Бернаро наполнил бокалы и пристально на меня посмотрел:

- За вас! Очень рад вас приветствовать здесь. И, надеюсь, вам что-то понравится.

- Мне уже понравилось. Все.

Я попробовала суши – и они растаяли во рту, оставив легкое послевкусие моря. Добавила к мясу соус - и перед глазами запрыгали разноцветные огоньки от чего-то острого, но необычайно вкусного. Бернаро снова наполнил бокалы и положил мне крохотные рулетики с икрой, предлагая съесть их отдельно.

- Божественно. Из чего же вы это готовите?

- В основном из того, что могу привезти из-за границы. За исключением мяса. Мясо беру в соседней деревне у знакомого мужичка.

Я попробовала непонятные овощи в специях, потом мясо, которое он жарил на тех светящихся палочках, и убедилась, что ничего вкуснее в жизни не ела.

- Да? – отозвался Бернаро. – Спасибо. Вот на пенсию выйду, открою ресторан и стану работать поваром. А теперь идемте-ка в сад, сделаем паузу.

В саду, как оказалось, уже зажглись фонари. И там был цветомузыкальный фонтан!

Я потихонечку рассматривала знаменитого иллюзиониста (и гениального кулинара!) и думала о том, что у него все-таки не совсем сценическая внешность. Чего-то в его облике явно не хватало. И я быстро поняла, чего именно: самолюбования, в разной степени присущего публичным людям, которые несут себя. Это безусловно говорило в его пользу. Но делать выводы было пока рано, а я уже подпала под его обаяние. Права, права Жанка: абсолютно мой тип.

- Вы говорили про дело, Артур, - попыталась я стряхнуть эти чары.

Маг рассмеялся:

- Елизавета, вы неподражаемы. Отчего обязательно сразу дело? Можно же встретиться просто так…

- Вчера вы говорили про дело, - упрямо повторила я. Пора, пора было спасаться от этой роскошной расслабухи.

- Согласен, говорил. Тут, видите ли, такое обстоятельство… Поковырялся ночью в Интернете, прочитал кучу ваших статей о культуре. Вы и вправду профессиональный журналист, с хорошим слогом – это редкость. Но сейчас, сегодня я думаю, не опрометчиво ли сразу переводить наше с вами общение на деловые рельсы? А? Что скажете?

Я хотела ответить: мол, это зависит от того, что ему от меня нужно, - но вместо этого рассмеялась и сказала, что деловые рельсы еще никому не мешали. В противоположность неделовым, между прочим.

- Ну, как скажете, - загрустил Бернаро. – Дело, в сущности, пустяки. Я решил написать книгу. Биографическую. То есть меня заставляют мои западные продюсеры, и, в общем-то, заставляют правильно: чем тратить уйму денег на рекламу и пиар, лучше сделать бестселлер, который сработает как реклама и даже лучше. Меня знают в Европе, в Японии. А книжка закрепила бы успех.

- Все ясно: нужен человек, которому бы вы ее наговорили.

- Да! Как вы поняли, я писать не умею, да и некогда заниматься несвойственным мне делом. Не мое это. Взялась было девушка из московского пиар-агентства – я почитал и вижу: все не то. Лиза, это должен быть я, а не кто-то другой, но как это сделать, не знаю.

- Сделать-то в принципе можно, если, конечно, есть время.

- Сколько вам нужно?

- Не знаю. Может быть, месяцев пять.

- Два.

- Нереально.

- Не нужно писать «Войну и мир». К тому же, будет масса фотографий.

- Не знаю.

- Хорошо, три месяца устроит?

- Пять.

- Согласен на три с половиной.

- Нет, я должна подумать. И есть одно условие.

- Какое?

- Вы должны будете выделить на это время.

- То есть как?

- Если я возьмусь за работу, то она будет выглядеть так. Во-первых, я должна не только получить о вас нужную информацию: ну, родился, учился, женился… Этого мало. Я должна буду узнать о вас все, понимаете?

- Все, все, все?

- Ну, изнанку работы, процесс. Вашу кухню, короче.

- Да что вы! Хорошо, я вас понял, согласен.

Мы вернулись в столовую, где уже был подан десерт с шампанским, от которого я пыталась отказаться, впрочем, безуспешно. Мы молчали и слушали Баха. Бернаро зажег причудливые, все время меняющие форму свечи. Все было, как сказала бы Жанка, жутко изысканно, аж противно.

Однако молчать с ним под Баха было так легко и комфортно, что я всерьез начала опасаться тех самых неделовых отношений, которые, как сорняки после дождя, начали прорастать к концу вечера. Я настояла, чтобы домой меня отвез его водитель.

Продолжение следует.

Понравился текст? Ставьте лайк, подписывайтесь на мой канал, буду рада новым читателям)) Карта Сбербанк 4276 4900 1853 5700