Но завтра – это завтра, а пока сейчас. В гостинице как-то сразу невесело стало. Только что прыгали со столов все вокруг и в платьях дефилировали, а тут раз – и нет никого. Не то, чтобы хотелось, чтобы и здесь запрыгали, можно и самому попрыгать. Но когда никто не видит – не то уже. Так вот всегда бывает, вроде и не красуешься, просто нравится, а если никого нет – так и неохота.
Сел на кровать, шапку снял, и думаю, что делать. Спать неохота, обратно ехать – по идиотски получается. Зачем тогда было уезжать. Сначала позвонить думал, другу одному. Ну так, ни о чем поболтать, рассказать что-нибудь, а он тоже расскажет. Уже и телефон достал, который на самом деле компьютер. Хорошо, у него тоже часы есть, вовремя заметил. Он у меня как-то сам по себе живет, и время у него свое, как на часах на стене в баре, по которым лекция была. И убрал телефон.
А шапку обратно надел. Вот захотелось мне в шапке поваляться. Натянул на уши, лежу, лампочки не вижу на потолке. И прямо распирает от этого. Когда никто не видит – это только прыгать не хочется. А вот в шапке на кровати поваляться – очень даже здорово. И еще банок и бутылок пустых по полу разбросать и одежду тоже на пол бросить. Ну там, куртку, штаны. Прямо на ботинки, так и бросить. Бунт такой устроить, как Джон Леннон. Был такой певец один, англичанин. Чокнутый конечно, совершенно, тут ничего не попишешь. Только он голый с женой в кровати валялся при всех, а я банок накидаю и шапку надену. Банок, правда, нет, но я же все равно не вижу, так что представил, что есть. И что пьяный я в дым, ну прям конченный алкоголик и сумасшедший притом. И пью уже давно и валяюсь я не в Оффске в гостинице, а в ночлежке. В Гарлеме, точно. Я был раньше Джейк Ла Ботц, а потом надоело всё, и как давай пьянствовать. Ну и докатился, лежу на вшивом матрасе, обложенный банками пустыми и газетой накрытый. Положено так, алкаши всегда газетой накрываются. И страдаю. Не от пьянства, а от того, что смысла в жизни не вижу, поэтому мне на все наплевать.
И тут в ночлежку волонтер пришла, девушка. Ну такая, вроде неброская на вид, хипповая даже немного. Она спившимся неграм помогает, потому что все люди равны и должны быть счастливы. И она так ко мне подходит, чтобы проверить, живой ли я вообще. Шапку отодвигает, чтобы лицо посмотреть, ну там, дышу ли я еще, или умер совсем. Потом смотрит, вскакивает внезапно и кричит:
- Боже мой! Это же Джейк Ла Ботц! Он же пропал пять лет назад в Монтане! – и дальше кричит – Не может быть!!
А я один глаз открываю, смотрю на нее мутно, я ж пьяный в дым валяюсь. И ангела в ней увидел, свет сзади падает, видно плохо, только нимб один. Понимаю я что всё, это конец уже, но не сдаюсь и говорю ей так, хрипло и мелодично:
- Put me in a hole, baby, put me in a hole… - и смеюсь хрипло, а потом кашлять начинаю.
Тут меня вырубает, потом уже всё, в палате, в капельницах весь лежу, чистый и бритый. Не, не бритый, липой отдает. Просто вымытый, а то и вовсе спиртом протёртый, кто их знает, что они в больницах с такими делают, кто потасканный и без сознания. И эта девица – волонтер, с книгой рядом сидит, читает. Сторожит, значит, чтобы я не преставился к чертям. Потому что ангелы точно сейчас не придут. Ну и пока она не видит, разглядываю ее, а она ничего такая девчонка. И потом вся эта фигня, в общем, как обычно бывает. Может даже жениться на ней придется.
Тут я обратно вернулся в Оффск, чтобы не жениться. Ну их, незнакомых волонтерок из Гарлема, жениться на них так сразу. А певца того, Джона Леннона, какой-то придурок на улице пристрелил, насмерть. До сих пор в каталажке сидит, а лет уже страшно подумать, сколько прошло. Такие дела.
Я кино тогда включил и смотреть стал. Что за кино – не помню, так, смотрел, а сам думал о том, что поеду я завтра в Мурманск. Во-первых потому, что шоссе всё-таки Мурманское, а не Оффское, а во-вторых потому, что там у меня друг живет. Не то, чтобы совсем давний друг, но весьма интересный тип. «Беспокойный пассажир» - так он сам себя называет. Я не очень понимаю, что значит это, но догадываюсь. Общался я с ним, так что представляю, о чем это он.
Заодно и ночевать у него останусь, не выгонит же он меня. Давно звал ведь.
Так и заснул, пока кино играло, оно дальше без меня уже, само по себе было. Не обрывать же его на ходу, в конце концов. Шапку снял, правда. Тоже на пол бросил, к банкам, которых не было и на ботинки, которые на самом деле у входа остались.
