732 подписчика

Город на Стиксе. Роман. Глава третья. Праздник, который всегда с другими. 4

3 июля 20203 июл 2020

12 мин

Продолжение. Начало здесь:

Город на Стиксе. Часть 1. Пленницы свободы 1

Город на Стиксе. Часть 1. Пленницы свободы. 2

Город на Стиксе. Часть 1. Пленницы свободы. 3

Город на Стиксе. Часть 2. Без героя 1

Город на Стиксе. Часть 2. Без героя 2

Город на Стиксе. Часть 2. Без героя 3

Город на Стиксе. Часть 2. Без героя 4

Город на Стиксе. Часть 3. Праздник, который всегда с другими 1

Г ород на Стиксе. Часть 3. Праздник, который всегда с другими 2

Город на Стиксе. Часть 3 Праздник, который всегда с другими 3

Праздник, который всегда с другими. 4

В филармонии на меня посмотрели странно, объяснив, что не видели Водонеева две недели и что предстоящий вечер на грани срыва. Сашин сотовый глухо молчал, и, поднявшись к директору, я выслушала две версии Сашиного исчезновения:

- В запое либо на шабашке. Чай, не впервой: проспится и придет. А мы его – уволим.

Директор филармонии Талгат Хусейнов смотрел на меня весело и зло, а на его фантасмагорически длинном столе бликовали афиши предстоящего вечера. Я подошла, потрогала холодный свежий глянец: Саша стоял вполоборота и почти что спиной, в том же светлом плаще, как будто собираясь уходить, но строго смотрел нам в глаза – отчужденным, несвойственным ему беспощадным взглядом, словно сбросив все прежние маски, под которыми его знали. И опять, как тогда, во мне что-то вздрогнуло и заныло:

- Нет-нет, мы виделись в субботу, он был трезвый. Шел репетировать, спешил.

- Оставимте, не будемте об этом! Елизавета Федоровна, я вас умоляю! Ведь семь предупреждений – только письменных! - два выговора, пять взысканий. И Бог свидетель: я терпел подольше, чем Шапиро.

- Талгат Ильясович, побойтесь Бога. В театре у Шапиро Саша прослужил пятнадцать лет.

- Так он из них четырнадцать не пил. А у Шапиро абсолютная монархия: предупреждение – и вон. А здесь – как клоун на паркете: все можно. Прошу покорно, кончилось терпенье.

- Талгат Ильясович, вы добрый, вы великодушный… Куда же он пойдет? Ведь в драму не возьмут, а в остальные – невозможно. У нас на днях идет огромный материал о Саше и о филармонии, как-то некрасиво получится, подождите… Вот вечер состоится – там решите. А что билеты, проданы?

- Да ничего идут билеты, даже странно, - вздохнул Хусейнов, запечалился и погрузился в кресло.

- Что тут странного? Его же любят, знают. Стихи хорошие… – включила я свою пластинку.

- Я вас умоляю! Стихи! У Сонина – редчайший бас, чуть не шаляпинский, а – не идут билеты. У Гридневой колоратурное сопрано, глазки, губки – продано два ряда. Приносит прибыль только «Каравай». Кто б мог подумать! Балалайками и домрой!

- А Бернаро?

- Маэстро? Не мучьте, королева, ничего не знаю – полгода как заперся в замке, готовит новую программу. Не подойди и не спроси: как же-с, творческие муки-с… Но здесь простительно: звезда иллюзиона – без фокусов нельзя-с.

- Я вам сочувствую, но помяните мое слово, Водонеев не сегодня-завтра сам станет звездой – и зачем вам реноме сатрапа?

- Вы шутите.

- Не шучу ни капли. Год, максимум три. Кстати, а где он сейчас живет? Звоню домой – сказали: переехал.

- Вы что, не в курсе? – подскочил Хусейнов. – У Водонеева была квартира, двушка. Пять лет назад он ее продал и переехал в однокомнатную, а разницу пустил на книжки.

