734 подписчика

Город на Стиксе. Роман. Глава первая. Пленницы свободы. 1

3 июля 20203 июл 2020

16 мин

Густая августовская полночь. Полустанок на границе Кировской и Костромской областей, где никогда не встречаются эти два скорых – из Питера и в Питер, а тут неожиданно встретились: тот, что шел «в», опаздывал часа на три. Я выскочила на перрон глотнуть ночного воздуха и сразу наткнулась взглядом на бодрую тетку из того, опоздавшего, которая весело курила возле своего вагона.

- В Город? - почему-то спросила тетка.

- В Город, - ответила я.

- Из Питера?

- Из Питера.

- Надолго?

- Насовсем.

- Да-а-а.

Тетка помолчала и, проигнорировав просьбу проводницы поторопиться, так как стоянка будет сокращена, вытянула шею в надежде что-то рассмотреть в моем лице:

- Ты, деушка, была в этом Городе-то?

- Нет, не была. Вот – еду.

Тетка отпрянула и, бросив свой окурок, запричитала на всю станцию:

- Ой, бог с тобой, ворачивайся сразу! Не сможешь ты там, ой, не сможешь! Лучше воротись!

Шел 1995-й, последний год, когда человеческими жизнями командовало вузовское распределение.

Глава первая

Пленницы свободы

- …А дальше? – спросила Жанна, подавшись вперед, как та тетка на полустанке. – Нет, погоди, схожу за чаем и позову Галку.

Мы сидели в редакции и все не могли собраться с силами, чтобы оторваться от места и выйти из здания, то есть оказаться лицом к лицу с грядущими выходными, которые не сулили ничего интересного. Предлог для задержки имелся: жара. Но жара начинала спадать, пирамидальные тополя, весьма кстати посаженные возле Дома печати лет сорок назад, заострились и приобрели лиловый оттенок, а мы не могли двинуться, словно нас пригвоздили.

Впорхнула довольная Галка: дописала проблемный материал! Вернулась огорченная Жанна: чая, конечно, не оказалось. Что вы хотите – пятница, конец рабочего дня, редакционный буфет давным-давно закрылся. Пришлось бежать на площадь. Но проволочка во времени оказалась скомпенсирована горячими пончиками и ледяным мороженым, что означало только одно: домой мы попадем не скоро. Да и куда спешить нам, незамужним девушкам под тридцать, каждую минуту готовым встретить свою судьбу, которая, однако, не спешит?

А дальше… Что же было дальше? Однако интересно вспоминать обо всем этом сейчас, пять лет спустя. Дальше я плакала - с перерывами на сон и чтение «Былого и дум» Герцена А.И.

Герцен, как известно, тоже был когда-то сослан в Город и возненавидел его сразу же - точно так же, как я, и подсознательно выражал свой протест тем, что все время гулял по неказистым грязным улочкам. «Провинциалы не любят платонических гуляний», – ворчал ссыльный Герцен. Вот и я то и дело норовила улизнуть из неуютной съемной квартиры, которая сжимала, как тиски, давила на меня со всех сторон.

Я жила в спальном районе, и, чтобы добраться до центра, - меня, как магнитом, тянуло в этот центр, - нужно было пройти весь микрорайон, пересечь пустырь, который одним боком граничил с кладбищем, а другим - с моргом, и, если повезет, выбраться к трамваю. Была, правда, альтернатива: зависнуть на конечной остановке в пяти минутах ходьбы от дома, где теоретически появлялся автобус, но мы с ним никогда не совпадали, и я тащилась через пустырь и морг, что составляло массу неудобств из-за наличия каблуков и отсутствия асфальта. Ладно, хоть маньяки не попадались. В центре принималась гулять, то есть озираться по сторонам в надежде полюбить хоть что-то из этих скудных видов… Дом Грибушина? Дом Мешкова? Собор?

Мне просто не повезло: попади я сюда напрямую из райцентра, все, выражаясь языком масс, было бы в шоколаде. Но в свое время из крохотного городка, где выросла и родилась, я уехала в Ленинград, и случилось непоправимое: точкой отсчета стал он.

