Найти тему
Личное отношение

Глава 7. Старая лисица.

Номен Нескио "День воина".

22 августа 1812 год. Деревня Татариново. Ставка Главного Штаба русских Объединённых армий.

К крыльцу неприметного дома в деревне Татариново Серпуховского уезда Московской губернии, поднимая дорожную пыль, живо подкатили лёгкие рессорные дрожки. Судя по виду экипажа, нельзя было сказать, что приехавший был человеком знатным или какого другого высокого положения. Но вот остановившаяся чуть поодаль многочисленная свита и вышедшие на крыльцо военные высоких чинов говорили о том, что к вечеру одного из дней августа 1812 года в вышеупомянутую деревеньку прибыл человек значительный…, особой государственности и с бесконечными полномочиями. Подбежавший адъютант откинул маленькую подножку и помог сойти грузному мужчине в неприметной бескозырке, серой лёгкой шинели, под которой виднелся мундир генерала от инфантерии без убранств, но из дорогой ткани. Из сопровождения к экипажу приблизились лишь два конных кирасира, которые наблюдали, как пассажир экипажа отправился к крыльцу, вытянувшись в сёдлах как на параде.

- Господа офицеры, Его светлость, Главнокомандующий!- произнёс один из встречавших.

И все как один вытянулись по стойке, приветствуя шестидесятисемилетнего Михаила Илларионовича Кутузова, совсем недавно назначенного Государем - императором Александром I на должность Главнокомандующего всеми русскими армиями, вместо «отступающего» князя Михаэля Андреаса Барклай де Толли, звавшегося в России Михаилом Богдановичем. Который, совершенно не по заслугам, не пользовался популярностью в войсках, иногда даже вплоть до открытого презрения со стороны отдельных генералов, которые ревностно охраняли русскую армию от иностранного засилья. Но что было делать, в России существовала довольно внушительная прослойка общества близкая к высшему свету, предки которой были призваны на государеву службу ещё при Иване - царе Иоановиче Грозном IV. А иные при Петре I, Екатерине и других русских царях, кои достаточно проявили себя в трудах для Отечества, ставшего уже их потомкам первой родиной.

Сойдя с дрожек и громко выдохнув, Главнокомандующий остановился перевести дух и, немного повернув голову на короткой шее, отвёл руку в сторону, ткнув пальцем, обратился, таким образом, к кучеру:

- Ты…, это, вот что, братец…, у-у-ух…, так трясёшь…, эта-а-а…, словно молодуху в кусты поспешаешь…, а мне вот при моих годах следовало бы поберечься. Даже железы и пружины на дрожках не помогают. Ну поимей же уваженье какое есть, если уж не к возрасту, так хоть к погонам…, наперёд очень уж прошу тебя.

Солдат открыл рот и беззвучно закивал головой.

- Прошу вас, князь,- произнёс всё тот же военный, взяв генерала под руку и помогая взойти на крыльцо.

- Ты уж давай-ка…, ну не подведи меня в следующий раз что ли…, Христом - Богом, уж постарайся,- продолжал ворчать старик.

- Так, Ваша Светлость,- начал, было, возчик.

- Заткнись…! Ух, ты ж мне,- одними губами произнёс адъютант и погрозил кучеру пальцем за спиной генерала.

- Ну, будя…, будя,- произнёс Кутузов и тяжело поднялся на крыльцо.

Он ещё раз оглянулся и в сердцах произнёс: «Ай…», махнул рукой и скрылся в доме.

Не было в этом старике злобы или упоения своей властью. Вовсе нет. Было лишь поведение, или даже состояние присущее пожилому человеку, неважно какого он сословия или чина, который может бесконечно рассуждать о тележном колесе, как у известного классика.

