Борис Иванович Колоницкий, один из видных российских историков, недавно выпустил книгу «Товарищ Керенский»: антимонархическая революция и формирования культа «вождя народа». Март-июнь 1917 года». Наша беседа началась с оценки именно этой ключевой личности в истории Великой русской революции, а далее разговор затронул другие вопросы нашего отношения к тому, что происходило 100 лет назад и немного позже.
- Почему Ваш выбор пал на фигуру КерЕнского?
- КЕренского. Я пишу не о человеке, а об его образе. То есть о том, как он «выглядел» в пропаганде, в массовом сознании. Но речь у меня идет в то же время и о других политиках 1917 года, которые претендовали на роли вождей. Меня интересует, как в условиях падения монархии и разрушения старых образцов отношения к главе государства, или к главе правительства, формировались новые образцы политических лидеров.
- Если я правильно понял Вашу книгу, то Вы считаете Керенского ключевой и определяющей фигурой Февраля-1917?
- После Февраля появлялись и какие-то другие кандидаты на роль лидера. Но он явно выделялся на их фоне. Уже в первом правительстве он воспринимался как сильная фигура, хотя занимал достаточно скромный пост министра юстиции. Этому способствовало немало факторов. Прежде всего, он был членом Временного правительства и членом Исполкома Петроградского Совета. Но самое главное – он был очень популярен на улице. То есть не только среди протестной политической элиты, но и среди политизирующихся масс.
- А он им не подыгрывал?
- Керенский совпадал с массами по эйфорическому настроению.
- Однако Ваша книга о нем заканчивается июнем 1917 года. Почему Вы не продолжили анализ его образа далее, перейдя во вторую половину 1917 года?
- Мне кажется, что к рубежу июня-июля он уже характеризуется как вождь-спаситель России. И это оформляется с помощью определенных символов и ритуалов. Материал я собирал по всему 1917 году, но книга получалась излишне большой, поэтому и решил себя ограничить выбранными хронологическими рамками. Что же касается личности самого Керенского, то позже отношение к нему становится более разнополярным. Что касается позитива, то здесь не обнаружилось ничего нового. Все образцы его восхваления, которые были созданы ранее, активно эксплуатируются и далее. Креатив по отношению к нему закончился.
- Директор Государственного Эрмитажа Михаил Пиотровский, например, считает, что переезд Керенского в Зимний дворец летом 1917 года был большой пиар-ошибкой. Может быть, действительно не стоило Александру Федоровичу переезжать в покои Александры Федоровны?
- Я соглашусь с этим утверждением за исключением формулировки относительно пиара. Это все-таки некая модернизация исторических событий. Мне кажется, что этот термин слишком современен для оценки того, что происходило столетие назад. Но если упрощать, то переезд в Зимний был политически плохим ходом. Потому что дворец в сознании людей 1917 года - это «плохое место», не только потому что там обитал царь, но и потому что это место предательство и разврата, о чем писалось в массовых брошюрках того времени. Слухи ходили самые нелепые и дикие, вплоть до того, что императрица была немецкой шпионкой и у нее были любовные отношения с Распутиным. Понятно, что они не имели никакого отношения к действительности. Но мы с вами знаем, что слухи иногда более реальны, чем сама действительность. И Керенский перетянул на себя многие эти слухи. Начиная с лета 1917 года? в массовом сознании начинают укрепляться все эти невольные ассоциации и с царем, и с Распутиным и даже с царицей. И дальше больше – Керенского воспринимают как развратника и наркомана.
- История несостоявшегося диктатора Керенского – это проявление его силы, слабости или так сложились исторические обстоятельства во второй половине 1917 года?
- Сила Керенского была в том, что он был человеком соглашения. Что особенно проявилось во время Февральской революции. Ведь всякая революция содержит в себе опасность потенциальной гражданской войны. Мы это отчетливо видим в современной истории, когда, то здесь, то там вспыхивают после революции маленькие гражданские войны. Потом, правда, иногда гасятся. Ключевой вопрос исторического развития: удастся или нет избежать гражданской войны?
- В нашей истории избежать не удалось…
- Но до какого-то момента удавалось. Почему? Хотя на улицах Петрограда постоянно в 1917т году стреляли. Избегали до поры до времени потому, что удавалось создавать или пересоздавать различные политические правящие коалиции между различными силами, которые не очень любили друг друга, но каким-то образом договаривались. И Керенский был ключевой фигурой в этом процессе. Это требовало определенного таланта, авторитета и доли политиканства, если угодно. Ему это удавалось, но после «дела генерала Корнилова» его политический вес начал стремительно падать. Можно даже сказать, что после корниловского мятежа гражданская война стала неизбежностью.
- Независимо от того, кто бы, в конечном счете, не пришел к власти?