- Сменить окно в Европу на ворота в Азию! – смеялась моя вредная соседка.

Злобным эхом ей отзывалось областное радио с утренними новостями, которые молотком стучали в моей голове: в Осе, Косе, Барде, Куеде температура минус сорок, в Сиве, Ныробе, Гайнах – сорок пять - сорок восемь… Прошел год, пока я начала различать эти тарабарские названия.

С русским языком, на котором говорили местные жители, дело обстояло еще хуже. Интонационные конструкции здесь таковы, что первая часть фразы быстро прожевывается, а конец долго поется-вопрошается. Ударения в словах, мягко говоря, произвольные. Ну и, естественно, основная масса людей не подозревает о существовании слова «класть» - говорит «ложить».

…Мою историю о покорении Города Жанна и Галка знают наизусть. И как я два года зачем-то ходила на службу, где, оказалось, меня никто не ждал. Как безуспешно пыталась объясниться с городскими продавщицами, как раз в полгода переезжала, стараясь обустроиться и найти себе место хотя бы географически. Как в полном отчаянии появилась на пороге редакции «Городских ведомостей», которые спасли меня в буквальном смысле слова.

И вот уже полтора года Жанна, Галка и я сидим рядом: мы с Жанной в отделе новостей, Галка - за стенкой, в отделе социальных проблем. Пишем на актуальные темы и занимаемся тем, чем все люди на свете: пытаемся занять себя, насытить и устроить свою жизнь.

Пока это выходит плохо.

Родившейся и выросшей в спальном районе Города Жанне Фрониус (вообще-то она Фролова, псевдоним пришлось взять для выразительности акустического образа) повезло куда больше, чем мне: она училась в Свердловске-Екатеринбурге, который, как известно, стал столицей Урала только после Октябрьского переворота, а до того был уездным городом. Так что ей все равно: Город, Свердловск… Ну, а то, что она в очередной раз пытается примерить на себя мой первый ужас от ее малой родины, говорит только о том, что у Жанны опять драма.

- Не звонит? – спрашиваю я.

- Не звонит.

И вот так всегда.

Своими драмами Жанна ставит нас в тупик. Уж если не звонят ей, длинноногой и белокурой, с неподражаемым чувством юмора и «Тойотой-Королой» в активе, на что рассчитывать нам с Галиной - небелокурым, недлинноногим и без «корол»? Правда, у Жанки позиция, выплавленная в горниле трехлетнего междоусобного брака с блестящим тележурналистом Эдуардом Мытарским, который ради нее бросил жену и детей, ну, а потом, разумеется, бросил Жанну - ради смены декораций и юной московской модели.

- Брак, - декларирует Жанка, - не должен добавлять новых проблем, брак призван решать старые.

Ну, а старые - это все та же песня о главном: отсутствие денег, квартиры и, конечно, Мытарский, ради которого она просто обязана выйти за олигарха. Олигархов здесь нет в помине, но солидные люди встречаются.

Вот поэтому Жанка в редакции. Вот поэтому пишет не о культуре, как я, и не о медицине-школе, как Томина, а о проблемах многострадальной городской экономики, которые, разумеется, лучше всего известны первым лицам флагманов машиностроения, ну и, конечно, банкирам. Возникшим как черт из табакерки банкирам она, последняя пионерка, доверяет примерно так, как бывшему мужу. С директорами и вовсе беда. Пока предполагаемый герой выплывет на этом флагмане да завоюет нужный чин, жизнь имеет обыкновение заканчиваться, да и вакантного места жены с ним рядом как-то не наблюдается. Остаются некрупные бизнесмены…

- Да, Лиза! – внушает она мне. - Конкуренция – огромная: каждый год подрастает армия юных и ловких девиц. Но если устройством личной жизни заниматься регулярно и грамотно - как обменом квартиры! - то шансы возрастают резко.