Ведь отыщутся же глупцы, считающие старость чем-то зазорным и непривлекательным, а, тем не менее, так выглядит будущая жизнь, в которой опыт безжалостно разменивается на ветреную юность и неутомимую зрелость. И вот уже надтреснутый голос обращается к своим потомкам, рассуждая о неумолимости времени. И остаётся только с грустью взирать на прогуливающихся по проспектам барышень в сопровождении энергичных молодых людей и, не мешать им думать, что вся их молодость, напор и румянец на лице это навсегда. Остаётся лишь взять за руку свою спутницу, от былой красоты которой остались лишь едва заметные крохи и с упоением вспоминать те времена, когда кто-то, уже такой далёкий взирал на них самих с подобной завистью.

Офицеры удалились. Подъехавший к возчику кирасир, смерил его взглядом, от которого солдат втянул голову в плечи, поднеся к его испуганному лицу огромный кулак в кожаной краге, и прошипел:

- Ты что, вологодская каналья, местного ухаря из кабака тащишь? Да я тебя знаешь, куда сошлю? Поперед войск бежать у меня будешь, пока твоя еловая башка, а вместе с ней руки и ноги от тебя не отвалятся.

- Дык они сами меня…, Его Светлость в бок тычет…, и сам же приговаривает: «Поспешай, поспешай», чтобы я, значит, не уснул, а вборот, погонял. А я не спал, рази ж тут уснёшь, когда такое дело. Я ж понимаю…, персона однако. В войсках идёт слух, что князь Кутузов не иначе как побеждать прибыл. Так что скоря погоним этих мусьёв в обратку.

- Я морду тебе набью в следующий раз…, батогов захотел, по всей твоей персоне. И вообще, смотри куда едешь, и кого везёшь…, дурак!

- Так точно!- крикнул возчик- солдат привстав на козлах.

От его голоса конь кирасира буквально отпрянула от экипажа, а на пороге появился один из младших офицеров свиты Главнокомандующего. Ульрих помахал ему ладонью, показывая, что всё в порядке и тот скрылся за дверью.

- Прошка, да брось ты его,- окликнули кирасира, но тот словно не слышал, пытаясь осадить испугавшегося коня.

- Да ты…! Что так точно?- спросил Ульрих.

- Так точно, что дурак!

- Тьфу ты!- в сердцах и уже без злобы выругался кирасир, выпустив пар, и тут же добавил,- Давай- ка за хату и приведи экипаж в порядок и что б больше ни-ни…, водки не пить, табаку не курить!

- Да нечто я не понимаю,- пробурчал солдат, указывая на избу, куда зашёл Кутузов и офицеры,- Тут военное дело…, какая уж может быть водка. Светлейший князь замест того Барклая - немца к нам и прибыл. А то пятимся с самого Немана, ну ни как споткнуться не можем о какое сражение. Давно надо уже надавать по шапке этому супостату.

Он спешился и завёл запряжённого коня, поправил сбрую ослабив ремень, стал гладить его по морде, прижимаясь к ней щекой, приговаривая:

- Вот такие значит дела у нас с тобой. Будем ждать, пока они там решат как того Наполеона побеждать. А мы покуда тут постоим, как было велено. Вишь как тихо-то, словно к покойнику…. А водки мы и после выпьем…, а от чего же не выпить, если от души. С превеликим удовольствием, да с заячьим пирогом и шкварками. Я эт такое люблю, моя хозяйка делает замечательно. А тебе сена, самого- самого накошу и на реку свожу, а там искупаю. Так глядишь и забудешь свои Польши, а у нас тихо, а чего зря шуметь?

Из-за избы появился солдат, нёсший на плече большой мешок. Подойдя к телеге, что стояла рядом с бричкой, он положил туда поклажу, сняв кивер, утёр мокрый лоб рукавом и произнёс:

- Ну…, здарова ночевали что ли!

Кучер кивнул головой и ответил:

- Здаров будь и тебе…! Что это ты приволок?

Тут же появился Ульрих и сказал:

- Вот коню и ужин. Дай ему овса.

- Не можно так,- ответил кучер,- Коли скоро поедем, так вдруг в галоп пойдём, так зайдётся конь. Так что после поужинает, а пока поголодает, он привычный.

Прохор усмехнулся.

- Спрягни его чуток, здесь пока будете. Так что корми и не боись.

