Всю жизнь провёл в дороге и умер в Таганроге.
(А.С.Пушкин об императоре Александре I Благословенном)
В один из дней февраля 1864 года, из остановившихся саней в конной упряжке вылез бородатый мужчина, в котором на вскид угадывался представитель купеческого сословия и, крякнув, стащил мохнатую шапку с головы. Подняв взор к сверкающим куполам Алексеевского монастрыря, он трижды осенил себя крёстным знамением. Густо выдохнув в морозный воздух паром, человек оглянулся на возницу ещё одних саней и крикнул:
- Эй, Фролка, покуда тут будь. Сколь пробуду у настоятеля, не скажу, но ты не отлучайся и на кабак- то не зыркай, успеешь к скверне своей через-то пьяным стать. Смирно сиди и жди. Дело у меня важное.
Фролка вздохнул, покрестившись, поправил малахай и ответил:
- Напраслина на меня, Феофаныч. Нечто я не смыслю, что за того старца будете говорить. Какая тут может быть водка.
Из потайного ящика облучка саней, купец достал прямоугольный кофр и, передав его мужику, произнёс:
- Вот и молчай, коли своих бражников встретишь, али другой человек станет спрос творить. А вот это пуще своей головы храни, да с рук-то не выпущай. Коли мне понадобится, так я крикну, и сам лично его мне доставишь.
Мужик согласно кивнул головой.
Купец ещё раз оглянулся и произнёс:
- Стало быть, пойду я.
Он скинул тяжёлый тулуп, оставшись в овечьем полушубке и разгладив окладистую рыжеватую бороду, направился к монастырю.
Приблизившись к священнику, купец обернулся на свои сани и, указывая через плечо, произнёс:
- Я там чуток привёз…, для твоей братии и если может нужда будет, так и монастырь твой подлатать подмогну. Вот лето сбудется и подмогну. А пока рыбы да вяленого мяска немного вам, муки, клюквы и других продуктов. А ещё снадобьев разных от хворей, масла для лампад и воск имеется. Ты, батюшка, крикни там, пусть твои люди ворота откроют да запустят моего человека, а то в миг любопытние набегут.
Батюшка благодарно поклонился и, указав рукой на дверь монастыря, ответил:
- Спаси Христос тебе, купец Хромов. А всё же давай-ка пройдём ко мне и там побеседуем, что бы раньше времён твои снадобья не пригодились. Вишь-ка, мороз свой норов показывает.
Вновь покрестившись, они пересекли главный зал и скрылись в крохотном кабинете настоятеля. Предложив гостю стул, священник внимательно посмотрел на купца и, помолчав немного, произнёс:
- Вижу, вижу, что печать на тебе, купец. А коли от души дар, так не принять, не можно. Благодарствую тебя ещё раз.
- От души, отец Рафаил, истинно от души тебе говорю,- ответил Хромов, расстёгивая полушубок.
На пороге возник церковный служка, и отец Рафаил обратился к нему:
- Брат Сергий…. Ты вот что, заведите обоз во двор, да помогите с разгрузкой.
Монах поклонился и так же тихо удалился, притворив за собой дверь.
- А пригласил я тебя, Семён Феофанович вот по- какому делу. Волею покойного старца, я призван в исповедники и душеприказчики, да ты и сам знаешь.
- Знаю, святой отец. Всё знаю.
- Однако и ты был приближен к нему,- склоняясь над столом, прошептал батюшка.
- Он сам так выбрал. Есть такое дело, но не я один случился в его милости.
- Вот, а коли так, так надобно нам поговорить о нём, дабы пресечь слухи и домыслы и отдать должное по заслугам и сохранить память. А что до других, так о них мы позже вспомним.
Хромов несколько раз провёл ладонью по столу, накрытому сукном, и спросил:
- Ну, так я слушаю тебя, святой отец.
Отец Рафаил кивнул головой и ответил:
- Я тут справлялся у полицмейстера и получил некоторые документы касаемо Фёдора Кузьмича по роду Козьмина….
Было заметно, что батюшка сильно волновался.
