Вся жизнь Антонины Михайловны Черепановой связана с почтой. Она пришла на работу в 7-е отделение связи Челябинска в самом начале войны в шестнадцатилетнем возрасте и проработала здесь сорок два с половиной года. Антонина Михайловна — ветеран связи, ветеран труда. В последнее время помогала в организации экскурсий для юных посетителей Музея почтовой связи Челябинской области. Ребята всегда с большим интересом слушали ее рассказ о том, в каких условиях работали связисты в годы войны, чему они радовались, о чем переживали до слез. Восемнадцатого апреля 2011 года она закончила жизненный путь, немного не дожив до очередного Дня Победы, той победы, которую она и ее сверстники приближали, как могли...
Из воспоминаний Антонины Черепановой:
«Переехали мы в Челябинск всей семьей из Курганской области. В деревне стало жить совсем невмоготу. Пока устраивались, время шло. А тут началась война. Работать, одним словом, надо... Седьмое отделение связи было недалеко от нашего дома. Я туда и направилась: „Нужны работники? “ — „Нужны “. Вот и весь разговор. Я не выбирала, кем работать. Сначала разносила телеграммы»...
«Было очень много эвакуированных. Так вот, больше всего было телеграмм, где люди искали друг друга, просили откликнуться. Много было и заводских, деловых телеграмм. Иду на главпочтамт, а там уже целая кипа. И бегу по адресам. Надо как можно быстрее разнести. Однажды запоздала. Никак не могла найти адресата. Это в бывшем поселке Буденовка, где нынче проспект Комарова. Все домишки стоят, а „моего“, который в телеграмме указан — нет, ну как сквозь землю провалился. Туда-сюда бегаю, верчу головой, спросить не у кого — ночь. Вдруг смотрю, прямо из-под ног свет какой-то идет. И точно — там окошечко, землянка. Как раз тот „дом“, что мне нужен».
«Время тогда было страшное, а люди — добрые. Скажу больше. Не боялись мы и за деньги, которые всегда были на почте. Потом я работала оператором, выдавала и принимала переводы. Деньги хранились не в сейфе, а в таком металлическом сундучке, шкатулке, как мы говорили. А на почте много всякого народу: переселенцы, трудармейцы, только что освободившиеся заключенные. Казалось бы, что стоит, перегнись через барьерчик, „шкатулочку“ схвати и беги... Нет. Ничего такого не было».
«Конверты люди сами делали, заклеивали их кто хлебом, кто картошкой. Бывало, придет человек за письмом „до востребования“, достаю его из коробки, а оно, письмо-то, все мышками объедено. Выписывали в то время много. Людям хотелось читать, знать, как дела на фронте, что происходит в стране. У почтальонов работы хватало. Всю почту в то время разносили по квартирам, в подъездах ящики не висели».
«Мы, работницы почты, были по тем временам очень хорошо одеты. Черное шевиотовое пальто с голубыми петличками, сзади хлястик, шличка, была еще подстежка для зимы теплая с воротничком кроличьим. А уж как мне нравилось форменное, тоже черное, платье!.. Не передать. Жили-то мы бедно, отродясь таких вещей ни у меня, ни у кого из нашей семьи не было... Почтальонкам еще и обувь выдавали: дерматиновые ботиночки с деревянной подошвой и бушлатик. Форсили мы, будь здоров! Женихов, конечно, маловато было. Все на фронте. Помню, попадались у нас письма с фронта с таким адресатом: „Первой попавшейся девушке! “ Сортировщица, увидев такое, кричит: „Девочки, опять жених! “ Мы летим посмотреть, кто таков, о чем пишет».
«Много приходило посылок с продуктами из Средней Азии, других районов, откуда к нам на Урал прислали трудармейцев. И никогда из посылок ничего не пропадало. Не было таких случаев. Все было тогда настоящее — и горе, и радость. Когда объявили победу, у нас на почте что творилось! Очередь выстроилась аж до самого райвоенкомата. Люди отправляли телеграммы близким, родным. И текст везде был один: „Поздравляю с Победой! Целую. Жду“».
«Нам тогда хлеба давали пятьсот граммов и четыреста рублей в месяц. Для сравнения скажу, что булка хлеба на базаре стоила двести рублей. Есть все время хотелось. Ведро мороженой картошки стоило сто рублей. Я до сих пор помню приятный сладковато-кислый запах, разносившийся по дому, когда мама варила ее в чугунке. А мы ходили вокруг и облизывались. Особым лакомством была тюря. За тридцать пять рублей можно было купить стакан муки, залить ее крутым кипятком, посолить и... хлебать с наслаждением».