Солдат посветлел и, улыбнувшись во весь рот, произнёс, обращаясь более к коню:

- Вот ведь, Пан, какая удача тебе свалилась…. Стало быть, из самого резерва Ставки тебе харч.

- А от чего же Пан?- спросил кирасир.

- Где?

- Ты назвал коня Паном.

Солдат погладил коня по морде и, сняв узду, ответил:

- У-у-у, там цела история…. Так то ж я его в бою добыл у села Гржавка, что перед Смоленском. Мыт-ко покуда отступали…, пятились же от самого белорукского Витеба…, так бой завязался под этой деревушки. Наскочили на нас поляки и один как есть давай меня конем давить. Нашу каре-то разбили…, ну и стали отступать….

- Побежали значит?- продолжил Прохор.

Кучер посмотрел на него и укорительно произнёс:

- Почто так говоришь, господин офицер? Мы с начала компании за свои животы не шибко болели, а что бежали, так тож немец, который Барклай, нам команды командовал.

- Ну что ты, солдат,- попробовал оправдаться кирасир,- Брось…, я не со зла. И что там?

Солдат посмотрел на него, затем на обозного, который присев у телеги раскуривал трубку и продолжил:

-… в общем подались мы к своему стыду до той деревеньки…, не как попало, а в построении, и как до деревни-то дошли, так конные нас и рассеяли. А тут на тебе и этот…, да на меня прёт. Латами сверкает, и палашом машет…. Ну я уж думал прощаться….

- А где ж ружьё-то твоё было?- спросил Ульрих.

- Так при мне и было…. Я ж стрельнул, а вот перезарядить- то не спел. Коня-то я не стал ранить. А, наверно от отчаяния, впервых ружьё, словно копью в руки схватил да в конного и кинул, только тот антихрист увернулся, а я глядь, коромысло чьё-то валяется. Я его схватил в руки…, а что делать…, да как заору, что свого голоса и сам не признал и попёр прямиком на всадника. Со страху заорал, был грех такой. И вот же надо так, и конь, и всадник меня спугались. Видно ли дело, солдат с коромыслом на кирасира атаку чинит. Конь на дыбы поднялся, потом в бок, от меня шарахнулся как от чумного…, и скинул всадника. Ну а я к поляку кинулся, так я его по каске лупил, как одержимый словом…, и бил до тех пор, пока тот не затих. Есть грех, спугался я смерти, а тот поляк кровью изошёл, так в шеломе и остался. Потом очнулся, от того, что силы меня оставили, а как отдышался и подался до своих, ладно ещё коромысло бросил, а то устроили бы потеху мне….

- А конь…?

- А конь-то…? Так убёг конь ….

- Ну….

- А потом собрали нас…, это хорошо казачки подсобили и прибыли на выручку. И отпросился я у начальника своё ружьё глянуть. Благородие меня отпустил…, у-у-у я бегом к тому дому и на тебе, всадник лежит, и конь его рядом и ружьё моё там поблизости, при штыке, как положено. Я сухарик-то вынул и давай подманивать, а он взял лакомку и вот. В общем, увёл я его, а как имя не знаю. Да и думаю, что по русскому он не поймёт меня, а я тока знаю их прозвание «пан»…, ну и стал его так кликать. В общем…, ну там долгая история…, он в поводу, в обозе ходил, а потом контузило меня, да и батальон наш расформировали. А определили меня вот на разных подмогах и Пан при мне остался.

- Ну давай, корми своего иноземца,- усмехнувшись произнёс Ульрих и развернув своего коня, направился прочь, но остановившись сказал, обратившись к обозному солдату,- Ты это…, дай и ему чего пожрать что ли!

И скрылся за углом дома.

Кучер отстегнул оглобли, и всё так же поглаживая коня и накинув на шею панталер, подвёл его к телеге, где обозник заботливо разложил овёс, вытряхнув его из мешка.

- Ешь, ешь, басурманин,- тихо произнёс он и осторожно похлопал коня по боку.

