В последние месяцы общество столкнулось с кризисом, который коснулся каждого. Катя Киселева, автор канала «Кино Кукуруза», попыталась разобраться, как коллективный страх вируса и связанных с ним проблем отразится на новых фильмах ужасов. Какие появятся сюжеты и помогут ли хорроры справиться со страхами, вызванными эпидемией?
Материал подготовлен в рамках совместного проекта Яндекс.Дзена и Esquire.
Почему хорроры пугают нас, но мы все равно их смотрим
В своем исследовании психолог Гленн Д. Уолтерс выделяет три основные фактора, почему хорроры популярны.
- Кинематографисты при помощи разных приемов манипулируют эмоциями зрителей: заставляют нас ощутить саспенс, ужас, шок и огромное напряжение.
- Есть универсальные темы, которые раскрываются именно в этом жанре: страх смерти, социальные, культурные и религиозные явления в обществе, рефлексия на тему войны и других травматических событий.
- Мы испытываем глубокие эмоции в безопасном формате, когда в любой момент можно выключить фильм или осознать нереалистичность происходящего.
При просмотре фильмов ужасов нас охватывает страх трех разных уровней. Первый — скорее отвращение, когда на экране показывают нечто омерзительное. Второй — страх олицетворенный, когда на экране возникает некое воплощение этого страха. Например, Фредди Крюгер в серии фильмов «Кошмар на улице Вязов».
А третий, самый страшный уровень — когда монстр вообще не появляется на экране. Зритель самостоятельно додумывает образ этого зла.
Зигфрид Кракауэр, немецкий теоретик кинематографа, в своей работе Theory of Film. The Redemption of Physical Reality (1960) проводит аналогию между кино и древнегреческим мифом о Персее и горгоне Медузе. Чтобы избежать смертельного взгляда монстра, Персей использует свой щит как зеркало. Так и фильмы служат своеобразным щитом, защитой от ужасов реальности. Хоррор помогает увидеть и пережить эти страхи, а не трепетать перед ними всю жизнь.
Социальная повестка в хоррорах
В последние годы появляется все больше «ужастиков», где режиссеры пытаются осмыслить самые актуальные страхи и проблемы общества.
Например, фильм Ари Астера «Солнцестояние» 2019 года. Сюжет в нем завязан на семейной драме, но это не главная тема повествования. Можно ли увидеть в фильме подтекст о глобальном потеплении? Или о неравноправном положении мужчин и женщин в современном обществе?
→ Подробный обзор на «Солнцестояние» можно прочитать на моем канале
Или «Диббук» (2019) — хоррор режиссера Кита Томаса про молодого еврея, который соглашается всю ночь читать молитвы над телом умершего. Ночные ужасы становятся для героя терапией, которая помогает ему преодолеть чувство вины за то, что он не смог защитить своего брата от антисемитов.
А в хорроре «Человек-невидимка» (2020) Ли Уоннелл помещает женщину в центр повествования, чтобы помочь зрителю осмыслить проблемы домашнего насилия.
Кинематографисты пытаются вдохнуть вторую жизнь в классические фильмы ужасов. Например, большой удачей стал фильм «Человек-невидимка» (2020) с потрясающей Элизабет Мосс в главной роли или любопытное продолжение легендарного «Сияния», лента «Доктор Сон».
→ О предстоящих адаптациях классических хорроров и волшебной формуле экранного ужаса, найденной в «Человеке-невидимке», подробнее можно прочитать в материале на моем канале
«Черное зеркало» в реальности: как Covid-19 повлияет на хорроры
Любой кризис в той или иной мере находит свое отражение в фильмах ужасов. Вопрос в том, насколько общество готово смотреть на это отражение.
Кинокритик Esquire Егор Москвитин отмечает, что фильмы ужасов всегда были способом осмысления коллективных страхов. Хорроры показывали ужасы современности задолго до коронавируса:
- Уже в 1922 году в картине Фридриха Вильгельма Мурнау «Носферату, симфония ужаса» проявилась боязнь «иного» и антисемитские мотивы.
- Сюжеты хорроров 1950-х создавались под влиянием опасений атомной войны и вторжения коммунистов. А в 1970-е в фильмах ужасов отразились социальные конфликты. Например, в фильмах «Соломенные псы» (Сэм Пекинпа, 1971) и «Избавление» (Джон Бурмен, 1972) ярко проявляется оппозиция так называемых американских реднеков (жители сельской глубинки США) и хиппи. А в фильме «У холмов есть глаза» (1977) Уэса Крэйвена на обычную семью среднего класса нападают жестокие изверги, не знакомые с цивилизацией.
