Расположившиеся в деревне Доронино солдаты напряжённо смотрели в сторону Колоцкого монастыря, что располагался через поле, где более часа раздавалась плотная артиллерийская канонада. Отведя взгляд от поля, прапорщик Шагров ободрительно закричал:
- Станови-и-ись, грешники! Чего рты раззявили, не боись, дождя не будет! То не Пророк Илья, тут дела похуже. Побрились, помылись, зады подтёрли, сейчас, в аккурат каяться зачнём!
Солдаты молча стали строиться в походную колонну. Занимая своё место в строю, Шагров досадливо произнёс:
- Э-эх…. Смотрите да слушайте, ребятки- славяне, лупят наших братов, а они стоят. Умирають тама у Колоцкого.
- А кто ж там такие, господин прапорщик?- спросил солдат по фамилии Шебека.
- Кто такие нам знать не положено, военная хитрость!- ответил Шагров.
Задавший вопрос кивнул головой и, подхватив ружьё, направился на своё место в строю, рассуждая в пол-голоса:
- Таки да! Это ж скока до Москвы-то подалось народа. Видать те последние остались, прикрывають нас, что бы зады нам не поджарили.
- Ну да, а то мы очень пахучие могем приключиться!- согласился с ним его товарищ.
По всей колонне пронеслась команда командира полка майора Каврегина, подхватываемая чинами помладше:
- По-о-о-олк! Оружие на пле-е-чо-о-о…. Побатальонна-а-а…. Шаго-о-ом а-а-арш!
Ещё раз оглянувшись в сторону монастыря, ротный командир, капитан Измайлов скомандовал:
- Рот-та-а-а…! Ма-а-а-а-арш! В ногу-у-у-у!
Поднимая клубы пыли, полк словно выдохнул, и дружно чеканя шаг, стал выходить из села. Дойдя до околицы, батальоны, делясь на роты стали расходиться в разные стороны, становясь в боевой порядок. Пройдя немного, Шебека крякнул и намеренно громко произнёс:
- Ну вот сейчас и наша очередь. Эха, а жаль токи не довелось каку селянку за зад подержаться. Посбегали все какие были.
Тут же к нему присоединились несколько голосов солдат:
- Да тебе-то куда держаться-то?
- А он держалку свову на пруток подвязыват, с тем и грешит!
Хохот прокатился по строю.
- А чего?- возразил Шебека,- Я ещё ого как способный. Вот было у меня видение, это после того как напнули нас от Смоленска! Так на привале я аж стоя уже заснул и хучь убей не помню, как и земли коснулся. Сначала-то звуки вроде как прислышались, а вот посля, ощущаю я так, словом гладит меня кто-то, ласково так, как в летний день на покосе ветерок в тени. И запах ентого, кохфию значит.
- А ты откуда про кохфию-то можешь знать?- спросил Савелич.
- Так знаю, в господском доме часто они ту заразу пьют. Кохфий, он на манер кисляка али ряженки.
- Дуралей ты…, ряженка. Кохфий он как квас али гриб, тока горячий.
- Нет, братушки, кохфий как ряженка. Я глазы-то открыл и вот тебе картина. Возлегаю я, значит в городском господском доме. Шторки на окнах колыхаются, а с улицы ломовые кричат да ребятишки как воробьи. А я в длинной рубахе и рядом сказочной красоты девица, поднос с этим кохфием и пряниками держит. Ну я огляделся и в толк не возьму, каким боком я тут оказался? Может с барином на ярмарке был, али и вовсе у меня вольная от крепости, какую после нашей службы дают. А девица мне всё это протягивает и так по- своему лопочет, что бы я отведал.
- По какому это по- своему?- спросил один солдат.
- Так по-французски конечно. Баба-то французкая.
- И откуда ты по-французски-то стал понимать?
- Да подожди ты!- одернул Шебеку его товарищ.
- Откуда, откуда…? А чего там понимать-то? Месье- это вроде как я ей товарищ, сил ву пле, так понятно, что про пряники сказ, а коли тебе не интересно, так я слушать не заставляю. Иди себе молча. Так вот. Поднос-то она мне подаёт, а сама титькой так, что из ночной одежды показалась, туда- сюда водит. Ну у меня в глазах-то и потемнело. И вовсе мне стало не до кохфия и пряников. Я ей: «Мадам, я эти сил ву пли очень полюбляю, особливо с мёдом», а самого-то оторопь так и стреножила, что за девица, откуда взялась и вообще, не хватился бы меня барин. А потом думаю себе, ну выпорет на пятницу, так будь что будет, когда ещё с французской вот так доведётся эта…. Кохфию попить. А она уж сама вся пышет, на лице румянец и голос дрожит, ну я, значит в атаку….