- Два первых сборника, я знаю.

- Так вот, весной спустил и однокомнатную! Чтобы вышли «Письмена».

- Не может быть!

- Еще как может. Он вроде как опять обмен затевал: хотел менять на комнату – не вышло. Хотел судиться с этими риэлторами, но вроде пригрозили. Там темная история, подробностей не знаю. Чтобы не стать бомжом, полгода назад переехал к одной нашей пенсионерке – ухаживал за ней в обмен на завещание жилья. Ирина Диннер, концертмейстер, выступала двадцать лет назад.

- Диннер? Не знаю.

- Уж года два лежит с инсультом, родственников нет.

- А ей звонили?

- Конечно. Ничего не знает. Я отправил утром Леночку, секретаря, чтобы отвезла продукты. А! Вот, кстати, и она. Садись, Ленуся, что там, как Ирина Марковна?

- Талгат Ильясович, там жутко.

- Садись, рассказывай.

- Грязно, душно… И обои отвалились. И вещи на полу в коробках… Запах. Ирина Марковна лежит и плачет. Два дня не ела, Александр Ильич исчез.

- Ну, вот он, ваш гений, – исподлобья посмотрел Хусейнов. – Продолжай, Елена.

- Я накормила, убрала что можно. Вызвала скорую, и ее увезли. Но сказали, что надо бы в хоспис. Если нет из родных никого.

- Что с квартирой?

- Закрыла – вот ключ.

Хусейнов кивнул, знаком отпустил девушку и в недоумении повернулся ко мне:

- Что скажете?

- Он не мог ее бросить вот так.

- Ой, моя дорогая, не мог! Не видали вы, видно, запоя…

- Он не мог ее бросить.

- Но бросил.

- Нет, не верю. Звоните в милицию.

- Бесполезно. Заявление принимают спустя три дня после пропажи человека.

- Тогда звоните в морги и больницы, а я – его приятелям из ТЮЗа. И… я возьму эту афишу, хорошо?

Обязав Хусейнова держать меня в курсе, я в секунду слетела с крутой филармонической лестницы, чуть не сбила с ног поднимавшегося мне навстречу мага Бернаро и, почувствовав резкую боль, непроизвольно ухватилась за его руку.

- Не следует так опрометчиво спешить судьбе навстречу, учитывая то, что эта лестница – пожалуй, самая крутая в Городе, - улыбнулся Бернаро и в упор посмотрел мне в глаза, молниеносно перехватив руку. Нас отделяли сантиметров тридцать, и мне тотчас захотелось отодвинуться, вынырнуть из его взгляда, будто я очутилась в свете перекрестных прожекторов, направленных прямо в лицо. Эта особенность Бернаро – не мигая, с короткой дистанции подолгу рассматривать собеседника своими черными, глубоко посаженными глазами (а после не замечать его месяцами) - раздражала всех, и меня в том числе, заставляя держаться подальше. За пять лет работы я умудрилась написать о нем два раза – и то по настоянию редактора, вбившего себе в голову, что все, кроме театра, в нашей газете подвергается с моей стороны жесткой дискриминации. Бернаро в этом точно не нуждался: девяносто пять процентов его выступлений проходило за границей, и для всех оставалась загадкой его стойкая прописка в местной филармонии.

- Держу пари, вы подвернули ногу. Можете идти?

- Да, спасибо…

- Меня зовут Артур Бернаро.

- Я знаю. Елизавета Кронина, «Городские ведомости».

- Нет, идти вы не можете, - проговорил Бернаро, наблюдая, как я пытаюсь ступить на больную ногу и сменить гримасу на улыбку. – Вот ключи от машины, черно-синий «лендровер» – садитесь и ждите. Отключите сигнализацию вот этой кнопкой.

И пока я в полном недоумении рассматривала ключи, он устремился вверх по лестнице на третий этаж, где находилась его репетиционная база и где он никогда не репетировал, а только хранил реквизит.