- Разумеется. Мы несколько преувеличиваем в той исторической ситуации роль Ленина и роль Троцкого. С ними революция развивалась по тому сценарию, который нам в общих чертах известен. Без них все было бы по-другому, с другим раскладом политических сил…
- Например?
- Все социалисты объединились бы против белых. Модель, которая напоминает гражданскую войну в Испании в 1930е годы. Ни русский бизнес, ни русский генералитет, ни либералы не примирились бы с Учредительным собранием.
- То есть, в результате идея Учредительного собрания оказалась некой химерой, которая ничего обществу не дала?
- В истории идеи должны реализовываться вовремя. Самая близкая историческая параллель – ноябрьская революция в Германии в 1918 году. Там выборы были проведены достаточно быстро. И новая власть там могла говорить: «За нас проголосовал народ, поэтому мы легитимны». Керенский мог сколько угодно говорить, что он – русский демократ. Но, честно говоря, его никто не выбирал. Его приход во власть был результатом элитных соглашений, которые сложились после Февраля. Проще говоря, ни у Керенского, ни у Временного правительства легитимности, основанной на процедуре демократических выборов, не было.
- А у кого в России 1917 года она могла быть?
- Например, у эсеров, которые выиграли во второй половине года местные выборы, и вели за собою Петроград, Москву, крупные города. У них был демократический мандат, но они боялись брать власть, потому что боялись гражданской войны. И с какого-то момента и Керенский, который тоже боялся гражданской войны, лишь усугублял своими действиями общую ситуацию.
- Единственной альтернативой Керенскому был Ленин?
- В этом вопросе наше сознание находится под сильным влиянием советской историографии. В частности, наше видение истории очень лениноцентрично. Владимир Ильич, действительно, был очень хороший политический тактик и многофункциональный политик. Но мы чрезмерно увлекаемся восприятием истории через его личность. Мы же мыслим причинно-следственными связями. Что приводит к тому, что мы хронологическую последовательность как раз принимаем за эти связи. Мы привыкли мыслить олицетворениями исторических событий с конкретной личностью. Прием этот понятен, но надо понимать и ограниченность этого приема. И здесь важно понимать природу власти во время Революции…
- И в чем же она заключается?
- Мы связываем власть с некоторой силой. Закон и право – источник власти.
- Но в условиях революции государство теряет монополию на власть. И что остается?
Только авторитет как источник власти. Керенский пользовался авторитетом, который базировался на том, что он совпадал своим поведением с настроениями масс, их энтузиазмом. Во времена революции энтузиазм как раз и служит источником власти. Сейчас в истории есть направление, которое изучает историю эмоций. Там есть такой термин как «менеджмент эмоций». Керенский как раз и был тем политиком, который умел использовать этот важный ресурс, что потом делали и представители большевиков на протяжении нескольких поколений. Ленин как раз был антиподом подобного пасхально-умилительного отношения к революции. Он своими словами и поступками шел на обострение социального конфликта. Он провоцировал классовую борьбу.
- И в этом секрет политических успехов большевиков в 1917 году?
- Они дули в свои паруса, но их искусственный ветер совпадал с направлением общего революционного вихря.
- Можно сказать, что Ленин и его соратники оседлали в октябре 1917 года настроения масс?
- Этот процесс стартовал раньше. Примерно в июле. И связано это с тем, что Керенский связал свою судьбу с наступлением российской армии в июне. Это было одно из самых глупых решений в истории российской власти. Керенский бросил весь свой ресурс на пропаганду этого наступления, которое окончилось тяжелой неудачей.
- Тем не менее, случилось то, что случилось. И когда большевики хотели арестовать Временное правительство, то его председателя уже не было в Зимнем дворце. Ваша точка зрения на ситуацию 25 октября 1917 года: был ли, например, штурм Зимнего дворца?
- Такого штурма, как показывал Эйзенштейн или описывал Маяковский, не было. Сейчас порою можно встретить задорное, антикоммунистическое представление о том, что во дворец случайно забежали два десятка большевиков и все сделали, это весьма своеобразный перекрут реальной истории. Если опираться на факты, то можно сказать, что утром 25-го октября во дворце было несколько тысяч верных Временному правительству войск. К вечеру осталось несколько сотен. Против них собралось гораздо бОльшее число штурмующих.
- Сколько?
- По самым скромным подсчетам – до десяти тысяч. Сила была на стороне большевиков. Во всех крупных городах России, а уж в Петрограде тем более. По всей стране за большевиков голосовал каждый четвертый. Но мы с вами знаем, что одно дело – голосовать, другое дело – участвовать в демонстрациях, третье дело – бастовать, я уж не говорю о том, что идти с оружием в руках на штурм и подвергать свою жизнь риску. Готовых умирать за большевиков было не очень много, но готовых умирать за Керенского – еще меньше. Практически вообще никого. Многие люди правых взглядов считали, что ничего страшного в октябре 1917 года не произошло. Ну, пришли большевики. Ну, продержаться они пару недель. Потом настанет нормальная диктатура, и все будет разрулено. Проще говоря, логика была утилитарная: чем хуже, тем лучше. Некоторые офицеры были так злы на Керенского, который, по их мнению, довел страну до полного бардака, что они командовали войсками, которые выступали против Керенского.