- А она?
- А она, словом наш прапорщик….
- А чего наш прапорщик?
- Так как чего? Направляет и командует, как мне значит ей сделать приятное и самому не сплоховать. И стонет так, словно её за пяты щекотят, ну а я стараюсь и тут чувствую, что дверь хлопнула и голос.
- Прапорщик?
- Нет! Не поверите…. Сам Наполеон! И так гневается и глаголит, мол «Что это я себе позволяю»?
- Опять по-французски?
- Что ты пристал ко мне? Ну конечно по-французски, ну не по-русски же! Он же антихрист- басурманин,- нервно ответил Шебека, поправляя ружьё.
Казалось, что строй даже замедлил движение.
- Стоит, глазами сверкает, наверно та мадам его дворовая была. И вот этот Наполеон потом что-то там кесье да месье и шпажонкой в меня тычет, аккурат в задницу, в мягкие места. Ну я смотрю, как есть супостат, а мне не то что больно, а неприятно, ну я с мадам поднимаюсь и за сабель, а того Наполеона тока и видели.
- А сабель откуда у тебя?
- А я почём знаю! Наверно с собой принёс. А мадам так вроде как за меня. Ну что с того Бунапарта взять, от горшка и два вершка.
- Врёшь!
Солдат вздохнул, повёл плечами поправив ружьё, и ответил:
- Дык на то и сон! А вот после, точно наш прапорщик появился, наяву. Поднял всех, и подались мы снова, покуда тут не очутились.
- Сто-о-ой!- пронеслась команда по всем коробкам движущихся русских войск, занимавших оборону у деревни Доронино.
Конница-а-а-а слева-а-а!!! пронеслось по рядам.
- Ох лихушко- лихо, ты поглянь как до нас поспешает-то!- произнёс Иван Зима.
Держась за своё ружьё, он присел на колено и, приложив ладонь к земле, на какое-то мгновенье задержался, явно ощущая неестественную дрожь от сотен копыт польской конницы.
Оглядев своих товарищей, всё тот же рассказчик произнёс:
- И от чего не придумать таку оказию, что бы значит, с небесов да запустит каку молню и прям в Наполеона!
- Ага, кобыле его под хвост, чтобы понесла до самого Парижа!- ответил другой солдат, стоявший рядом.
Подбежавший Шагров спросил:
- Что с тобой?
Зима пожал плечами.
- Ты вот что, подымась-ка дядька Макар! А на небеса мы завсегда с тобой успеем, коли тут не приживётся нам, али поднадоест.
- В каре-е-е-е стро-о-ося-я-я! Новобранцы в тыл!- опять скомандовал ротный,- Заряжа-а-ай!
Солдаты достали из сумок бумажные патроны. Надорвав зубами краешек гильзы, нужно было насыпать немного пороха на полку ружья. Остальной порох, бумажная гильза и пуля забивались шомполом в канал ствола. Ощетинившиеся длинными ружьями с примкнутыми штыками каре ждали приближения польской конницы Понятовского, первой вступившей в сражение.
- Чего же они не стреляють?- не выдержав, спросил молоденький солдат обер- офицера, оглядываясь за спину на переднюю линию каре.
Шагров усмехнулся и ответил:
- Спокойно, сынок. Знаешь как по прусскому уставу велено, что стрелять тогда годиться, когда зенки противника различать смогешь, а покуда стой как велено и сполняй команды.
Солдатик облизнул пересохшие от волнения губы и ещё крепче сжал своё ружьё.
- Ничего, эт беда небольшая. Конницу мы одолеем, это так, страху нагнать. Вишь-ка ихня ртилерия-то замолкла однакось, дают гусарам погулять, а как те отойдут, так опять жди смертушки. Но мы ещё поживём, ребятки,- уже в голос крикнул он, подбадривая солдат,- Так что стоять тут, хоть обделайтесь а с места без команды не сходить! А как конный наедет, так глазов не опускайте, следите за ним как за срамной бабой, смотрите, что бы он вас не зарубил и обороняйтесь оружием. Вот такая нехитрая наука.
Его слова заглушила команда:
- То-о-о-всь! Кла-а-а-адь! Це-е-ельсь…! Пли-и-и…!
Почти одновременно щёлкнули замки кремниевых ружей и прокатившийся по трём передним шеренгам лёгкий дымок от возгорания пороха, предвестил тут же раздавшийся выстрел. Строй погрузился в ружейный дым и грохот.
- Оружие налева-а-а…!- затем пауза, дым рассеялся и вновь,- Заряжа-а-ай!!!
