В тот день, освободив свою страсть, N улизнула из объятий Петра Фектова, выдернула из-под него простыню и направилась к солнечному окну.
— N, ты куда? — спросил Фектов, недовольно морщась от щекотливого приставания колючего шерстяного покрывала к голому телу.
N, не отвечая, распахнула настежь окно и, завернувшись в простыню, высунулась по пояс из окна.
— N, чего ты делаешь? Там все еще холодно, — бурчал Фектов, кутаясь в одеяло, но — в тайне — с наслаждением вдыхая свежий ветер весеннего сквозняка.
— N, ты сейчас распаренная, разгоряченная, вот продует тебя, заболеешь и будешь потом вспоминать, что я тебе говорил, — уже строже проворчал Фектов. N только улыбнулась в ответ, подбирая спадающую простынь.
— Ну, N, ты сама напросилась, — с игривой злостью воскликнул Фектов, вскакивая с кровати. Он схватил N, забросил ее на плечо, закрыл окно и с размаху рухнул вместе с ней обратно на кровать.
— Люблю тебя, дурачок, — шепнула Фектову на ухо N, крепко обнимая его за шею.
Именно этот день вспоминает Фектов в начале каждой весны. Но ему сложно сказать: приятное это воспоминание или нет. День, безусловно, был хороший. N он любил — как никого в жизни. И до сих пор в глубине души он прячет ото всех это чувство. Но, как часто оно бывает, Фектов полюбил N вопреки себе. Они не подходили друг другу. Тот день, вся сцена у окна — были ярким примером и несмываемом напоминанием этого грустного факта. Поначалу это часто выглядело милым. Но чем дольше развивались их отношения, чем серьезней образовывались чувства, тем сцены становились грубее, громче и беспощадней.
В конце концов, они расстались.
Не простынь. Это просто
в первое весеннее тепло.
Не стой мне назло,
обернувшись в простынь
перед открытым окном.