- «Вторжение похитителей тел» (Филип Кауфман, 1978) и «Нечто» (Джон Карпентер, 1982) — про ужасающего невидимого врага, который порождает страх и паранойю.
- Более поздний пример — картина Джордана Пила «Мы» (2019). Ее можно трактовать как критику очевидного классового неравенства в современных США, формально претендующих на звание одной из самых толерантных стран. И прямо сейчас, когда США охватили протесты против системного расизма Black Lives Matter, мы видим, насколько актуальной оказалась поднятая режиссером проблема.
Так а что же с коронавирусом? Кажется, в посвященных ему хоррорах он найдет отражение тремя разными способами.
Невидимый враг
Представьте невидимого врага, который может атаковать нас в любой момент, а мы даже не можем этого предугадать.
Так, фильм «Тихое место» (Джон Красински, 2018) показывает родителей, которые пытаются защитить своих детей и выжить в постапокалиптическом мире — его захватили агрессивные инопланетные существа, реагирующие на громкие звуки. Образ пришельцев отлично работает в качестве неведомого и жестокого врага, от которого нужно прятаться. Пришельцы, монстры здесь — любое зло, от которого нужно прятать свою семью и близких.
Социальная изоляция
Вирус возрождает страх перед любым живым существом: во время пандемии каждый встреченный человек на улице становится потенциальным переносчиком болезни. Помните популярный сюжет фильмов ужасов, когда кто-то или что-то вторгается в дом героев? Отличный пример — фильм Михаэля Ханеке «Забавные игры», в котором пара психопатов вторгается в дом обычной семьи среднего класса, а зрители вместе с героями испытывают возрастающее ощущение беспомощности и ужаса.
Конечно, страх чужого не обязательно должен выражаться именно во вторжении. Совсем иначе эта тема раскрывается в антирасистском хорроре Джордана Пила «Прочь» (2017) о дискриминации, которая актуальна именно сегодня. А в фильме датского режиссера Дэниэла Боргмана Harpiks (2019) семья живет на отдаленном острове и избегает любых контактов с внешним миром. Почему и от кого прячутся персонажи? Какие ужасы ожидают их за пределами острова?
Средний класс
Вирусы — далеко не новость для человечества. Но когда люди во всем мире по доброй воле запираются у себя дома — это что-то новенькое. Средний класс, несмотря на все доступные ему блага, и даже самые богатые люди точно так же подвержены риску, как и маргинальные слои населения.
Образно об этом уже давно говорят фильмы о вирусах и зомби: оба этих явления тоже поражают людей независимо от размера их банковского счета. Так, в корейском фильме «Поезд в Пусан» (Ён Сан-хо, 2016) мы следили за зомби, атакующими зажиточный класс. А в картине Дэвида Фрейна «Третья волна зомби» зомби-чума поражает Ирландию, но почти всех удается исцелить и вернуть в общество. Фишка в том, что они помнят все, что делали до того, как вылечились. При этом общество категорически против интеграции бывших монстров в обычную жизнь, благодаря чему поднимаются важные проблемы ксенофобии и расизма.
Могут ли зомби стать тем самым образом, который покажет страх перед вирусом? Вполне возможно. Параллель слишком очевидна, к тому же зрители и до карантина с удовольствием смотрели фильмы и сериалы про зомби.
Биопанк и теории заговоров
Естественная реакция людей на подобные вспышки вирусов — это попытка найти хоть какую-то логику в происходящем. Отчасти поэтому возникают теории заговоров, а псевдонаучные мнения распространяются быстрее, чем сам вирус.
По мнению кинокритика Esquire Данила Леховицера, попытка оседлать тему коронавируса уведет хоррор-индустрию к фильмам-пандемиям или биопанку. А точнее, к обновлению этих субжанров:
«Философы, исследующие фильмы ужасов, пишут, что режиссерам надо искать неочевидные художественные и повествовательные решения не в образе монстра. Источником страха может быть невидимость, безличность вируса. В хоррорах о коронавирусе и пандемиях вообще нас будут пугать не мутациями и реками крови, а ужасными последствиями эпидемий. Это может быть и новый вид коммуникации между людьми, и мир, в котором доминируют фармакологические компании».
Тема коронавирусных страхов не исчерпывается приведенными примерами. Возможно, совсем скоро мы увидим антиутопические ужасы о том, как общество меняется навсегда, где вместо правительства выступает совет медиков, а здоровье становится определяющим критерием получения тех или иных благ цивилизации.
Другой вариант — боди-хорроры, связанные со страхом обязательной вакцинации. Вместо потери вкусовых ощущений симптомом болезни может стать потеря другого чувства — например зрения, как в картине 2008 года «Слепота» Фернанду Мейреллиша.
