Второй конгресс Коминтерна, проходивший с 19 июля по 7 августа 1920 г. и утвердивший организационные принципы мирового коммунистического движения, необходимым пунктом включил в повестку вопрос об отношении к парламентаризму. Проблема отношения коммунистического движения к парламентаризму стояла еще в период деятельности I Интернационала, и ее решение состояло преимущественно в использовании парламента как средства политической агитации. После революционных трансформаций 1917–1918 гг., когда в России утвердилась диктатура Советов, а в некоторых странах – Германии, Венгрии, Финляндии на краткий срок оказались у власти левые правительства, позиция в отношении парламента существенно изменяется. Следует отметить, что большевики признавали, что это происходит не столько под воздействием идеологических конструктов, сколько является следствием динамики и реальных условий функционирования политического процесса. В документах Второго конгресса отмечается: «Это отношение изменилось не под влиянием доктрины, но под влиянием хода политического развития… и далее: отношение III Интернационала к парламентаризму определяется не новой доктриной, а изменением роли самого парламентаризма»1.
Как же, с точки зрения участников второго конгресса, изменилась роль парламента в новых условиях? Если ранее за парламентом признавалась некоторая возможность выполнять позитивные функции и выступать в качестве публичной площадки для конструктивного взаимодействия различных политических сил и организаций, в том числе и левых, а участие в законодательных инициативах рассматривалось с позиции развития классового самосознания, то в новой политической ситуации парламент стал исключительно инструментом защиты интересов правящей элиты, а «парламентские реформы, лишенные систематичности, прочности и планомерности, теряют всякое практическое значение для трудящихся масс»2.
Происходила также адаптация и модификация парламентской тактики социал-демократических партий к запросам официальной законодательной деятельности, когда планомерная работа в этом органе власти приводила не только к ограничениям политических требований задачами программы-минимум и фактическому отказу от ленинской программы-максимум, но и приводило к постепенному отходу от реализации интересов рабочего класса.
Часть европейских социалистов, хотя и склонялась к коммунистической доктрине, тем не менее критически относилась к революции как методу достижения политических целей, заключая в случае необходимости компромиссы и соглашаясь на коалиции.
В отличие от оппонентов, делегаты второго конгресса полагали, что парламент исчерпал свой прогрессивный потенциал и переродился в орган, имитирующего демократический процесс и создающий опору для поддержания капитализма. Констатируемое состояние парламентской демократии оценивалось как критическое, и из этого делался вывод о нестабильности политических систем в странах с капиталистическим устройством. Давление обстоятельств подталкивало членов Коминтерна к сомнению в легальных способах реализации левых программ и способствовало поиску новой тактики взаимодействия с демократическими институтами. Такой тактикой стал «новый парламентаризм, отвечавший тем вызовам, которые стали перед мировым коммунистическим движением и национальными компартиями.
Рассматривая обновленную тактику в контексте сложившейся международной обстановки, необходимо признать, что ее разработка была вызвана, прежде всего, объективными факторами. К ним следует отнести: постепенную стабилизацию международной политической системы, вызванную Первой мировой войной и достигнутую в процессе версальских договоренностей, а также приход к власти реформистских правительств в целом ряде европейских стран, которые не только способствовали снижению революционной волны, но и в критический момент отказались от поддержки революционного пути преобразований.
Как отмечалось на пленарном заседании 23 июля, где третьим обсуждался вопрос о парламентаризме: «Нам не нужны такие парламентские фракции, как в Германии и Италии, которые, мы доподлинно знаем это, – в самый критический момент либо встанут на сторону буржуазии, либо будут сидеть между двух стульев и саботировать нашу борьбу»3. Дополнительным объективным фактором, влиявшим на изменение тактики взаимодействия с законодательными структурами других стран стало создание большевистским правительством принципиально новой модели государственного управления в форме советов, функционировавшей на 1/6 части света, а также образованием в марте 1919 г. обновленной международной структуры рабочего движения – III Коммунистического Интернационала, «конечной целью которого является замена мирового капиталистического хозяйства мировой системой коммунизма»4 и для которой идеологема мировой революции имела перспективу для реализации.
Естественно, что такая комбинация объективных факторов не могла не повлиять на трансформацию методов взаимодействия с демократическими институтами, учитывая тот факт Коминтерн создавался в противовес реформистскому Второму интернационалу для распространения и утверждения марксистской концепции пролетарского интернационализма.
