К концу одиннадцатого класса он твердо, но хрупко знал, что хочет стать строителем. Для подготовки к этому ремеслу он серьезно отнесся к подготовке к государственным экзаменам по физике и математике. В большинстве технических вузов не нужны высокие баллы, в отличие от гуманитарных, поэтому даже со своими скромными оценками он получил бюджетное место. Родители, в особенности отец, были рады не только тому, что он получил бюджетное место, но и тому, что он выбрал техническое направление; и, когда родные или знакомые спрашивали, на кого же пошел учиться их сын, они гордо отвечали: "На инженера!" В общем, на него полагали большие надежды. Чтобы отпраздновать это, мать даже устроила небольшой выезд на природу и пригласила многих друзей и близких, которые, как она говорила, "должны были посмотреть на будущего студента"; и все гости этого небольшого торжества возложили большие надежды на него. Он тоже возложил на себя слишком большие надежды.
Первое время студенчества было для него сущим раем: никакого контроля, свобода, гуляешь, сколько хочешь; покупаешь выпить; лежишь, и никто не донимает тебя с расспросами. И учеба ему нравилась: высшая математика, физика, начертательная геометрия; и для каждого предмета он купил новые ручки, карандаши разной жесткости, длинные линейки и угольники, толстые тетради, листы формата А3. В общем, все, что могло приукрасить его внешнюю жизнь. Единственное, что не доставляло ему удовольствие, так это предмет по истории, а точнее преподаватель по истории. Это была роскошная женщина с скромным вкусом на одежду, привлекательной фигурой и лицом, медленно терявшим красоту молодости; но это была преподаватель жёсткий, даже немного маразматичный, один из тех, кто считал, что предмет, который никак не связан с направлением студентов, разве что только программой обучения, необычайно важен в плане духовного воспитания молодого поколения, поэтому в начале курса она представила задания на весь курс, которые были настоящей тропой выживания. Она требовала: ни на минуту, ни даже на секунду опаздывать на семинары, иначе вход воспрещен; к каждому семинару готовить три конспекта, каждый из которых должен быть расписан на не менее десяти страницах; на каждом семинаре один студент должен с блеском пересказывать, не подсматривая в тетрадь, все то, что написано в тетради; в конце семинара блестяще ответить на три вопроса преподавателя; и если к концу семестра у студента не было ни одного выхода для пересказа, то не просто не было надежды на тройку на зачете, а даже надежды получить допуск к зачету. Ничего из того, что было перечислено, он не желал делать, и с этого начало что-то в нем рушиться. Он перестал делать домашние задания, посещать лекции, а к концу семестра - даже семинары. Все это происходило по причине того, что в нем стало просыпаться старое чувство мечты стать кинорежиссером. Чувство это усиливалось с каждым днем и становилось все сильнее, когда он представлял себе будущую жизнь, на которую смотрел с ужасом и страхом. Жизнь эта с семьей, работой, может быть, даже с ипотекой закрывала все двери к новой и старой жизни, когда он мог мечтать, и открывала лишь маленькую щель, через которую он мог любоваться своей прежней не угасшей мечтой, которая с каждым годом становилась все дальше и дальше. Ему становилось страшно от этих мыслей и даже хотелось укутаться в одеяло и никогда оттуда не выходить; но факт оставался фактом: его поезд ушел. "Нет! Не ушел!" - сказал он себе и собрался на один самых отчаянных шагов молодого студента: отчислиться и сквозь тернии бедности, как это делали многие поэты, писатели и кинорежиссеры, добиться успешной карьеры без чьей-либо помощи, чтобы потом, когда на него начнут смотреть с уважением, хвастаться тем, что он добился этого уважения исключительно своими силами и что никому он ничем не обязан. Родители этого не одобрили. Мать ссылалась на то, что им, родителям, пришлось потратить столько денег и сил, чтобы он поступил в тот университет, что его желание бросить все - это неуважение к ним; и она спрашивала его, "как ей тогда смотреть в глаза близким и друзьям, чьи дети учатся спокойно в своих направлениях и без ёрзания". Отец же пытался понять сына и хотел уговорить его продержаться до лета, когда закончиться весенний призыв в армию, и тогда он сможет отчислиться и поступить заново. Но сыну же хотелось всего и сразу. Он подал заявление за отчисление и готовился к новой жизни. Сорокалетняя мать, страдавшая повышенным давлением, когда узнала это, взбесилась, попросила на работе отпуск за свой счет, двое суток провела в дороге без сна и приехала к сыну, а ночевала она у знакомой, которая жила в однокомнатной квартире с маленьким ребенком и которая освободила единственное место, где можно было лечь спать: пол. Мать уговорила сына не отчисляться, а перевестись в университет в родном городе, где ее близкий дядя был профессором, так что сын не попал бы в осенний призыв. Спустя долгие крики и ссоры, и ругательства, он согласился и поехал учиться в родном городе. Из одного ада он поместился в другой. Другой же этот ад заключался не в учебе, которая казалась ему довольно легкой, от этого показушной, а в том, что он учился там, не попал в осенний и весенний призыв благодаря матери, которая закрыла глаза на гордость и обратилась за помощью к дяде, и благодаря дяде, которому мать теперь была обязана. Он чувствовал себя ничтожеством. Он чувствовал, что мечта его тогда стала дальше, чем для него будущего, который смотрел на мечту через щель. Он стал реже появляться дома, бесцельно гулять, прогуливать лекции, а под конец семестра - даже семинары. Это вызвало очередные ссоры и споры. Сын утверждал то, что они подавляют его личность и ему плохо от этого, а отец и мать - то, что он, неблагодарный, тупой мальчик, решился на необдуманный поступок - отчислиться по собственному желанию, закрыл свои еще "розовые" глаза на их советы и приказания, заставил мать ехать ради него в тот город, ночевать на полу, волноваться, что аж давление повышалось и прерывало ее и так беспокойный сон по ночам, и, в конце концов, сломать все возложенные на него надежды. Он не выдержал и убежал. Он долго ходил в тот день, не хотел возвращаться. В голове у него крутились слова родителей: "Отучись в университете спокойно и далее поступай как хочешь". В этот момент у него перед глазами представились все сцены их волнения и нервозности в период его слепоты, и ему стало совестно. "Нужно только отучиться, и тогда я стану режиссером". Он пообещал себе и родителям, что отучится и далее пойдет своей дорогой. Родители приняли это, мать похвалила его: "Ведь так и надо, родителям нужно помогать. Тем более, ведь стареем мы". От этих слов ему стало еще совестнее, но когда он осознал, что, наконец, все его сомнения исчезли, что он стал на верный путь, то он обрадовался.
После этого он отчислился с того университета, когда уже закончился весенний призыв в армию, выбрал одно из своих пристрастий, кроме кино, - физику; взял академический отпуск в новом университете, отслужил, вернулся, закончил сессию и мирно поехал домой.