- Справились? Вот и отлично, - вернулся Бернаро через несколько минут и снова пристально посмотрел на меня. – Почему кондиционер не включили?

- Не знаю, как заводятся машины.

- Не может быть, сейчас все знают. Хотя вы правы: женщина за рулем сегодня уже банальность, женщина за рулем внедорожника – банальность в кубе.

- Нет, отчего же? Просто не случилось.

- А еще вы не курите, не пьете и спите и видите, как бы отсюда сбежать.

Я рассмеялась и расслабилась.

- Вы хороший журналист?

- Я хороший журналист.

- Видимо, да - отвечаете без запинки.

- Куда мы едем?

- Я везу вас в травмпункт.

- Нет, не нужно в травмпукт. Отвезите домой. Если можно.

- Но у вас растяжение. Вы боитесь врачей?

- Уверяю вас, нет. И мне нужно работать.

Бернаро резко затормозил, вышел из машины, открыл дверцу с моей стороны и приказал:

- Обувь снимите.

- Зачем?

- Ногу давайте. Так больно?

- Нет, так небольно.

- А так? Растяжение есть небольшое. Не ходите дня два, все пройдет.

- Странно, что вы разбираетесь.

- Как всякий артист, в программу которого входят акробатические трюки, а, значит, растяжения и травмы.

Бернаро вернулся на свое место и включил зажигание:

- Ну, домой так домой. Как хотите, упрямая Лиза. Продиктуйте мне свой телефон, позвоню вам на днях и, возможно… - он мгновенно увернулся от мчавшейся по встречке «газели», что-то пробормотал про себя, кажется, выругался, и, обернувшись ко мне, повторил: - И, возможно, у меня к вам будет дело.

- Да, конечно, звоните, пожалуйста.

- И вы не спросите, какое дело? Вы нелюбопытны?

- Все журналисты любопытны. Я не исключение.

- Артур… Меня зовут Артур. Вам не нравится имя?

- Мне неудобно без отчества.

- Глупости, глупости, Лиза. И я вас звать по отчеству не стану.

- Тогда Елизавета.

- Хорошо.

Минут через двадцать, которые мы проехали в полном молчании, Бернаро помог мне выйти из машины, проводил до лифта (тот, как назло, не возникал целую вечность) и в каком-то веселом любопытстве все рассматривал и рассматривал мое лицо, чем смутил меня окончательно и вызвал приступ нервического кашля.

* * *

Следующие полчаса моей жизни были потрачены на звонки тюзовским приятелям Водонеева, которые, как оказалось, знали еще меньше, чем я. И все говорили одно и то же: подобные выпадения из реальности - с исчезновением на несколько дней и выключением телефона - для него совсем не редкость, вот заземлится и объявится. Чуть успокоившись, я заварила чай и села за компьютер, чувствуя, что уснуть все равно не удастся: нужно было писать обещанную Хусейнову статью. И, кажется, впервые я писала такой материал без личной встречи, а перед глазами стояло одно и то же: Водонеевский Гаев в «Вишневом саде», визитной карточке «Другого театра», и эта его ключевая фраза: «Все состояние проел на леденцах».

Все состояние…

Саша продолжал играть в этом спектакле даже после ухода из театра, играть свою лучшую роль, из которой становилось очевидно, что жизнь прошла, и прошла безвозвратно, и не было жаль ни Раневской и ни имения, а только этого невзрослеющего ребенка, так и не выучившегося играть в серьезные игры серьезных людей. Собственно говоря, он и играл-то себя. Все это понимали, и всем было неловко. Как ни странно, совсем невыношенный текст шел без сучка, без задоринки, и около двух часов ночи я поставила точку - почти счастливая оттого, что мне не нужно будет заниматься этим завтра.

А утром статья о Саше сразу пошла в номер – вслед за редакторской взбучкой на традиционную тему: где гвоздевые материалы?!