К субъективным факторам, способствующим пересмотру взаимодействия с демократическими институтами, следует отнести стратегические установки вождей большевизма, прежде всего Ленина, Троцкого и Зиновьева, которые понимали, что сотрудничество с социал-демократией является скорее угрозой для мировой победы коммунизма и создания международной советской республики. В частности, в работах Ленина того периода «Второй конгресс Коммунистического Интернационала», «О борьбе внутри Итальянской социалистической партии», «Письмо к немецким и французским рабочим» признавался в создавшихся условиях глубокий раскол среди западно-европейского рабочего класса и его неготовность к установлению диктатуры пролетариата и революционным преобразованиям советского типа.
В качестве аргумента показательна работа «О задачах III Интернационала», написанной в полемике с лидером британской «Независимой рабочей партии» Рамсеем Макдональдом еще в июле 1919 г., где Ленин критикует оппонентов не только за оппортунизм, но и настаивает на необходимости поляризации с подобными политическими силами. «С такими людьми раскол необходим и неизбежен, ибо нельзя совершать социалистической революции рука об руку с теми, кто тянет сторону буржуазии»5. В работе «Тезисы об основных задачах второго конгресса Коминтерна», написанной 4 июля 1920 года перед началом его работы и распространенной среди участников конгресса, излагались как стратегические взгляды вождя большевиков на международное положение и мировое коммунистическое движение, так и затрагивался вопрос о новых методах взаимодействия с различными политическими силами на парламентском уровне.
Вместе с тем необходимо отметить, что столь существенные изменения в политическом поле после отрицательного опыта революций в Германии, Венгрии и других странах, динамика изменений в программных установках лидеров большевизма не привели к пересмотру идеологемы мировой революции, ее «призрак» продолжает «бродить» среди вождей и участников Коминтерна. Данному явлению возможно найти объяснение в суждениях историка А.Ю. Ватлина «Коминтерн: Идеи, решения, судьбы»: «Советская Россия оставалась единственным бастионом мировой революции. Тот факт, что большевики смогли не только завоевать, но и удержать власть, вел их лидеров к абсолютизации собственного политического опыта»6. Действительно, руководство советской республики в целом рассматривало свои эксперименты в построении коммунистического общества и тотальную деконструкцию государственных отношений как успех и отказываться от революционного транзита полученного опыта на другие страны оно не собиралось.
Делая промежуточные выводы о соотношении объективных и субъективных факторов, повлиявших на изменения в парламентской тактике коммунистических сил, следует зафиксировать, что они в сумме и в различных комбинациях обуславливали смену тактики «старого» реформистского пар ламентаризма на тактику «нового» революционного, приоритетной и конечной задачей которого стало уничтожение парламентаризма в целом как политического инструмента и создание на его основе новых органов власти, аналогичных советам, «поэтому непосредственная историческая задача рабочего класса состоит в том, чтобы вырвать эти аппараты из рук господствующих классов, сломать их, уничтожить и создать на их месте новые органы пролетарской власти»7.
Из чего же исходила и как выстраивалась тактика взаимодействия коммунистов с представительными органами власти в новых политических условиях? Что собой представлял «новый парламентаризм»? Позиционируя в качестве исходного тезис о классовой борьбе как борьбе политической, большевики допускали различные формы и методы этой борьбы. В этой связи парламентский метод рассматривался, с одной стороны, как составная ее часть, но, с другой стороны, являлся вспомогательным, «подсобным» средством в сравнении с массовыми выступлениями, в которых должен был выполнять организующую роль. Такой подход к парламенту исходил, прежде всего, из простой максимы о том, что «центр тяжести» борьбы за государственную власть находится во внепарламентских формах. Коммунистическая партия свою стратегическую цель и миссию в парламенте формулировала достаточно радикально: «для того, чтобы из недр парламента помочь массам взорвать государственную машину буржуазии и сам парламент изнутри»8. При этом коминтерновцы ссылались на разнообразные прецеденты реализации, по их мнению, этой миссии – деятельность большевиков в Государственной Думе, в «Демократическом совещании», в «предпарламенте» Керенского, в «Учредительном собрании», а также Либкнехта в Германии и болгарских коммунистов в городских думах. Насколько подобные факты соответствовали радикализму цели и произошло ли действительно так, – другой вопрос.
