Я не знала, что сказать, ситуация, и правда, выглядела катастрофично. И все-таки, помимо сожаления, меня кольнуло ещё одно чувство — зависть. Да, Кити, похоже лишилась всего, причем, самое досадное, лишилась именно тогда, когда впервые ей дали надежду на какое-то магическое будущее. Дали, и тут же – хлоп! – дверка закрылась прямо перед ее носом.
Но я не могла отделаться от мысли, что при всей безвозвратности ее потери, имела она нечто, куда более ценное. Она была влюблена. Ее любили. Возлюбленный бежал за ней по снегу, испуганный, что может потерять ее, Кити. Разве этого мало? Разве этот дар не стоит всех других? Магии, волшебства, ореола избранности, исключительности. Лично мне все это казалось в ту секунду грошевыми медяками, жалкими монетами, из-за которых базарные торговцы запросто могут устроить склоку, в то время, как мимо них пройдет нечто, куда более важное.
Я вздохнула.
— И что было потом?
Кити подняла на меня глаза.
— Потом? Я убежала. Вырвалась из его рук и бросилась обратно в бальный зал. Вовремя кстати успела, мадам Бижу уже зверствовала, расставляя всех перед нашим танцем. Тебе ещё кстати за это влетит, ты едва не опоздала, поставила под удар весь номер. Мадам такого не забудет.
Я кивнула. Возвращаться на праздник мне что-то резко расхотелось.
— Что же теперь будет? — тем временем, причитала Кити. — Меня отчислят? И как, с позором? Ох, маменьке сейчас только этого не хватало!
Вера задумалась над ее вопросом:
— Неизвестно, чего теперь и нам ждать, — сказала она. — Аурин? Как это вообще себе представить? К нам явится некто, похожий на графа Мелье? И примется опекать нас?!
— Да уж, звучит паршиво, — согласилась я. — Неужели мы никак не можем повлиять на выбор аурина? И как все поймут, что мы готовы и нам пора присылать помощника?
Вера пожала плечами.
— Нам-то как раз проще, — сказала она, — нам предстоит сделать не некий абстрактный выбор, а принести самую настоящую клятву, это ни с чем не спутаешь. Другое дело, что нам пока некому клятву приносить. Перо пропало, граф теперь для нас под запретом. Если он аурин того красного шара, то неизвестно, что нам вообще от него ждать. Может, мы с самого начала ошибались в нем? Может, мы ему и вовсе не нужны, он же только о своем шаре печется.
Я помотала головой:
— Не забывай, что именно он выведывал у меня про Дверь и угрожал. Может, он и аурин и кому-то другому помощник, но для нас он точно не ангел-хранитель. Тсс, девочки, больше ни слова, — шикнула я.
Мы уже подходили к главной лестнице. Людей здесь было прилично, нам следовало следить, о чем говорим.
Тут Кити остановила меня, ей явно не терпелось что-то сказать, пока мы не оказались в толпе.
— Раз уж граф нам пока недоступен, предлагаю сейчас же испытать Мари. Я с самого начала твердила вам, что это именно она украла перо!
Мы с Верой одновременно покачали головами.
— Сейчас мы ничего не узнаем, у нас нет плана. На прямой вопрос Мари не ответит, потерпи немного. Мы обязательно выведем ее на чистую воду!
Кити сжала кулачки и побежала вперёд.
Мы зашли в бальный зал. Веселье тут было в самом разгаре. Время минуэтов и вальсов давно прошло, здесь уже творилось нечто невообразимое! Взявшись за руки, девочки вместе с парнями и даже многими учителями водили гигантский хоровод. Хохоча во весь голос, а совсем не как подобает гимназисткам, они носились по залу с раскрасневшимися счастливыми лицами. Оркестр, как мог, реагировал на общее настроение, и вот уже музыканты на скрипках играли русские народные песни. Хоровод перетекал в пятнашки, и в зале уже происходило настоящее народное гулянье.
Что я, что Вера, мы были не в настроении веселиться, и все же атмосфера была такая радостная, что вскоре я поймала себя на том, что улыбаюсь, да и Вера, волей-неволей, начала включаться в происходящее.
В зале же, как на настоящей ярмарке, начались шарады и конкурсы, и мне самой не терпелось оказаться в гуще событий.
Но я робела, и пока решила понаблюдать и между тем немного полакомиться. На столе теперь царствовали сладости, у меня глаза разбегались от их разнообразия. Прямо по центру нашего стола стоял огромный торт в добрые пять ярусов! Нижний слой был щедро полит шоколадом, следующий слой — клубничной глазурью, третий — сливочным кремом, четвертый, как конфетти, был усыпан шоколадной крошкой, ну а пятый практически утопал во взбитых сливках с засахаренными вишнями!