Не успела я вычитать в полосе своего Водонеева и назначить встречу Маринович, которую все оттягивала, как на моем мобильнике высветился незнакомый номер, состоящий практически из одних семерок, и обволакивающе-низкий голос мага Бернаро сообщил, что иллюзионист заедет за мной в редакцию.

- Но сегодня никак, у меня встреча.

- Тогда после встречи.

- Не знаю…

- Елизавета, как ваша нога?

- Спасибо, лучше.

- Ну, вот и прекрасно. Я заберу вас после вашей встречи и обязательно верну домой. Артур…

- Артур, давайте созвонимся позже, хорошо?

- Нашего нового поклонника зовут Артур. И кто он? – проявила признаки жизни спящая за компьютером Жанна.

- Да какой там поклонник! Бернаро.

Фрониус отреагировала так, словно это звонил не Бернаро, а Жерар Депардье:

- И ты про какую-то встречу?

Я тут же пожалела, что не сохранила конспирации:

- Ну, если в самом деле встреча. Потом, я не готова и устала, строчила материал полночи.

- Лиз, ты сошла с ума?

- Я не сошла с ума.

- Бернаро – самый интересный персонаж во всем Городе, к тому же не женат.

Я вздохнула и села напротив:

- Вот именно поэтому встречаться с ним не следует.

- Да, в общем, ты права, нам только магов не хватало. Слушай, а он действительно похож на Копперфильда, или так делают специально на афишах?

- Действительно. Но выглядит моложе. Ему чуть-чуть за сорок или меньше.

- Зачем звонит?

- Не знаю. Говорит, что дело.

Кивнув, Жанка застучала по клавиатуре и вскоре зачитала справку из всеведущего Интернета:

- «Бернаро Артур Мстиславович. Родился в городе Владивостоке в 1960 году в семье инженеров-строителей. Окончил эстрадный факультет ГИТИСа. Народный артист России. Лауреат международного конкурса иллюзионистов в Варне… Лауреат Всемирного конкурса иллюзионистов в Монте-Карло… Лауреат того, лауреат сего… Так, это пропустим… Чемпион магии Всемирного форума магов в Токио и так далее, и так далее. Разведен. Имеет дочь Сирену.

- И тучу бывших жен.

- Да, нет, жена одна как будто, - возразила Жанка. – Но все равно: артист, среда, ты это не потянешь. И Сирена эта нам ни к чему. Хм, это надо же – Сирена! Какой вкус-то надо иметь! И что у вас?

- Жан, ну с чего ты взяла? Обычный деловой звонок.

- А с того, что Бернаро - твой тип: высокий, спортивный. Как ни странно, и книжки читает, и ставит правильные ударения в словах. Я сама в него чуть не влюбилась. Когда он снялся в «Колдуне».

- Он что, снимается в кино?

- Ты что, не помнишь? Сто лет назад. Этот «Колдун» шел по всей стране. Какой-то очень странный фильм, где он просто присутствовал в кадре. И хорош же был, однако. А больше не снимался.

- И в чем там суть?

- В чем, в чем… Не помню точно. Но, кажется, речь шла о том, что человек обнаружил и развил в себе сверхспособности до такого уровня, что мог предсказать все варианты будущего - как отдельной личности, так и страны, но сам в конце концов потерял интерес к жизни.

- А любовная история там была?

- Лиз, ну как без любви-то? В том и фишка, что женщина, в которую был влюблен этот колдун, совсем его не любила, а он ничего не мог сделать.

- Экая дичь.

- Нет, слушай, вру. Он мог, но не хотел делать своими магическими средствами. И кончилось все плохо. Ну, дичь, не дичь, а Бернаро там был просто дивный. Я смотрела три раза - и знаешь, на что? Как он ходит, как смотрит. Глаза!

- Да, я заметила: Бернаро – это пластика. Ее не выработать и не сочинить. Дается так, задаром .

Продолжение следует.

Понравился текст? Ставьте лайк, подписывайтесь на мой канал, буду рада новым читателям)) Карта Сбербанк 4276 4900 1853 5700