Далее, анатомируя тактику «нового парламентаризма, нужно отметить, что помимо организующей функции, как и в предыдущих Интернационалах, парламент мог выполнить, особенно в ходе избирательных кампаний, пропагандистскую функцию для вовлечения в политическую активность и революционное движение аморфных социальных групп. Коммунистическая партия в тактике «нового парламентаризма» на Втором конгрессе рассматривала сценарий получения большинства в парламенте на основе процедуры плебисцита. В случае его реализации, она должна была стать революционной оппозицией центральной власти, критиковать проводимую ею политику, оказывать содействие населению в защите их интересов, стремиться к замене органов местного самоуправления местными советами рабочих депутатов.
Вместе с тем была разработана подробная инструкция, предписывающая и даже, по мнению создателей, гарантирующая реализацию тактики «революционного парламентаризма». Ее анализ дает возможность понять особенности и фундаментальные положения этой тактики. В чем же состояли ее ключевые пункты, позволяющие объяснить принципиальные изменения во взаимодействии с официальными демократическими структурами? Во-первых, видоизменился подход к кадровой политике, состоящий, прежде всего, в качественно ином выборе социального состава парламентской фракции не только на стадии ее работы в официальных органах власти, но и в период предвыборной кампании. Кадры должны были набираться не из профессиональных парламентариев, к числу которых, прежде всего, относились адвокаты, юристы, а из рабочих, пусть и не имеющих достаточной квалификации для выполнения подобной роли, тем не менее способных обучиться, по мнению авторов предписаний, парламентской работе.
Ответственность за подбор кадров, их идеологическую благонадежность, что являлось гораздо более значимым маркером отбора для деятельности в парламенте, чем профессионализм, а также чистку от карьерных и реформистских элементов возлагалась на ЦК. Нужно отметить, что контроль за кадрами имел всесторонний, даже тоталитарный характер и доходил до того, что каждый кандидат обязывался не только предоставлять на рассмотрение ЦК тексты парламентских речей, но и должен был давать расписку о готовности сдать депутатский мандат в случае требования ЦК. Такой подход диктовался культом железной дисциплины и идеологическими установками обостряющейся гражданской войны и необходимости реализации проекта мировой революции в условиях капиталистического окружения. Во-вторых, за ЦК полностью закреплялась функция организация деятельности парламентской фракции после выборов, включая утверждение председателя, президиума парламентской фракции и ее работы: «По всем важнейшим политическим вопросам парламентская фракция обязана испрашивать предварительные директивы от ЦК партии»9.
Такой подход к коммунистической фракции позволял установить четкую субординацию и вертикаль между парламентскими структурами и партийными, а также поставить деятельность фракции под контроль высших органов партии. В-третьих, стоит отметить изменение в функционале депутатов-коммунистов, которым предписывалось «соединять легальную работу с нелегальной»10 и использовать депутатскую неприкосновенность для содействия «неформальной» работе партии.
Это предписание напрямую пересекается с ленинскими тезисом о том, что «надо соединять легальную и нелегальную работу. Этому учили большевики всегда и особенно настойчиво во время войны 1914–1918 годов»11. Формальная работа депутата по разработке и внесению законопроектов в официальных органах власти скорее должна была преследовать цель агитации и пропаганды. «Каждый коммунист-депутат парламента обязан помнить, что он является не “законодателем”, который должен искать соглашения с другими законодателями, а агитатором, посланным в стан врагов, для того, чтобы проводить решения партии»12. Также парламентская активность направлялась на критику противников коммунистической идеологии.
Учитывая подчиненный характер парламентской работы перед внепарламентской, депутаты-коммунисты должны были выступать в качестве организаторов и лидеров массовых выступлений, устанавливать плотные и широкие контакты со сторонниками, тем самым расширяя социальную базу и узнаваемость партии. Здесь необходимым компонентом агитационной работы должна была стать доступность и понятность лозунгов, речей, программы для представителей самых разных социальных слоев.
Следует отметить, что тактика «нового парламентаризма» органично вписывалась и пересекалась с содержанием пунктов фундаментального решения, принятого и утвержденного в документе на втором конгрессе 30 июля 1920 г. – это известные «21 условие приема в коммунистический Интернационал». Его принятию содействовал тот факт, что в III Интернационал регулярно обращались партии, включенные в состав II Интернационала и стремящиеся примкнуть к обновленной и более централизованной структуре.