- Знатца Козьмина…. Так вот, задержали его в…. Вот запамятовал я как же этот уезд по прозванию…, что у Перми- Урала…. В общем, едущим на телеге…. А куда ехал, откуда и по какой такой надобности сказать он не смог, намеренно умолчал стало быть. Решили, что беглый, может от крепости, али из солдат, но по годам вроде как для службы не пригоден. Получил о двадцати ударов кнутом за бродяжничество. И вот, судом предписали отправиться в ссылку на поселение в наши края, причём велено кандалов не одевать, а на этапе оказывать послабление и участие в нужде, коя будет при случае. Решением судебной коллегии, старец на удивление остался доволен и даже поблагодарил чиновников, а вот начертать свои имена не смог, сославшись на неграмотность….
Купец смешно заморгал глазами, и немного подавшись вперёд, спросил хриплым голосом:
- То есть как это неграмотным?
- Так писано в судебном исполнении….
- Так мой человек самолично, по моему распоряжению возил его письма на почту…. И с почты тож возил…. Это кто тогда за него писал-то? Кто ему читал? А бумага, что письмами присланная? Конверты-то все с вензелями, да отменного качества. Как понимать твои слова, батюшка о неграмотности?
- А письма…? Они у тебя?- тихо спросил Рафаил.
Купец вновь несколько раз провёл ладонью по столу, собираясь с мыслями, и ответил:
- Письма я схоронил. Пусть покуда полежат в укромном месте. Рано их огласке предавать. Я так думаю, тут пока и без писем есть над чем подумать.
- Да уж, очень жаль,- вздохнул священник,- Эти письма нам бы сейчас очень помогли.
- Я покажу их вам обязательно, святой отец. Так там и фамилии-то все такие…. Знатные фамилии. А ещё к старцу столичный граф приезжал. Еды не заказывали, и вина не подавалось. Но говорили они очень долго, а вот о чём, только им и известно. Но после тот граф укатил, словно сиянием его озарило.
- Немец?
- Да нет, какой там немец…. Не немец он, русский граф…. Толстой…. Вроде как из военных что ли…. Миряне, что в заводах да артелях…, а ещё на базарах говорят, что старец наш, это император Александр Благословенный. По лику опознал его казак, что в Петербурге на службе состоял, и священник так же опознал.
- Да слышал и я про то,- согласился батюшка,- И что думаешь?
- А то и думаю, что есть в его тайне интерес, умысел и потому нам следует соблюсти его желание быть признанным не иначе как Фёдором Кузьмичём. Вот как-то за чаем был у нас разговор, и он упомянул о Красноярске. Что уж там такое случилось мне не ведомо, но только сильно осерчал старец и сказал, что мол, да стоит ему лишь слово сказать и камня на камне от города не останется. Я не узнал его в тот момент. А от волнения у него даже руки затряслись, что он возьми, да чай пролей, так при этом что-то там по-иностранному произнёс, вроде как может, в сердцах выругался. Но только в миг его словно водой окатили. Так и сидел в смирении да всё молчал, а после попросил меня отселить его на мою заимку. Был у него там стол из досок, да топчан, вот и вся мебель. Еду ел простую, скромную, а порой обходился водой да сухарями. Вот с тех пор там и обретался в отшельниках. А коли господа какие наезжали, так по-французскому его приветствовали, однакось он молчал при мне, но я видел, что разумеет он тот бесовский языц, а спросить его мне было боязно, я всё ждал, что может сам откроется, ан не случилось. А иной раз видел, как Фёдор Кузьмич по лужайке маршировал, с прутиком кой держал на плече на манер ружья и командовал сам себе. Хоть и стар, а воинская выправка на показ. Знакомо ему то ремесло.
- А он видел тебя? Может намеренно хотел показать или намек это был?- осторожно спросил священник.
- Не думаю что намеренно…,- ответил Хромов,- Я конным был, да с за дерева за ним наблюдал, а подъехал уж позже, но вида не показал, что видел как он марширует. Вот тебе, батюшка Рафаил и старец. А теперь поди, дознайся кто сей человече был? За какие такие грехи сам себя веригами наградил. А коли то государь наш Александр, как народ звонит, то не по чину ему на досках спать да тело своё мучить, однако сам выбрал, никто его не неволил и не принуждал.