Заметив мой заинтересованный взгляд, ко мне тут же подошёл официант и положил мне на тарелку кусочек. Я попробовала. От удовольствия у меня даже голова закружилась! Внутри оказались целые ягоды малины и кусочки засахаренного апельсина! Это было невообразимо вкусно!
Вера тоже перестала стесняться и положила себе в тарелку целую гору профитролей со взбитыми сливками и сразу два здоровенных эклера, залитых шоколадом и украшенных сливочной глазурью.
— Если есть эклеры, — ответила она на мой удивленный взгляд, — мне никаких тортов не надо.
Я пожала плечами и вновь погрузилась в свое сладкое наслаждение.
Тем временем, в зал вошёл очень странный человек. Он выглядел так необычно и, пожалуй, что даже подозрительно, что я бросила быстрый взгляд на Веру. Она в ответ сдвинула брови, странный человек заставил и ее насторожиться.
Он был невысок, очень худ, одет в черный костюм, цилиндр и ярко красную накидку. Лицо его было таким подвижным, что мне никак было не рассмотреть его черт. Казалось, что, вот, секунду назад я видела длинный нос и острый подбородок, раскосые глаза, и через мгновение глаза его уже были абсолютно круглыми, нос крючковатым, а подбородок вообще пропадал, будто его наскоро отрезали острым ножом.
Этот господин медленно прохаживался вдоль столов, подходил к группкам беседующих учителей и молодежи, разглядывал гостей, а некоторым даже посылал такие долгие и неприятные взгляды, что у меня мороз шел по коже.
Когда же он подошёл к нашему столу, я вся изнутри сжалась. Думала, вот прямо сейчас он разоблачит и меня, и Веру, выставит на всеобщее обозрение наши секреты, и мы будет с позором выдворены с торжества.
Но человек никак не выказал того, что заметил Веру, а, посмотрев на меня и наткнувшись на мой неприветливый взгляд, даже усмехнулся.
— Что это вы не веселитесь, мадемуазель? Торт недостаточно сладкий или музыка — сплошная безвкусица? — вдруг спросил он, и я даже задохнулась от недоумения, таким издевательским показался мне его тон.
— Все нормально, благодарю, — буркнула я в ответ и опустила глаза, встречаться ещё раз с его пренеприятным взглядом мне очень не хотелось.
Но господин не уходил.
— Что, простите? — его голос стал противно писклявым. — Я плохо расслышал.
Я сжала зубы. По правде говоря, мне захотелось вскочить и убежать, а то и вовсе расплакаться. Пытаясь сдержаться, я собрала всю свою волю в кулак, и уже открыла было рот, как вдруг услышала знакомый голос у себя за спиной.
— Мадемуазель, кажется, уже вам ответила, — прозвучал высокий, но твердый голос. — Прошу вас отойти от нашего столика.
Человек противно захихикал, но все же отвернулся от меня и двинулся дальше.
— Благодарю вас, Станислав, — я с облегчением выдохнула. — Что за неприятный тип!
Мальчик занял свой стул рядом со мной.
— Полагаю, что это просто фокусник, шут, — объяснил кадет, — на такие мероприятия всегда зовут подобных субъектов, чтобы добавить в праздник колорита. Вы их разве раньше не встречали?
Я покачала головой. Какой мне был смысл притворяться?
Меж тем, странный господин, и правда, выкинул вдруг фокус: дойдя до главного стола, где расположилось руководство гимназии, он вдруг остановился прямо за стулом графа (который в ту минуту пустовал), эффектным жестом шут скинул свою алую накидку и швырнул ее на стул директора школы. Затем он также театрально снял пиджак и принялся медленно демонстративно закатывать рукава рубашки.
Все невольно уставились на него, так нагло (даже для шута) выглядели его действия по отношению к директорскому креслу. Тот же только наслаждался всеобщим вниманием. Закончив с рукавами, он вытащил из нагрудного кармана маленький пузырек и поднял его высокого над головой, явно стремясь ещё больше всех заинтриговать.
Он добился своего. Все замерли, даже оркестр перестал играть. Открутив от пузырька крышечку, фокусник принялся на нее дуть. Ко всеобщему облегчению, над головой шута вырос гигантский мыльный пузырь.