При этом данные партии не стояли определенно на коммунистической платформе и скорее стремились за счет ресурса Коминтерна обрести автономный статус в политическом процессе, проводя по-прежнему парламентскую тактику компромиссов и соглашений. Это относилось и к крупным партиям Италии, Норвегии, Швеции и Югославии, придерживавшихся коммунистической идеологии, тем не менее по своему кадровому составу достаточно неоднородных и содержащих существенные и влиятельные реформистские, социал-пацифистские силы, способные в критический момент дискредитировать коммунистических лидеров и обнулить революционный потенциал масс.
Участники второго конгресса помнили и учитывали отрицательные опыты Баварской и Венгерской Советских республик, когда договорная политика парламентского типа привела к падению этих режимов. Угроза размывания политики III Интернационала политическими объединениями, готовыми преимущественно к конституционно-парламентской политике в рамках существующих западных политических систем и не способными последовательно отстаивать коммунистические принципы привела к созданию конкретных критериев отбора в Коминтерн. Прежде всего это касалось кадрового состава парламентских фракций профсоюзов, муниципалитетов, откуда должны были устраняться активисты, стоящие на реформистских и центристских позициях и заменяться надежными коммунистами.
Инструкция по революционному парламентаризму коррелируется со вторым пунктом «21 условия», фактически уточняя и дополняя его в отношении к законодательным органам власти. «В тех странах, в которых в парламентскую фракцию коммунистов уже успели проникнуть реформистские, полуреформистские и просто карьерные элементы (а это произошло уже в некоторых странах), ЦК коммунистических партий обязаны произвести радикальную чистку личного состава фракции, исходя из того принципа, что для дела рабочего класса гораздо полезнее иметь небольшую, но действительно коммунистическую фракцию, чем фракцию многочисленную без выдержанной коммунистической линии»13.
Затем, также связанное с кадровым вопросом 11 условие, где всем партиям, добивающимся вступления в Коминтерн предписывалась фильтрация состава фракций и их подчинение центральному комитету партии, что должно было обеспечить централизацию в управлении всеми легальными и нелегальными структурами, связанными с компартией. «Партии, желающие принадлежать к III Интернационалу, обязаны пересмотреть личный состав своих парламентских фракций, удалить из них ненадежные элементы, подчинить эти фракции не на словах, а на деле ЦК партий, требовать от каждого парламентария-коммуниста, чтобы он подчинял всю свою деятельность интересам действительно революционной пропаганды и агитации»14.
Итак, подводя итоги и резюмируя ответ на вопрос об отношении коммунистических партий к парламенту на втором конгрессе Коминтерна и содержание тактики «революционного» парламентаризма, необходимо сказать, что ее пункты содержат конкретные действия для коммунистической фракции в целом и отельных депутатов-коммунистов как в предвыборный, так и послевыборный период, т. е. охватывают, говоря современным языком, весь электоральный цикл.
Тактика «нового парламентаризма», хотя напрямую и не признавала, но исходила из доктринальных положений коммунистической идеологии, отрицавшей парламент как перспективную и эффективную форму государственного управления: «Парламентаризм как государственная система стал “демократической” формой господства буржуазии, нуждающейся, на определенной ступени развития, в фикции народного представительства, которое по внешности составляет организацию внеклассовой “народной воли”, по существу же является орудием подавления и угнетения в руках господствующего капитала»15.
Тем не менее идеологически обусловленное отношение к парламенту не приводило коммунистические силы к принципиальному «антипарламентаризму», т. е. категорическому отказу от участия в выборах в представительные органы власти в конкретной политической ситуации. В тех странах, где имелись демократические институты, признавалась необходимость работы как в центральном парламенте, так и в органах местного самоуправления.
Особенностью работы должно было стать сочетание депутатами-коммунистами легальных методов работы с нелегальными и перенесение центра тяжести политической борьбы на внепарламентский уровень.
Таким образом, тактика «революционного парламентаризма», разработанная и принятая на Втором конгрессе Коминтерна, явилась механизмом адаптации коммунистического движения к стабильно функционирующим институтам демократии и ответом на вызовы, стоявшие перед советской системой.
Ермаков Вадим Андреевич, к.и.н.
(Московский государственный областной университет)