Меньше всего Фрониус пытается убедить в этом нас. Начитавшись психологических книжек для неустроенных женщин, Жанка раззадоривает, раскачивает себя и пространство, сотрясая его энергией убеждения. Томина советует ей поступить на сцену.

- И зачем тебе эти дядьки с толстыми животами? - наставляет Галина. – Потенции ноль, наследников тьма.

- А при чем тут наследники-то?

- Да при том, что хоронить его тебе придется. Продолжительность жизни российского мужчины – пятьдесят девять лет, что на двадцать лет меньше, чем у европейского. Я вообще сомневаюсь, стоит ли с нашими связываться…

- Ну, не связывайся, ищи европейского.

- Я не могу, ты же знаешь, Жанетта.

Галя и в самом деле не может. Галя – поздний ребенок, ее родителям под восемьдесят, она прикована к Городу, к этой газете, что ее не только не мучает, но даже как-то ограждает от ярких и мучительных надежд: чего и рыпаться, раз система координат неизменна?

«Рыпается» из нас троих одна Фрониус. Мы с Галей рассматриваем подворачивающиеся варианты. Гуманная Томина, воспитанная исключительно на литературных образцах, где принца велено разглядеть именно в квазимодо (и чем страшнее этот квазимодо, тем лучше), – все варианты подряд. Я – в соответствии с личными тараканами в голове, недостатка в которых пока не испытываю (например, мне важна длина ног, а не только правильные ударения), так что свадебную фату я примерю не скоро.

Выпускница философского факультета Галина Томина с моей позицией не согласна: тараканы тараканами, а закон о переходе количества в качество никто не отменял.

И действительно, на пять-шесть ее маргинальных поклонников приходится один ликвидный, но до полного взаимопонимания дело пока не доходит: видимо, недостаток в количестве, то есть в критической массе. Как уверяет философ Томина, в этом столько же плюсов, сколько и минусов, и она, в отличие от Жанны, перебои с кандидатами в спутники жизни заполняет ударным трудом на благо газеты, которую с устройством личной жизни никак не связывает. Впрочем, они и во внешности антиподы: подстриженная под Сафонову в «Зимней вишне» невысокая плотная Галка легко бы потерялась в блеске Жанны, если бы не одно обстоятельство - лучистый взгляд и обращённое к миру подлинное любопытство, сыграть которое нельзя.

Воля ваша, но гордое одиночество Томиной нас с Фрониус тоже ставит в тупик.

И сегодня терпение Жанны закончилось.

- Все, - сказала она после чая, - пишем письмо, потому что дальше так продолжаться не может.

- Жанн, какие письма, седьмой же час, - начала было Галя, но, не удостоенная ответом, продолжала следить за моноспектаклем в исполнении Фрониус, которая достала чистый лист и начала старательно выводить фразы, проговаривая вслух каждое слово:

- Итак. Куда? В небесную канцелярию. Кому? Господу Богу…

Жанка задумалась, посмотрела в окно, словно строчила по заданию ответсека «сто острых строчек» в номер, и сочинила текст:

- «Срочно требуются три мужа товарного вида и возраста. Галке - доктор технических наук, мне - нефтяной магнат, Лизавете - бизнесмен-петербуржец». - Выдержав паузу, уточнила: - Свадьбы происходят именно в этом порядке, по старшинству. Галке у нас тридцать один, мне - тридцать, Лизавете – двадцать девять. Все, значит, справедливо. Справедливо?

- А стиль почему телеграфный? - обиделась Галя.

- Почему, почему… Он так лучше поймет. - И, пробежав письмо еще раз, удовлетворенно кивнула: - Так лучше. Этих посланий туда знаешь, сколько каждый день уходит? Да просто тонны мегабайт. А связь нарушена, он занят, дел по горло. Изложить важно суть, ну и крикнуть погромче. Понятно?

- Где кричать будем? – оживилась я. - Не на площади?

- На площади - оно, конечно, лучше, - снова сосредоточилась Фрониус. - Но… рядом с офисом…Нет, это вряд ли. Да хоть бы вот – на набережной. А?