Конь стал жадно съедать корм.

- Ты сам-то как…, или тож ветер в животе гуляет? Щас сухарей тебе принесу,- произнёс обозный.

- Спасибо, землячёк,- ответил возчик, снимая сбрую.

Подобрав мешок, не произнеся более ни слова, ушёл, лишь дойдя до угла дома, оглянулся, кивнув головой, и закинув его на плечо, продолжил свой путь.

Пройдя в избу, Кутузову помогли скинуть шинель и, пододвинув скамью, усадили за большой деревянный стол, с разложенными картами, ожидая, когда Главнокомандующий начнёт говорить. Вообще, если бы не генеральский мундир, Михаилу Илларионовичу Кутузову более подходила обстановка из окружения самоваром, чайными блюдцами, внуками, дворовыми и домашним халатом, что было более естественно для человека столь преклонных лет. Если он обращался к кому-либо, то вынужден был поворачиваться голову на короткой полной шее вместе со всем своим грузным телом, под которым скрипел стул, а в нашем случае деревянная скамья, громко пыхтя при этом. Речь его была размеренна, нетороплива и сопровождалась различными «кхе», «мда», «эх» и другими выражениями, заполнявшими паузы в разговоре, делая его рассудительным.

Поморгав единственным здоровым глазом, привыкая к обстановке, Кутузов оглядел собравшихся, и опять громко выдохнув, произнёс, обращаясь к Багратиону:

- Пётр Иваныч, так очами сверкаешь, что демаскируешь нас тут, прям и света не надо…. Ну да к делу…, нет времени на любезности.

- Ещё свечей сюда,- крикнул кому-то адъютант.

Кутузов сделал паузу, справляясь с одышкой, и продолжил:

- Под Смоленском мы соединились, это хорошо и теперь имеем более внушительную силу против Наполеона, дери его собаки…. Однако силы противника значительны, так что придётся смириться и действовать, пусть и вопреки даже здравому смыслу. Государь требует остановить француза…. М-да уж…, остановить…, только француз не кобыла, его за поводы не подёргаешь.

- Позвольте приказать чаю, Ваша светлость,- произнёс один из присутствующих офицеров.

Кутузов немного подумал и, обратившись к адъютанту, произнёс:

- Прикажи-ка, братец кваску…, и что бы покислей был. А чай после сгодится.

Адъютант щёлкнул пальцами кому-то в тёмном углу избы и, отворившись, дверь, выпустила человека, мелькнувшего быстрой тенью.

Тем временем Кутузов продолжил:

- Теперь что мы имеем. Без учёта некомботантов, под ружьём около 130 тысяч наших войск, противу французских числом до 140 тысяч, а то и более. По данным перебежчиков на подходе кавалерийская бригада генерала Пажоля имея около 1200- 1300 сабель. К тому же наши резервы вдвое уступают французским….

- Мы дома, Ваша Светлость и с нами Бог! А Москва вон, ещё немного и куполами заблестит, а мы всё никак не остановимся!- пылко произнёс Багратион.

Кутузов посмотрел на него и, покачав головой, произнёс:

- Дома-то мы конечно дома…, да вот жгут наш дом и разорение по всему Отечеству чинится, топчут без пощады. До Москвы 120 вёрст, два - три перехода…. Ну да делать нечего, тут будем стоять, к тому же место подходяще, да и совестно перед народом уж мочи нет. Но это мероприятие требует серьёзной подготовки, давать генеральное сражение в чистом поле без укреплений для нас смертельно, потому предлагаю в короткий срок врыться в землю, а там уж и видно будет, кому могилой станет поле, нам или Бонапарту. Михаил Богданович, правый фланг…, в помощь тебе сама природа, река Колоча и местность удобная, а там где она впадает в реку Москву так к тебе и вовсе не подступиться…, в общем, сам всё посмотри и приступай. Не первый раз…. Ну а тебе, дорогой князь Пётр Иваныч фланг левый достался…. Уж не обессудь.

Багратион слегка кивнул головой, тряхнув густыми вьющимися волосами.