- Не принуждал…. Не неволил,- вздохнув, произнёс отец Рафаил, а потом, вдруг подняв глаза, спросил,- А что тот казак, что видел императора?
- Да казак, как казак, мало ли чего ему с пьяных глаз привидится, а вот знаком мне один гусарский поручик, некто Бурдовский. У нас он оказался по-преступному дению. Был разжалован и сослан ещё ажно при военной компании с Наполеоном, в самом конце.
- Так такому молодцу и тем более нет веры. Эти гусары вечно так наврут да набедокурят,- засомневался, было, батюшка.
- Э, не-е-ет, святой отец, вот послушай сперва.
- Ят ко послушаю, но прежде скажи, за что того гусара в таку немилость ввергли. И погоны сняли и ссылка ему. Да хоть и какому полковнику в морду дал, так не такая ему кара бы была…. Хотя если полковнику….
Купец быстро поднялся со стула, глянул мельком на дверь, стащил с себя тулуп и зашептал, склонившись над столом:
- Дело у него государственной причины. Подделка денег. Есть у него с детства способность к рисованию. Ну вот прокутился он в Париже-то, а потом возьми да на спор ассигнацию и нарисуй, а к ней всякие векселя. Да словно в насмешку всё на тыщы да миллионы. А лавочник один, француз- бестия, возьми да засомневайся и бегом к коменданту. Вот и загремел Бурдовский за подделку без права появляться в столицах, да так, что и на компанские заслуги не взглянули. А как до Омска довезли, так и вовсе на него рукой махнули, так он и там успел наследить.
- Господи Иисусе, ну а в Омске- то что с ним приключилось?
- А то…. В Омске его приняли с сочувствием, ну как героя Отечественной войны, а после, напившись совершенно пьяным в кабаке, заявился тот Бурдовский на местный приём да прилюдно возьми да задери подол то ли почтмейстерше, то ли ещё какой даме…. В общем, осрамил её при всём местном свете. Ну так получился скандал. А чтобы не предавать сей позорный факт огласке, набили ему солдаты морду, так и отправили в рваном платье с гауптвахты с первым обозом дальше, на восток.
- А нам на что та напасть, сей Бурдовский?
- Так как он сказывает…, ехал- ехал, покуда зады не отсидел, прости господи, да в Томске и сошёл. Теперь вот у нас проживает. Но никакого баловства не чинил, а сей час и тем более. Не по годам уж ему баловать.
- А у нас он чем живёт?- спросил отец Рафаил.
- Да чем живёт-то? По началу карты срамные рисовал, да в блудном доме стены оформлял…. И на театре тоже трудился.
- Да хватит тебе уже,- перебил купца священник.
Хромов прикрыл рукой рот, затем перекрестился и продолжил:
- А теперь он больше на других стенах пишет.
- На каких ещё стенах?
- Так на стенах в монастырях да сельских церквах. Водки не пьёт, прям как умом тронулся, а могет от того, что те солдаты ему сильно по маковке настукали. Поди-ка разбери теперь.
- Так осади, Семён Феофанович, ты с чего про того Бурдовского завёлся-то?- спросил отец Рафаил.
- А с того. Рассказывал тот Бурдовский, что лично обозревал императора Александра на военном смотру, но самое…, что он потом нарисовал императора по памяти, а после опять его нарисовал, только предположив, как бы мог выглядеть лик Александра Благословенного в наше время.
- Ну….
- Получилось не очень, но некоторое сходство со старцем Фёдором Кузьмичом есть.
- Он гусар и я ему не доверяю,- произнёс батюшка.
Хромов кивнул головой и сказал:
- Сделай милость, святой отец, пусть крикнут моего человека с вещицей, что я велел ему при себе держать.
Купец осторожно вынул из кофра три скрученных свитка и по очереди развернул их.