- На набережной?!. Ты это серьезно? – Я представила изуродованно-запущенную, всю в пивных точках набережную, где всегда толпы народа, и идея мне не понравилась.

- Ну, а где же еще? Ты понимаешь… А! Ты не понимаешь, Лиза. Вы все не понимаете. Вам лень. А жизнь проходит. Да, жизнь прошла, как тетка в магазин.

- Ну, не прошла еще, – затрепетала Галка.

- Пока. Но надо успевать. Нет - не хотите, не кричите. Я одна.

- Ты что, серьезно?

- Я серьезно. И если вы незнакомы с бестселлерами парапсихологической мысли, то вам повезло, что у вас есть я. И первый ее постулат гласит, что цель должна быть проговорена многократно, публично.

- А можно без публики?

- Без публики нельзя. Потому что когда вы кричите это на людях, вы испытываете стресс, сознание частично отключается, и тогда ваша цель-утверждение записывается там, где нужно - в подсознании. И оно запускает программу реализации… Как же вы мне надоели-то!

После развода с Мытарским, которого бедной Жанне пришлось отдирать от себя вместе с кожей и мясом, она раза три посетила семинар «Женские раны» - не прогорающее в нашей стране предприятие, - обзавелась там кучей знаний, чтобы использовать по назначению.

Самое удивительное, что Жанкины пассы работают, то есть желания, в общем, сбываются (к примеру, «Тойота», кредит за которую на две трети был погашен чудом, то есть взаимозачетом в виде написанных рукой Фрониус рекламных статей). Все, кроме одного - про солидного мужа.

- Блокируется завышенной значимостью, - объяснила она и, чтобы разблокировать ситуацию, решила подключить и нас: - Значит, публика - это условие первое. Есть и второе: количество, Галка права. И мы должны создать поток из женихов, который вместе с тоннами песка нам вынесет алмазы.

Пламенная Жанкина речь была прервана шумным появлением Михаэля Гаврикова, кстати сказать, единственного на сегодняшний день жениха нашего, в основном мужского, редакционного коллектива. Женихом, к своему «полтиннику» малость помятый, но еще товарный, несмотря на протез, Гавриков являлся де-юре по причине расторгнутых в прежние годы то ли пяти, то ли шести браков. Де-факто же дома его ждала тридцатилетняя бухгалтерша Татьяна, о которой он всем рассказывал и к которой никогда не спешил.

- Сигарет не найдется? – спросил Михаэль и, со вздохом отказавшись от Жанкиных «Вог», поковылял в свой отдел криминальных расследований, где за распахнутой дверью на пару секунд обнаружилась едва ли не вся мужская часть «Городских ведомостей».

Вот так-то, дорогие девушки, вот так-то… Мы не спешим домой по причине отсутствия там мужей. Они - по причине наличия в этих домах жен. Такое вот единодушие.

Проводив спину Гаврикова скорбным взглядом, Жанка подвела итог затянувшегося пятничного вечера:

- Значит, так: в три, в воскресенье. Сбор возле галереи.

И чтобы мы с Томиной не вздумали развести прения на эту тему, в два счета собралась и, уже исчезая, засверлила меня своими мастерски накрашенными очами:

- Нет, Лиз, я все-таки не понимаю: ну, ты-то что забыла в этом Городе?!

* * *

Я вышла в пустой редакционный коридор, который так удачно заканчивается-нависает над Егошихинским логом, и попыталась нащупать линию горизонта. Июльское солнце уплывало за Каму, розово-рыжие тучи стремились к воде, и, как всегда в это время, Город примерял одну из самых безобидных своих масок: драпировался зеленью и красками, манил вечерними огнями, обещал забавы. Линия горизонта совпадала с железнодорожным мостом через Каму, где в слабой матовой дымке начинался Город-off, а там - дорога на запад, «в Москву! в Москву!», неизменный рефрен жизни Города-in, мимоходом уловленный и сформулированный тем самым доктором в той самой пьесе. Но, в отличие от тех самых сестер, мне известно: в действительности ни моста, ни пути, ни даже Москвы - нет.