Помолчав немного, Кутузов продолжил:

- Что с войсками?

На пороге появился этот солдат с кувшином. Адъютант метнулся к нему, приняв сосуд с напитком, и прошипел:

- Уйди, уйди!

Затем налив в глиняную кружку квас осторожно поставил её на подносе перед Кутузовым.

Совершенно не обращая внимания на эту бытовую суету, командующий Первой армией Барклай де Толли стал докладывать:

- Ваша Светлость, Первая Западная армия расположена на позициях. Силами пионерных подразделений и самими войсками по намеченной линии обороны, возводятся полевые укрепления. Нам в помощь призваны местные крестьяне из села Бородино, что помогают в тяговой силе лошадьми и в возведении укреплений, разбирая свои дома. Заявляю со всей ответственностью, моя армия готова сражаться! Волею Государя - императора, будучи командующим, я сделал все, что мог сделать, помня слова государя, с которыми и получил армию в начале компании.

Присутствующие с любопытством посмотрели на седого генерала. Де Толли помолчал, вздохнул и ответил:

- Государь сказал тогда: «Вверяю вам свою армию, и помните, другой у меня нет»!

Стало тихо.

- Да, да, спасибо, князь Михаил Богданович! Знаю я, как тяжко было тебе,- произнёс Кутузов и немного помолчав, спросил, чтобы разрядить обстановку,- А что…, Бородино, чья та деревенька будет?

- Позвольте?- начал Багратион.

Главнокомандующий согласно кивнул головой.

- Та деревня была куплена бригадиром Василием Денисовичем Давыдовым. Но он уже как около четырёх лет как покинул наш мир.

- А скажи- ка мне, той верхолёт что у тебя состоял при штабе….

- Это сын его Денис, у меня служил в Молдавии и отличился противу турок,- ответил Багратион.

- Во-о-от,- протянул Кутузов,- Я слышал тот анекдот, от которого у фельдмаршала Каменского помутился рассудок после того, как этот Давыдов явился к нему ночью и потребовал отправить его в действующую армию из резервного полка, при котором он и состоял, и ни куда-нибудь, а прям на Аустерлиц. Видно ли дело, почивает себе старичок в ночном колпаке, и вот появляется перед ним сей молодец, а после такой конфузии, тот фельдмаршал окончательно захворал головой и уже сам появился пред войском в заячьем тулупе, от чего-то, отдал приказ по армии спасаться, кто как может, посеяв в войсках смятение. А, явись он скажем к Петру Ивановичу, так тот застрелил бы не думая. Так ли?

Все присутствующие рассмеялись, повернувшись к генералу Багратиону, который лишь пожал плечами. Кутузов вздохнул и продолжил:

- Старость, что тут поделаешь…. А тот, что Давыдов, слух до меня дошёл, что потрошит французские обозы как лис в курятнике. Генерал, одним словом…

- Он подполковник Ахтырского гусарского полка, командующий генерал Васильчиков.

- Генерал, генера-а-ал…, будет генералом,- замахал рукой главнокомандующий,- Будет…, если свою голову не станет совать куда ни поподя. Риск, конечно, дело бравое, но образумь ты уже его, Пётр Иваныч…. Ладно, что у тебя там, князь? А то отвлеклись мы немного….

Багратион стал докладывать:

- Ваша Светлость, последние войска оставили Ельню и маршем двигаются по старой смоленской дороге на Семёновское, польская кавалерия Понятовского и другие союзные соединения преследуют их. Подтянутся основные силы и нам придётся оставить Акиншино. Это вот тут, совсем рядом с монастырём.

Взяв в руки заточенную палочку, Багратион указал на карте точку обозначавшую деревню, расположенную на северной смоленской дороге.

