Кинорежиссёр Андрей Тарковский – неучтённый костромич. В его документах в графе «место рождения» стояло «село Завражье Ивановской области» (в 1932-м году такой административной единицы, как Костромская область, в СССР не существовало). В Костроме Тарковский никогда не был, даже проездом.
Место, где стоял дом, в котором родился Андрей Тарковский, затоплено при строительстве Горьковского водохранилище. Часть дома разобрали по брёвнышку и перенесли в верхнюю часть села, не подвергшуюся затоплению. Несколько брёвен легли основание музея, который открыли в 2004-м году. То, что туристам показывают как «дом Тарковского» - по сути, новодел. Впрочем, для богатой на перемены российской истории удивительно, что хотя бы что-то сохранилось.
Единственное место в этих краях, которое действительно помнит Андрея Тарковского – это храм Рождества Пресвятой Богородицы, где его крестили.
Весной 2003-го, работая на Первом канале, я снимал сюжет для программы «Время» ко дню рождения режиссера. Съёмки проходили в Ивановской области – в Юрьевце, где семья Тарковских жила в эвакуации с августа 1941-го по весну 43-го года.
Ещё были живы бывшие одноклассницы Тарковского. Они вспоминали, как появился в их школе московский мальчик, ни обликом, ни говором не похожий на сверстников.
«Он был худощавый, высокий, больше наших мальчишек, говорил на «а». Мы ведь волжане, мы все на «о» воротим, - рассказывала сидевшая за одной партой с Андреем Маргарита Полушкина. - Чёрненький, глазки чёрные, и веснушечки – не мелкие, не россыпью».
Московский выговор у Тарковского быстро сменился «оканьем», что очень сердило мать, Марию Ивановну, считавшую, что сын подделывается под речь своих новых приятелей. Ругаться матом он научился у тех же мальчишек и, по воспоминаниям сестры, Марины Арсеньевны, скатывался с юрьевецких горок, голося «по матушке» на всю округу, что не считалось у местных особым грехом. (В документальном фильме, отснятом шведами во время работы над «Жертвоприношением», отчётливо слышно, как страшно, из мати в мать, ругается Тарковский, когда оказывается запорота важнейшая сцена с горящим домом).
«Он очень стремился вписаться в эту компанию, не хотел ни в чем отличаться, выглядеть москвичом - говорит Тарковская. – Приезжих не очень-то жаловали».
Самые трудные первые годы войны Тарковские прожили в небольшом деревянном доме, в котором за бабушкой была закреплена одна комната. Мария Ивановна смогла устроиться на работу в школу. Чтобы не голодать, приходилось выменивать вещи, оставшиеся из прежней, довоенной жизни. За ведро картошки ушли бирюзовые серьги - эпизод этот Тарковский почти документально точно воспроизвёл в «Зеркале».
В Юрьевце работал завод, где варили пиво, и пивные дрожжи иногда выдавали, как паек. А на день рождения отца, Арсения Андреевича Тарковского, мать налила детям пива.
Единственным лакомством был мармелад из обычной свеклы, нарезанной ромбиками и запечённой в русской печке.
Образы военного детства возникают во многих фильмах Тарковского. Но в Юрьевец он долго не приезжал – пока не начал готовиться к съёмкам «Зеркала», фильма горько-исповедального. А приехав, остался разочарован и даже записал в дневнике, куда вклеил этикетку с бутылки «жигулевского» пива: «вот всё, что осталось от посещения Юрьевца».
Поиски натуры в конце концов привели съёмочную группу в Подмосковье, и запечатлённый оператором «Зеркала» Георгием Рербергом зимний пейзаж в Коломенском один в один совпал с картиной Брейгеля. Там же, под Москвой, купили две старых избы, а потом из их бревен по сохранившимся семейным фотографиям реконструировали дом, в котором прошло детство Тарковского.
Костромские поля и косогоры Тарковскому «не глянулись». Выстраивая кадр, создавая атмосферу прошлого, он следовал не столько личной, а скорее, культурной памяти. Визитной кинокарточкой Костромы стал «Жестокий романс» Рязанова, а не «Зеркало».