- Какие тут зенки разглядишь,- опять произнёс всё тот же солдат,- Да сойди Мать Пресвятая Богородица и ту не узришь….
Шагров с беспокойством посмотрел на молоденького солдата, который своим безусым лицом более походил на девицу и произнёс, беря его за ремни ранца:
- Как зовут?
- Захарка…, хм-м, виноват, Захаром!
Прапорщик притянул к себе Захарку и прошипел ему в ухо:
- Да ты что? Струхнул? Эка тебя трясёт как.
Побледневший солдат заикаясь, ответил:
- Ни ка-ка-как нет, господин прапорщик!
Где-то сильно ударила артиллерия и над головами солдат пронеслись ядра. Солдат вздрогнул из под толстых солдатских штанов на сапоги полилась струйка мочи. Заметив это, прапорщик огляделся и вновь зашептал на ухо солдату:
- Значит так, послушай меня, голубь! В бою первый раз, я знаю!
- Да-да-да, так точно, господин…,- закивал головой солдат, от чего кивер сполз ему на глаза.
Прапорщик поправил ему головной убор и сказал:
- А ты видел, что у тебя сзади расположено?
Захар попробовал было оглянуться, но Шагров не дал ему сделать это.
- Так вот, воин, у тебя сзади на плечах солдатский ранец и скатка, а на твоей еловой голове кивер. Очень сложно ранить такого молодца саблей со спины. В твоих воробьиных лапках кремниевое ружьё весом почти с пол-пуда, а сзади наш штандарт и твои товарищи. Понимаешь, товарищи! Как то бишь фамилию твою запамятовал я?
- Из Скачковых я,- задыхаясь, ответил солдат,- Рядовой батальона…, э-э-э 5-го егерского полка 27-й дивизии господина…, графа…
- Ну будя тебе…,- остановил его Шагров,- Молодец, справно отвечаешь!
Прапорщик ещё раз осмотрел солдата, задержавшись на луже, и глубоко вздохнув, спросил:
- Господи, эт в какой же капусте тебя нашли-то?
- Я с пополнения. Вчерась прибыли до Бородина и велено было сразу сюда.
- Ах ну если велено, то тогда это стратегическая хитрость,- улыбнулся прапорщик,- Кому ещё велено сразу сюда?
Несколько рук поднялись над строем.
Второй ружейный залп всколыхнул конную атаку поляков. Упали первые убитые всадники.
- Стоим, ребятушки!- крикнул Шагров и, похлопав по плечу Захара, добавил,- Помни, солдат мои слова. Ружьё и товарищи, а ещё Бог с нами! Стыдно, не можно просто так умирать с такой-то подмогой. Быть те героем ратник Скачков, да грудь хорони, а то кресты куда вешать будешь? Присмотрите- ка за ним, ребятки.
Рядом стоявшие солдаты одобрительно загудели.
- Ружья упри!- раздалась команда для фронтальной шеренги.
Штыки и пики скрестились, лязгая метал о метал. Конница пыталась разорвать ощетинившееся каре с фронта, но солдаты выстояли.
- Третий ряд, заряжа-а-ай!- приказал Измайлов.
И снова: «Кладь! Цельсь»! Длинные ружья легли на плечи солдат стоявших впереди.
- Пли-и-и!
Дымовая завеса от пороха скрыла атакующих и обороняющихся. Вопли раненых слились с криками и боевыми кличами поляков. Поняв, что с налёта атака не удалась, всадники отступили назад, а затем, сделав крутой вираж, пронеслись мимо. Лишь один из наступавших, поднял своего коня на дыбы, занеся руку с палашом над головой как раз напротив Макара.
- Бе-е-ей!- заорал Измайлов размахивая шпагой.
- Так это…, конь же,- в недоумении произнёс было Зима и, сделав выпад вперёд, что есть силы, всадил штык в грудь коня, разрывая его плоть.
Своим огромным размером конь замер, потом шарахнулся как от сильного укуса, захрипел и стал валиться сначала назад, потом вправо подминая под собой всадника поливая своей густой кровью из яремной вены землю.
- Два шага назад!- скомандовал Измайлов и, подбежав, стал наблюдать, как высвобождаясь от тела раненого коня, поднимается на ноги польский всадник.
Было видно, что у него была повреждена нога, и теперь он стоял перед русскими солдатами, опираясь на палаш при этом тяжело дыша. Унтер- офицер Афанасий Бабенков приблизился к нему и ударом приклада выбил из рук оружие. Поляк пошатнулся, но устоял.
- Ну что, навоевался панская морда?- зло произнёс он.