- Я намеренно распорядился рассредоточиться арьергарду по ближайшим сёлам, барон Крейнц в Мышкино, а вот Валуево, там генерал Уваров, принуждая французов действовать малочисленными отрядами. Гоняться за нами всей армией никто не станет, а уж после, соберутся у Колоцкого, а там видно будет. Теперь о дислокации. Предлагаю возвести укрепление и сосредоточить арьергардные силы 2-й Западной Армии вместе с главными в районе Доронино - Шевардино. Там и собираюсь стоять, сколько Бог даст. Мы отходим, Ваша Светлость, отходим с боями, противник измотан, но всё ещё силён. Мой план по выгодному расположению наших войск в районе Царёва - Займища вы отвергли.

- Прости, князь,- перебил Багратиона Кутузов,- Займище, Займище…, позиция действительно хорошая, но тогда идущие войска и ополчение не успели бы прибыть из Москвы, к тому же в тылу река. А помимо воевать, нам необходимо строительство укреплений, вот из чего я исходил, отказавшись от твоего плана. Численного превосходства мы не достигли, но шансы на успех есть.

Обведя взглядом присутствующих офицеров, Главнокомандующий продолжил:

- Я вам вот что сообщу, господа. Есть у меня при дворе свой человек, которому я доверяю. Будучи ещё неудел, он снабжал меня сведениями о ведении компании и состоянии армии Наполеона. Так потери французской армии в первый месяц составили в отдельных частях до двадцатипяти, а то и тридцати процентов, это притом, что войска не вступали в боевые действия и находились непрерывно на марше. Ещё хуже положение польских, вюртенбергских и италийских частей. Генерал Тормасов отличился, начисто разбил саксонцев генерала Ренье.

- Вот что…, господа…,- подумав, произнёс Кутузов,- С тем и собрал вас. Я был в Шевардино, мне совершенно не нравится место, узкая долина не позволяет произвести гибкое маневрирование и сообщение с войсками.

Он взял в руки кружку, и немного подержав её в руках, поставил на стол, не притронувшись к напитку.

Затем, не сводя взгляда с какой-то, одному ему видневшейся точки, произнёс:

- Это всё ни куда не годится, господа….

Главнокомандующий грузно поднялся со скамьи и, подойдя к небольшому окну, осторожно отодвинул занавеску, посмотрев на улицу.

- … никуда не годится…. Шевардино не годится для генерального сражения.

- Генерал Беннингсен…, Леонтий Леонтьевич,- повернувшись, обратился к своему начальнику штаба Кутузов,- Распорядитесь передать мой приказ. Арьергарду генерала Коновницына, примкнуть к войскам Горчакова. Передайте генералу Уварову, из Первого резервного, пусть поспешает к Горчакову, хватит уже им по тылам коней пасти.

- Да, Ваша Светлость,- ответил генерал Беннингсен.

- Остаётся Бородино, иначе мы погубим наши арьергарды, да и отступать уже некуда. Какие будут мнения? Я, господа не сторонник длинных и тем более пустых речей, но по - существу выслушаю вас.

Кутузов вернулся за стол и сев в пол оборота ждал. Присутствующие молчали, покряхтев, он наклонил голову и обратился к генералу Ермолову:

- Ну а ты, герой, чего молчишь? А…?

Генерал Ермолов пожал плечами, затем негромко кашлянув в кулак, произнёс:

- Ваша Светлость, неприятель от нас в 15- 12 верстах. Вам известно, что я выступал противником временных укреплений, в частности, что касаемо Шевардинских, коли мы отступили от Царёва - Займища. Наши войска отходят, буквально перед частями маршала Даву и мордами лошадей Мюрата. Но тут я вынужден признать, что в настоящий момент именно Шевардинский редут позволит нам выиграть время и хоть как-то постараться успеть построить оборонительные сооружения. Группировка Горчакова малым числом сможет беспрепятственно действовать на направлении главных сил французской армии, а после отойти на передовые позиции главных наших сил, заставив противника вползти в это «бутылочное горлышко». Выйдя на новую линию нашей обороны, Наполеону необходимо время для развертывания войск и это нам лишь на руку. Теперь по строительству…. Хочу вам доложить, что половина села Семёновское уже разобрано, местное население активно помогает московским и Смоленским ополченцам и солдатам 26 пехотной инженерной дивизии, жертвуя своими домами. Работа не прекращается ни днём, ни ночью. Трудности в том, что у нас острая необходимость в лопатах, топорах, пилах и других инструментах. Московское генерал-губернаторство не проявляет должного внимания к нуждам армии.