Кое-кто рассмеялся, кто-то зааплодировал. Фокусник надул ещё один пузырь, потом ещё, и в воздухе возник очень забавный снеговичок. Смех стал громче.
Снеговик вдруг лопнул, и фокусник надул ещё один пузырь, длинный, потом ещё и ещё, пока у всех на глазах не появилась очаровательная такса. Снова хлопки. Вслед за таксой человек надул симпатичного кролика, затем новогоднюю ёлку, хорошенькую куклу, пряничный домик, слонёнка и множество других милых и смешных образов. Пока, наконец, он не надул простой шар. Шар принялся разрастаться, становился все больше и больше, и вот он уже висел под потолком, возвышался над зрителями, достигнув размеров среднего автомобиля. И тут шар начал наполняться красным дымом. Густой, бурлящий, дым был точно таким же, как в шаре в кабинете у графа Мелье! Сходство и шара, и дыма внутри него было настолько сильным, что я чуть было не вскрикнула от удивления и, честно говоря, страха.
— Довольно! — внезапно все услышали раскатистый и властный голос графа. В ту же секунду шар лопнул. Видение исчезло.
Все обернулись к графу. Он был бледен, как мел, сузив глаза в две маленькие щелки, он медленно двигался к своему креслу.
Я подумала, что на месте шута, я бы дрожала от ужаса, но тот был совершенно невозмутим. Тщательно закрутив крышечку на своем пузырьке, он спрятал его в нагрудный карман, не спеша надел пиджак, изящным жестом перекинул через локоть красную накидку. Когда граф приблизился вплотную к нему, фокусник лишь учтиво ему кивнул, поклонился и посторонился, пропуская графа к его месту. Затем, раскланиваясь со всеми, как важный гость, шут удалился из зала.
Оркестр вновь заиграл. Мы переглянулись с Верой. Она была также озадачена, как и я, сидела, позабыв о своих эклерах и только нервно покусывала нижнюю губу. У моего же соседа, напротив, только прибавилось аппетита. Он положил себе целую тарелку конфет, песочных корзинок с карамельным кремом, шарик мороженного и соорудил огромную шапку из шоколадного суфле.
Лакомясь, Станислав довольно посмеивался.
— Ну и наглец! — приговаривал он, отправляя себе в рот целиком песочную корзинку.
— Зачем пускать таких людей на праздники? — недоумевала я. — Графу, вон, явно не понравились его фокусы.
Станислав засмеялся ещё громче.
— О, поверьте, — сказал он, — только о фокуснике теперь и будут говорить ближайшие недели. А для успешного приема это самое главное. Граф останется доволен.
Я скептически поджала губы, но спорить с ним не стала.
— Простите меня, — пробормотала я и поднялась с места. Вере я глазами показала, что надо поговорить.
Она вышла вслед за мной из зала.
— Надо найти Кити, — сказала я ей шепотом, стоило нам оказаться в холле. — Она убежала вперёд, но в бальном зале я ее не видела. Куда она могла пойти?
Вера уже открыла было рот, чтобы ответить мне, как вдруг мы услышали громкий крик:
— Воровка!
Мы, как и многие другие, бросились наверх. В классных комнатах все было тихо, и мы побежали в левое крыло здания, где находились жилые комнаты — кельи девочек, живших в гимназии на полном пансионе.
В этой части школы мне не доводилось бывать. Я лишь слышала, что немногие девочки (причем, далеко не из самых бедных семей) живут в гимназии целый год, уезжая лишь изредка на выходные или на каникулы.
Мы продолжали слышать крики, теперь до нас доносилось уже несколько голосов. Мы вбежали в жилое крыло, здесь коридоры были куда уже, низкие двери располагались очень плотно, одна за другой, что, казалось, комнатки за ними не превышают по площади и нескольких метров. Одна из дверей в конце коридора была открыта.
Мы побежали быстрее. Достигнув комнаты и увидев, что происходит внутри, я и Вера одновременно вскрикнули.
На одной из кроватей, забившись в угол и забравшись с ногами, будто готовая отбиваться, если ее попробуют утащить, сидела Кити. По ее щекам ручьями катились слезы, она пыталась что-то сказать, но рыдания будто кольцом сжали ее горло, не позволяя произнести ни звука.
Над ней возвышалась Мари Лопахина. Своим тонким длинным пальцем она беспрестанно тыкала в свою пленницу и звонким голосом говорила всем собравшимся:
— Я застала ее тут! Зашла освежиться и поправить макияж, и вдруг вижу ее! Она тайно проникла в мою комнату и рылась в моих вещах! Воровка!