Как бесы деда в гости водили.
Дед мой участник Великой отечественной войны прошел от Сталинграда до Берлина. Был контужен, дважды ранен, но остался жив. При медалях «За освобождение Сталинграда», «За взятие Кенигсберга», «За боевые заслуги», «За Отвагу» (другие я растеряла, когда в детстве с ними играла) дед в начале 1946 года возвратился домой, где его ждала жена и трое дочерей. Был мой дед на все руки мастер. Многие дома в селе с его помощью были поставлена. Он был хорошим плотником, сапожником, охотником, рыболовом. В доме порядок, во дворе скотины полно, в огороде чего только нет. Я помню даже бобы и фасоль, которую редко кто в то время в селе выращивал. Бабушка под стать деду «рукастая» да работящая. Помню, как она ведрами ягоды черёмухи приносила, да бочками груздей насаливала. И бабушка, и дедушка были детьми солдат первопоселенцев этого села, которые после Русско-Японской войны получили в степях Сарыарки наделы земли и основали село Манжурку. Село это было всего в две очень длинные улицы, которые тянулись вдоль речки. Дом деда стоял на горе, а все село находилось внизу где за последними домами простиралась уходящая за горизонт степь. Был у деда только один странный недостаток, с которым он домой с войны вернулся. Как выпьет дед сто грамм или чуть больше, то может всю ночь ходить и говорить, и говорить. Бабушка привыкла уже, а мне в диковинку было. Бывало после праздничного застолье в доме деда, бабушка спать ложиться, а я деда слушаю. Жаль, что в то время магнитофонов в селе не было. Очень часто дед спорил с председателем колхоза Саяпиным, или со своим братом, который на фронте из-за болезни не был. Дед считал, что брат схитрил, и болезнь его надуманная. Однажды брат пригласил деда в гости. Отправились они к нему, вместе с бабушкой, а мы с теткой дома остались. Поужинали да в постель легли, слышим бабушка пришла, но одна. Тетка спрашивает: - а тятя где? Да там у брата остался. Я что -то устала пораньше ушла, все еще за столом сидят. Среди ночи грохот в ворота. Бабушка лампу в охапку бегом ворота открывать. Дед домой возвратился. Утром сквозь сон слышу бабушка деда воспитывает. Дед молчит как партизан. Обычно он в конфронтацию вступает, а здесь помалкивает, только вздыхает тяжко. Видимо полечиться деду надо, а бабушка оборону держит, сто грамм не дает. К обеду буран разыгрался на улицу не выйти, но дед немного повеселел. Не иначе как к соседу сбегал. К ночи совсем все село снегом замело. Теперь на неделю. Тетка в горнице за книгой, я на печке, бабушка с дедушкой за столом. Слышу дед заговорил, значит бабушка не выдержала полечила деда. Дед ложкой постукивает, лапшу уплетает, аппетит появился. Без сто грамм это дело тяжело шло. Бабушка деду. Ну рассказывай где тебя нечистая носила, я вечёр ничего не поняла. Бабушкин хитрый ход сработал, дед заговорил. Я тихонько за занавеской продвинулась к краю печи, навострила уши и вот что услышала. Когда ты ушла, Гаврила опять стал меня угощать. Я признаюсь, лишку выпил, а потом домой пошел. До колодца дошел, закурил, а тут ко мне кум Прошка с проулка подваливает, да мужичек с ним по обличью не наш, не деревенский. Стали они меня с этим мужичком в гости приглашать. Пойдем да пойдем, столы мол уже накрытые. Нас ждут, а мы тебя поджидали. Хорошо помню, что мы уже второй колодец прошли (в селе на равном расстоянии друг от друга было три колодца) пить я захотел. Прошка и говорит, да зачем тебе вода, там кваску попьем, да кой чего и покрепче. Я и пошел с ними. Зашли в дом, а там пир горой. Люстры красивые, я такие видел, света много, на столе чего только нет. Окорока, поросята зажаренные, гусь в центре стола красуется. Все веселые. Я вроде с краешка за стол то хочу сесть, а меня все к центру тянут. Прошка с мужиком куда- то пропали, а возле меня красивая девица появилась. И все норовит меня пирогом угостить. Достала она меня с этим пирогом. Я ей: - Да не хочу я есть, не хочу. У брата в гостях был. А она нахалка чуть не в рот мне этот пирог пихает. Я опять ей, ну ей Богу не хочу. Как Бога вспомнил, так все и пропало. Смотрю сижу я на бревне в старой заброшенной овчарне, той дальней что за шесть километров от села и лепешка мерзлая коровья у меня в руке. Тут и рванул я домой, дай Бог ноги. В жизни так не бегал. Шарф потерял, рукавицы. Тото ты и орал как резаный, ты моя бабка или не моя, перекрестись. Кто я? Да ты дурак старый, когда в ворота барабанил. А я часом, и не пойму спросонок, чего ты меня пытать стал. Твоя я или не твоя. Ох горе, ты мое горе! Раздался шлепок. Это бабушка деда любя по лысине треснула.