- Знаю, знаю…, московские скряги. Я займусь этим лично,- ответил Кутузов.

- А что Государь…?- осторожно поинтересовался Ермолов.

- Государь с нами, господа! Неимоверными усилиями его удалось освободить от военных поэм этого полковника Пфуля, коими он был невероятно очарован. И если бы войска Наполеона имели возможность двигаться ускоренным маршем, то после Дрисских лагерей, в которые нас загнал Пфуль, мы бы уже не имели даже сегодняшней численности нашей армии. Государь внял нашим мольбам, и посетил эти лагеря, воочию убедившись в несостоятельности военной доктрины этого прусского советчика. Необязательно быть военным гением, чтобы не видеть плачевное состояние нашей 2-й Армии князя Багратиона, которую там мы чуть не похоронили. Она измотана боями и обескровлена, тем не менее, продолжает сражаться. И в том есть твоя немалая заслуга, Карл Фридрихович.

При упоминании своего имени тридцатипятилетний генерал Толь поднялся со своего места и склонил голову.

- Ты садись, Карл Фридрихович, присядь…, полно тебе, мы ж не на параде, каблуками тут щёлкать.

Кутузов задумавшись, склонил голову на ладонь. Сомнения и смятение витали в его сознании. Но положение, в котором оказалась армия, страна и народ, требовало немедленного принятия важного решения, вместе с тем осознание того, что вот теперь, именно сейчас, может решиться судьба России и совершить промашку, значит похоронить великие дела предков, наступить на горло великой истории, откинуть страну в бездну статуса колонии.

Сколько прошло времени, он не знал.

- Ваша светлость,- негромкий голос князя Багратиона вернул его сознание в деревенскую избу. Он поднял голову и произнёс, опять вздохнув:

- Значит Шевардино…. Ну пусть …. Вот как мы поступим. Войска с марша, спешным маршем отвести на линию Бородино - Утица к главным силам. Там за курганом и лес имеется, аккурат резервные части туда и поставим. Работу по возведению редута на Шевардино не прекращать и ускорить возведение фортификаций на Бородинском поле. Это решение не сиюминутное, я давно обдумывал эту ситуацию. По сути, более выгодного для нас места не было доселе и полагаться, что оно появится по дороге на Москву более чем неразумно. И теперь у нас совершенно нет времени…. Эх…, совершенно нет…, времени.

Выдержав паузу, Кутузов несколько раз провёл рукой по дощатому крестьянскому столу, накрытому скатертью, и продолжил:

- М-да уж…, такие вот дела…. Поспешают французы. Нет нам передыху, но что делать, что делать. После отдохнём. По всей логике, они вынуждены пойти этим путём, Шевардинский редут лакомый кусок, слабое укрепление, но самое главное, что нет естественных препятствий, к тому же, мне кажется, что противник имеет представление о нашей численности. Река Колоча, крутые овраги делают наш правый фланг практически неприступным. К тому же численность и состояние 1-й Армии князя де Толли не столь плачевно, нежели войска Петра Ивановича. Но надо задержать их. Горчакову будет куда отступать, но прежде всего, мы выиграем время, а его ох как не хватает для генерального сражения. Мы должны заставить Наполеона наступать там, где нам выгодно, он должен клюнуть на слабость второй армии и пока всё идёт по плану. Помните, господа, самое важное, это люди! Нам ещё с этой армией до Европы топать. А у нас большинство новобранцы противу Наполеоновских солдат прошедших не одну компанию. Теперь что касаемо обороны. Прошу вас, генерал!

Толь достал карту и, положив на стол, придвинул толстую свечу ближе к большому листу.

- Вот, Ваша светлость!