Есть странный, многослойный, асимметричный и закрытый Город - ворота в Азию, но еще больше - в собственную реальность, где все размыто и неясно, где не действуют, где всё время меняются правила, и непонятно, где игра, где жизнь, где одни миражи и обманы и нужно быть настороже. Все время. Эта привычка – вслушиваться, вглядываться - ощущать Город у меня возникла давно, в первый год здешней жизни.

Точно так же он всматривается в меня и, словно в насмешку, меняет свои маски. Многие мне известны. И именно эта бутафорская пасторальность лежащей у моих ног картинки тревожит и настораживает, я ловлю, угадываю невнятную нотку саднящего предчувствия, разлитую в этом расслабленном времени-месте.

Жанна права: нужно было бежать. Бежать, подобравши юбки и в тот же день, бежать из этого убежища ссыльных и ссыльно-каторжных, пока он не увлек, не заставил играть в свои игры. Поздно. Он, этот город, со своими странностями: одних выталкивает, гонит, других засасывает, как трясина. В отличие от мегастолиц он нуждается в людях; я чувствую: меня не отпускают, не пускают… И я завидую Герцену, который изначально знал свой срок.

Срок моей ссылки мне неизвестен, и я занимаю себя, как могу: пишу статьи о том, что происходит и не происходит. Не происходит ничего, но действительность, вычлененная таким образом из контекста и переведенная в литературно-эстетическую категорию, как известно, меняет свою природу.

И сейчас она мне не нравится. Необъяснимое и неоправданное ощущение чего-то ужасного, а главное - неотвратимого, пронизывает и уродует городской ландшафт. И жуткая какая тишина, так не бывает. Еще ничего не случилось, не началось, но все уже произошло, все решено, и нездешний, жутковатый план предстоящих событий явственно проступил сквозь реальный.

Только что это? Что?

Быстро перебрав в уме события-фразы-звонки ближайших дней и не обнаружив в них ничего предостерегающе тревожного, я повернулась, чтобы уйти, но вдруг остановилась, скованная страхом. Привычно–стандартный коридор редакции, по которому всегда снуют люди, сейчас был гол и гулок – исчезли все, а я и не заметила. Казалось, его пространство было расчерчено сотней невидимых нитей, в которых легко запутаться. Метров семь отделяли меня от своего кабинета, но я была не в силах сделать шаг. Примерно так же в детстве я боялась темноты, и было сущим наказанием идти через всю комнату, чтобы выключить свет, а затем нестись до кровати, в ужасе ожидая, что кто-то непременно схватит и утащит… Темноты я давно не страшусь, но сейчас все мое существо запрещало мне это движение.

Вдохнув поглубже и зачем-то сосчитав до десяти, я все же шагнула к дверям и вздрогнула от внезапного шума и крика:

- Стоять, не двигаться! За спину руки!

Двое парней в камуфляже, в которых я без труда опознала охранников Дома печати, выскочили из недр черной лестницы и в один прыжок оказались передо мной:

- Лиза?! Тьфу ты, чесслово! Что вы здесь делаете, Лиза?

- Работаю. А вы?

- И мы. Какой-то идиот, уходя, поставил ваш этаж на сигнализацию, она на вас и сыграла. Хорошо, что не взяли собаку. Давайте, собирайтесь, мы проводим.

Не заставляя себя долго уговаривать, я побросала в сумку диктофон и ручки. Выскочив в духоту вечера под надзором двух крепких охранников и оказавшись на твердом асфальте, я успокоилась и изумилась: снизу картина мира была совершенно иной - простой и внятной, без ядовитых флюидов тревоги и всяких там предчувствий.

Я не верила ей ни секунды.

Понравился текст? Ставьте лайк, подписывайтесь на мой канал, буду рада новым читателям)) Карта Сбербанк 4276 4900 1853 5700