- Вот первый рисунок. Это император Александр. Вот тоже он, как я и говорил. А вот старец Фёдор Кузьмич, но рисованный по моей просьбе сразу после смерти совершенно другим человеком. Сговор исключён.
- Определённое сходство, конечно, есть,- ответил отец Рафаил, рассматривая рисунки,- Но однозначно утверждать я не стану, тем более, что на счёт смерти императора Александра есть официальное указание. Уж сорока годов как не стало его, и объявлять обратное мы не будем. Это ведёт к смуте и бедствиям. Хватит одного Пугачёва Емельки- растриги. Живём в Сибири и всего у нас хватает, опять же и мужички при деле, при своих бабах да ребятишках, пусть лучше пашут да сеют чема за топоры да вилы хвататься. Так что пусть нынешний император Александр II царствует на здоровье. Многая ему лета.
Они, не сговариваясь, перекрестились, и в кабинете повисла тишина. Посидев немного, Хромов провёл рукой по лбу и, склонившись над кофром, извлёк оттуда небольшой мешочек из холста. Отец Рафаил сдвинул брови и с интересом наблюдал за действиями купца. Вскоре на столе рядом с рисунками появились две маленькие бумажные полоски.
- Ну?- спросил священник,- А это ещё что такое?
Хромов пожал плечами, а затем, указав ладонями на листки, ответил:
- Тут такое дело…. Какое-то время этот мешочек с содержимым висел над изголовьем топчана старца, ну а потом, почти перед самой смертью, он самолично вручил его, не объясняя, как следует мне с ним поступить.
- И что там?
- Взгляни сам, святой отец. У меня нет объяснений тому, что там начертано, но это его рука.
Какое-то время отец Рафаил рассматривал листки, перекладывая их с места на место и переворачивая то одной стороной, то другой. Затем, пожав плечами, произнёс:
- Я ничего не понимаю и это не одно целое. Вот на этом листке одни цифры, тут совершенно бессвязный текст. Что такое струфиан? Вернее будет спросить…, кто это?
- Я просматривал письма. Сплошная тайнопись. Несколько посланий с вензелем государя Николая I….
- Всё!- хрипло произнёс отец Рафаил, перебивая собеседника и накрыв листки ладонью,- Хватит…. Тот, кто прикасается к тайне, становится уязвим. Лично у меня нет ни какого желания воскрешать мёртвых царей и уж тем более играть с судьбой. Он был, есть и останется праведником - старцем Фёдором Кузьмичом и не более.
Хромов собрал рисунки и записки, и аккуратно убрал их в кофр. Поднявшись с места, он несколько раз кивнул головой и, надев тулуп, вдруг произнёс:
- Когда он заболел, я явился к нему и испросил благословения спросить о том, о чём не говорит разве что тварь животная, так он ответил, что на доброе дело сам Бог благословляет. Видя, что мой интерес его не насторожил и не обеспокоил, я спросил о том, что ходит в народе молва, что он есть государь- император Александр Благословенный. Он поднял сухую руку, призывая меня к себе, и я помог ему подняться. Старец обернулся к образам, закрыл глаза и несколько раз перекрестился произнеся: «Чудны твои дела, Господи! И нет в мире такой тайны, которая бы не открылась». Как мне следовало понимать его слова? Так я спросить тебя хочу, святой отец, хотя понимаю, что тайна исповеди….
Он споткнулся на полуслове и, махнув шапкой, медленно направился к выходу.
- Обожди, Семён Феофанович,- остановил его священник.
Купец обернулся.
- Тогда, на исповеди он и мне не сказал о себе ничего. Не назвал ни своих родителей, ни небесного покровителя, лишь добавил, что святая церковь молится за них, как за любого смертного. Так что мне нечего тебе сказать и скрывать от тебя.
Помолчав немного Хромов стал собираться.
- Однако, мне пора, отец Рафаил.
- Ступай…. Ступай с Богом, Семён Феофаныч. А про наш разговор уж не делись ни с кем. Поверь, так будет лучше.
Купец кивнул головой и произнёс:
- Да нечто я не понимаю. Лучше бы вовсе не знать таких дел.