Он провёл небольшой указкой по дуге и продолжил:

- Основные силы Наполеона двигаются по новой дороге от Смоленска…, по старой же дороге через Умань идут в основном союзные силы, ну те вволю тешатся…, те ещё воины, убивают крестьян, девок портят, в общем…,- Толь замолчал на несколько секунд, а затем продолжил,- Простите….

Присутствующие посмотрели на докладчика. Генерал Толь устремился взором в карту. Пауза привлекла внимание Кутузова. Он тоже оглядел собрание, потом Толя и спросил:

- Генерал, у тебя там родня? Или жалко крестьян…? Ну ничего, ещё будет с них спрос за дела. Мы свое возьмём.

- Позвольте, я продолжу, Ваша светлость?- спросил Толь.

Кутузов не отводил взгляда от генерала и, выдержав паузу, произнёс:

- Поверь, мне очень жаль, что бы там ни случилось…. За что невинные головы секут…? Да…. Конечно, продолжай.

- Благодарю вас… Хм…, господа…. Авангардом идёт кавалерия Понятовского и итальянские соединения вице- короля Эжена де Богарне, а именно 4-й корпус французской армии. Это достаточно внушительные силы.

Кутузов поднял голову и спросил:

- А что Богарне…?

Толь кивнул головой и продолжил:

- Во время мальтийской компании, участником которой он являлся, захватил там какое-то боевое знамя и был приближен к Императору Бонапарту, к тому же, он является Наполеону пасынком. Без сомнения, это конечно сыграло свою роль, но мы более видим перед собой военачальника и далеко неплохого правителя италийского королевства, Наполеон сам лично отдал ему свою корону короля Италии и Венеции. Но вернёмся к нашим делам. Наша оборона по всей линии около 7-8 вёрст по фронту и в глубину на 6 верст. С военной точки зрения позиция удачная, но вот это место,- генерал обвёл небольшой участок, около 2 километров длинны левого фланга,- Вот тут ничего нельзя поделать. Тут французам все карты в руки, тут им можно всё. Планируемые флеши, люнеты и редуты сдержат натиск, но исключить прорыв невозможно. Пройдя первую линию обороны Шевардино, французы не будут столь стремительны, необходимо время для перегруппировки, ну а дальше, нам придётся стоять, покуда сил хватит. Центром полагаю, будет Утицкий курган, с него как на ладони видны все позиции, но земля там сложная, каменистая, очень затруднены земляные работы. Что же касается Шевардино, мне трудно судить об обстановке лишь из докладов инженерных офицеров, так что позвольте, Ваша светлость не медля, тот час выехать на место и всё посмотреть как следует. Я не очень силён в военном строительстве, но так будет лучше для разработки наших операций.

Кутузов кивнул головой и произнёс:

- Не умоляй своих достоинств, генерал. Поезжай, Карл Фридрихович. Я целиком полагаюсь на ваши знания и опыт, и представьте мне новую диспозицию с учётом линии обороны, кою мы хотим изменить. Где буду, не знаю, сам найдёшь меня и не медли. И прошу тебя. Послушай старика, не сверкай ты эполетами…, всяких по дорогам бродит, и один не езди! Помоги тебе Бог! Жду тебя с вестями.

Офицер отдал воинское приветствие и быстро вышел из избы. Проводив, Кутузов осенил его уход крёстным знамением и вернулся за стол, грузно опустившись на лавку.

Немного помолчав, он склонился над картой и произнёс, обратившись к генералу Тучкову:

- Вот что, друг мой, Николай Алексеевич, вставай со своим корпусом южнее всего театра. Твоя забота это старая дорога от Смоленска и фланг Петра Ивановича. В помощь тебе будет московское ополчение. И стоять лесами придётся, а замест укреплений подводы поставите. Вот как при Прейсиш- Эйлау действовал, и теперь держись. Если уж не сдюжите, то далее утицкого кургана пятиться немоги. На том и порешим, я пропишу Государю - Императору о наших расположениях и действиях. Это война даст нам множества героев и поэтов…. М-да уж…, ну а пока, мне нужны солдаты.