На прошлой неделе мой испытательный срок в FJC подошёл к концу. Я беспокойно спала, в полудрёме вздрагивая от ударов грядущего увольнения, после работы беспомощно пыталась заблудиться в центральных улочках города, обдумывая всякую алгоритмическую чушь, перестала откровенничать с мужем, а также усиленно заполняла тело выпечкой, будто теперь я сгожусь только в качестве мешка с хлебобулочными припасами. Говоря короче, за неделю до решающих шагов со стороны компании, в моей жизни, кроме количества разговоров, не изменилось ничего.
Наибольший вес в этом волнующем вопросе имел Н. Теперь я в состоянии рассказать о нём подробнее, не ограничившись упоминанием о разного рода отсутствиях (как то: отсутствие у Н. чувства юмора, недостаток живого выражения на лице, неспособность отрегулировать свой голос до комфортной для других громкости). Вот, что у него всё-таки есть: круглые птичьи глаза, подчеркнутые тёмными кругами с одной стороны, и лохматой кромкой бровей — с противоположной; большой нос с легко различимыми порами, мясистым кончиком да несколькими видимыми венками у внешнего края ноздрей; шнурочек губ; растрёпанный ворох волос цвета розовой ржи. Ходит Н. очень ровно, своеобразно шаркая ногами. А сидит всегда как-то сжавшись, скрючившись, будто обнимает себя, либо вообще кладёт голову на руки, склонившись к столу, и разговаривает оттуда. Доверчивый, прямолинейный, любопытный, недооценивающий свои способности — так я бы описала его сейчас. Кофе он пьёт с выдавленной в него долькой лимона или апельсина. На английском общается с презабавным украинским акцентом. В FJC Н. позвал друг, после чего выгорел и ушёл, так что Н. остался один. С людьми он сходится тяжело. Всё первое время мне казалось, что помимо требований, заявленных в вакансии, я обязана «подходить» под шаблон, который придумал Н. для идеального напарника. Соответственно, пришлось учиться не только работать, но и работать конкретно с этим человеком; узнавать, как максимально удовлетворить Н. без ущерба собственному одиночеству. План был выполнен с приставкой «пере»: завтра на меня снова будет направлен особый, как бы мучающийся взгляд, на который способны исключительно влюблённые. Ощущение смешного у Н. тоже, оказывается, есть. Только нестандартное. И мы порой давимся от смеха из-за чего-то напрочь абсурдного, выбивающегося из проторенной тропы логики. На восьмое марта я получила букет тюльпанов с выведенной на обёртке «нашей» формулой (отдельный курьёз), и пожелание в стиле «Заводного апельсина» Бёрджесса, который Н. начал читать: obaldennih моментов, bezuderznogo счастья.
Возвращаясь к испытательному сроку: в его прохождении сомневалась только я. Вот-вот, думалось мне, Н. решит, что хохот и алгоритмическая чушь — это, конечно, хорошо, но как быть с общей тупостью этого объекта (то есть, меня и моей тупостью)? Как спустить с рук то, что задержки на работе наблюдались лишь в трёх случаях из пяти? Ведь стажерам, вроде как, должно задерживаться и пыхтеть до дыма из ушей? Вместо этого Н. угостил меня кофе, бананом и недешёвой конфеткой в форме головного мозга. Дело было на кухне. Он сказал что-то про талант, и про удовольствие от процесса, которое он получает именно со мной: внимательной, умной, структурирующей его хаос. Будь мы в кино, моя героиня поперхнулась бы кофе, а в попытках добежать до раковины, упала на банановой кожуре. Но это не кино, и не те мрачные сцены, которые я с такой интенсивностью генерирую перед сном. В реальной жизни у меня просто появилась постоянная работа.