- А были ли после Октября 1917 года то самое «триумфальное шествие Советской власти», о котором было написано в прежние времена в учебниках истории?
- Думаю, что оно не всегда было таким триумфальным. Ведь стоит учитывать, что все важные события происходили в столице, в Петрограде. Так было после Февраля. Ситуация, которая складывалась в стране в то время, это реакция на информацию о событиях в столице. «Октябрей» же было множество по всей стране. И они были разные. С разной динамикой происходивших событий. Достаточно вспомнить, какие ожесточенные бои происходили в Москве, когда Кремль подвергся артиллерийскому обстрелу.
- То есть этот политический процесс был растянут во времени и в пространстве?
- Мы зациклились на определенной дате, которая всем известна. Однако стоит помнить, что многие важные события произошли, как до 25-октября, так и после этой даты. И до сих пор большим вопросом остается дата начала гражданской войны в России.
- Какова Ваша точка зрения?
- Я считаю, что по большому счету она началась в октябре 1917 года. Мятеж Краснова и Керенского под Петроградом был определенно войной. Процесс был более сложным. Английский историк Джонатан Смилл несколько лет назад выпустил книгу, набитую фактами.
- И как она называется?
- «Гражданские войны России. 1916 - 1926». Он отсчитывает начало гражданской войны с даты восстания в Средней Азии и Казахстане. Это переплеталось и с этническими противоречиями, когда население Средней Азии пытались призвать на трудовые работы. После прочтения этой книги понимаешь, что есть в нашем состоянии еще один исторический штамп.
- В чем он заключается?
- В том, что гражданская война – это война красных и белых. А была ведь и «демократическая контрреволюция», и сопротивление «зеленых», и национальные движения, включая сепаратистов. Еще одно очень важное измерение гражданской войны – это война красных с красными, которая шла буквально с 1918 года. Это и левые эсеры, и Антонов на Тамбовщине, и кронштадтские матросы. Последние называли свое восстание в 1921 году «третьей революцией».
- Если смотреть на происходившее сто лет назад с исторической дистанции, Великая русская революция – это позитивный момент в развитии России?
- Я бы не использовал такие категории оценок как «позитивный» или «негативный». Об этом до сих пор идут споры между историками. Многие считают, что развитие России до Первой мировой войны шло по негативному сценарию и поэтому в 1917 году, что называется, рвануло. Могло произойти раньше, могло позже. Потому что все тогда очень опасались мира. Считалось, что дотянули бы до мира и Россия оказалась бы в стане победителей. Но мы видим, что у победителей было не все хорошо. Италии победа аукнулась страшным кризисом и приходом фашистов к власти в 1922 году. Это была побежденная страна в лагере победителей. В России во время войны положение было ничем не лучше. Власть наобещала очень много. Плюс громадная демобилизация.
- И все же революция произошла….
- Революция – это всегда страшный риск, риск скатывания в гражданскую войну. Что у нас и произошло, в конце концов. Если же говорить о влиянии революции, то мы до сих пор живем в поле ее влияния. С одной стороны, то государство, которое было создано, было создано для того, чтобы победить в гражданской войне. И эти родовые черты сопровождали советское государство все время его существования. Во многом они и сейчас существуют рядом с нами. Но, с другой стороны, есть несколько важных вещей, которые стали важным результатом революции. Первый момент – изменение социального законодательства во всем мире. В пользу трудящихся.
- То есть один из выигрышей ХХ века.
- А в других случаях Россия была как пример по принципу: «Не хотите, чтобы была революции, то давайте систему слегка подреформируем!». Стоит помнить и о том, что нынешнее государственное устройство Российской Федерации – это продукт революции. Думаю, что большевики выиграли гражданскую войну, создав именно такую политическую систему, которая явилась результатом реформирования империи. И в этом реформированном виде Советский Союз просуществовал значительно дольше чем любая другая империя ХХ века. А распалась она не так уж плохо по сравнению с другими империями. Стоит вспомнить и о том воздействии, которое оказала наша революция на культуру, на художественный язык, на литературу. Здесь поле влияния русской революции очень важно. И, конечно, надо помнить о ее воздействии на распад колониальной системы в ХХ веке.
- Это позитив?
- Конечно. Но надо понимать, что мы по-прежнему больны и практикой гражданской войны, практикой террора. Мы живем уже целый век с этой памятью. И нам от нее никуда не деться…
- Видимо, лечились плохо.
Сергей Ильченко
Профессор, доктор филологических наук, кандидат искусствоведения
https://jf.spbu.ru