Пух тополей закружил в воздухе от завернувшего во двор грузовика, который привез стальной забор. Водитель и его помощник весело ругались, сетуя, что в накладной написано "навершие", а в коробке "пики..". Словесный моцион закончился и штабель стальных секций лежал на газоне. Отряхнув ладошки, любуясь своей работой, было решено ехать в кабак, смакуя продолжение детального спора.
Старый, немощный и сердитый Василий Петрович тужился в туалете, неожиданно деревенским петушком закукарекав. Затем бесполезно лежал в ванной. Детей у него не было, в живых не было и близких людей, на которых можно было излить душу или обрушиться ураганом эмоций. Была только Валерия Николаевна, спутник дней суровых, умирающая от болезни. По сему и выписана из стационара по ее желанию. Супруга и ее последние деньки. Василий Петрович вел холодную молчаливую размолвку с Валерией Николаевной, начатую вчера из-за какого-то пустяка. Буквально еще вчера он сел за многострадальный роман про войну людей против машин, пытаясь написать свой сюжет продолжения фильма Терминатор. Уже много лет пытался написать, но за все года было написано лишь пару абзацев, которые чистил от тавтологии и воды. В итоге осталось только пару строк : " Эрув-караван завяз в песке, сев на брюхо у скалистой местности посередь пустыни." И вот Василий Петрович сидел в ванной, пытаясь наладить сюжетную нить и наконец как то помириться с женой. Супруга молчаливо обижалась на Василия Петровича. Болезнь беспощадно атаковала, к которой прибавилась эта ссора. Валерия Николаевна беззвучно зашивала дыры на мужнином старом сине-белом кардигане, в углу рисунка была еле различимая надпись Andy Warhol. Эти лохмотья были ей особенно дороги, были приятные воспоминания о муже.
Спустя неделю Валерия Николаевна в четыре утра протирала стекла на очках, а к полудню постель была уже пустой и заправленой.
Так и не простившись, в размолвке и непонимании, Василий Петрович не мог найти в себе силы помириться и принять осуждения супруги. Вместо этого он больше думал над романом, но мысли путались и его не отпускало, что не было поддержки от единственного любимого человека, за которым он беспристанно ухаживал последние пять лет, и вот она благодарность. Этот ее очередной широкий жест.
Василий Петрович смотрел на полупустые флаконы с тониками и кремами. По-очереди брал их в руки: нюхал и вспоминал ее запах. Зато теперь некому его осуждать и на холодную голову мысль пойдет.
В окне напротив дома сосед нахваливал, похлопывая по бокам и нюхая не слишком сладкие дыни.
Он открыл файл и принялся за писанину. И думалось о славе. О том, что его персонажи будут жить. Возможно Василий Петрович сам сюжет своей истории. Так и не написаной талантливым человеком.
Посвящаю моей дорогой и любимой Валеньке. Без тебя я застрял здесь и не могу пошевелиться.
Посмотрев сначала, он опять начал стирать куски текста. Хотелось чистоты, искренности и легкости. А когда закончил-остался лишь этот пролог. И через это письмо, прочитав будто со стороны, только для себя, полушепотом, прослушал и сново прочитав, остановил мысли. На том и завершил свой роман Василий Петрович. А когда на глаза ему попались заботливые завершенные стежки черных ниток на тех местах, где были дырки, он вспомнил что это был любимый свитер, Василий Петрович благодарный всему на свете, свету, ночи, воздуху, тополиному пуху, поднимая хилое тело на ноги, глубоко вдохнул последние таящие запахи когда то живого человека, шагнул с третьего этажа на забор...Ебать колотить!!! Он был еще жив минуты две. За этот момент ему было глубоко плевать на эти чертовы стежки и прочие проявления заботы умершей супруги. Ему хотелось жить так, как никогда не хотелось ранее и не было кого-то, в ком бы он нуждался более, чем в себе.