- Унтер, назад,- приказал подошедший Измайлов.
Он осмотрел поляка и держащим в руке пистолетом махнул в сторону французских позиций:
- А ну, пошёл отсюда, вояка!
- А может коленом ему под зад, для расторопности?- предложил Афанасий.
- Мы тя по лесам водить не будем, а сразу в расход!- поддержал Шебека,- А то ж, такой трофей нам без надобности!
- Эй, пан, ты в следующий раз лучше панночку присылай!!!
- Давай- давай, поспешай, а то как бы тебе здесь голову не отвернули!
Голоса солдат обращённых к польскому улану звучали наперебой. Бабенков ногой поддел палаш и отбросил его к поляку:
- На, забирай свою железяку, рубака хренов. Иди и расскажи, своим как ты спасся, только предупреди, что повезло лишь тебе.
- Господин унтер, так поди он не понимает по- нашему.
- Всё он понимает, польская собака. Ужо поди и поместье себе в России наметил. Геть отсюда, завоеватель!
Солдаты засвистели, от чего поляк вздрогнул и стал боязливо озираться по сторонам, поглядывая на тела своих убитых соратников.
- Строй держать!- скомандовал ротный, обрывая фразы солдат, и снова обратился к побеждённому,- Ступай, пока я не передумал.
С трудом нагнувшись, улан поднял палаш. Сильно хромая, подобрав по пути чью-то брошенную пику и опираясь на неё, подался прочь от русского каре.
- А пан-то наш, смотри-ка, трухнул малёха!- произнёс Савелич.
Измайлов оглянулся на поле, где разворачивалась в боевое построение польская конница, провожая взглядом хромавшего польского гусара и вскоре можно было разглядеть наступающие пехотные порядки неприятеля. Смех стих. Откуда-то слева от Доронино, раздалась орудийная канонада и на наступающих поляков посыпались ядра и бомбы.
- Ох ты ж како дело-то. Боги, боги с нами!- произнёс один из солдат, оглядываясь назад.
- Никак наши стараются,- поддержал его ещё один.
- Вроде как три орудя от околка бьют!
- Да не, там поболе трёх будет.
- Заряжа-а-ай!- прервала команда разговор солдат.
В этот же момент позиции польского корпуса затянуло белым дымом, и теперь уже русская пехота оказалась под артиллерийским обстрелом.
- Каре-е-е! Отступаем!- понеслась команда,- Барабанщик, бить отход!
- Ну вот тебе здрасьти, а токи ж к этому месту попривыкли и на те, отступать!- произнёс один солдат.
Армейские барабаны забили сигнал к отходу, и огромное каре пришло в движение, отступая к деревне. В это же время, появились всадники, которые рассыпались по полю в атакующую лаву, понеслись на польскую конницу. Солдаты не отрываясь наблюдали за атакой, иногда сталкиваясь друг с другом и цепляясь штыками.
- Вот ведь, ни как казачки-донцы нам в помощь!
От леса вылетел отряд казаков и, развернувшись веером, понёсся наперерез польской коннице.
- Ура-а-а!- закричали солдаты, потрясая ружьями,- Смотрите, смотрите! Драгуны! Наши, наши! А вона, ещё и гусары!
Где совсем ещё недавно стоял егерский полк майора Ковригина теперь был занят наступающей русской кавалерией. Казаки генерала Карпова в высоких фуражках с красными треугольными верхами, драгуны Киевского полка в блестящих шеломах с гребнями и ахтырские гусары врубились в кавалерию польского корпуса герцога Варшавского, маршала Франции Юзефа Понятовского.
Приблизившись к деревенской околице, где стояли восемь орудий, Ковригин, шедший пешком в строю своего батальона крикнул, указывая рукой:
- В колонну-у-у, в колонну стройсь!
Спасибо, браточки что подсобили нам,- кричали солдаты артиллеристам,- А вы чьих будете? Какому вашему командиру за здравие свечку ставить, а за вас и водки не жалко?
Не отрываясь от своего дела, один из артиллеристов ответил:
- Чьи мы вам знать не положено, а что помогли, так забота у нас такая, помогать немощным, по-христиански.
И солдаты, и артиллеристы рассмеялись на добрую шутку, поднявшую всем настроение.
Подчиняясь правилам, не нарушая боевого порядка, солдаты стали перестраиваться в походную колонну, втягиваясь в село. Вновь раздался орудийный залп русской артиллерии.
Быстро пройдя разобранную на строительный лес для укреплений и почти сожженную деревеньку Доронино, войска вновь вышли на поле и направились к видневшемуся на холме редуту.