Два друга.
Новиков-Прибой А.С.
Продолжение
III. Опрокинутое детство
Художник родился в сорока верстах от города, в одинокой заимке, на берегу небольшой речушки Завитухи. Там прошли и первые годы его детства. Тогда мальчика звали сокращенно Степа. Отец его, помимо хозяйства, промышлял охотой и рыбной ловлей. Это был коренастый и плотный мужчина, светлобородый, с неторопливой походкой вразвалку. Мать, дородная и круглолицая женщина, заботливо справляла домашние работы. Была еще сестра Феня, белокурая, с васильковыми глазами девочка, на полтора года моложе Степы. Жили хорошо — водились лошади, коровы, свиньи, овцы.
За пять лет Степа сроднился со своей заимкой. Зимой здесь не было жизни. Реки и озера сковывались толстым слоем льда, засыпались снегами. Лишь одна тайга, возвышаясь темно-синей стеной, несколько оживляла унылую картину зимнего однообразия. В трескучие морозы щипало уши и, словно ногтями, царапало щеки. Временами, по нескольку суток подряд, свирепствовала пурга, завывая в трубе. Тогда ничего нельзя было разглядеть в крутящейся снежной мгле. На заимке жарче топили печку. Мальчик играл с сестрой Феней. Из древесной коры он делал лодки или мастерил из лучины ружья и, подражая отцу, представлял собою лесного охотника. Сестренка звонким смехом одобряла выдумки брата.
Поздней осенью и в продолжение почти всей зимы отец часто уходил в тайгу. Две черные лайки всегда сопровождали его на охоте. Редко он возвращался домой без дичи. Степа с интересом рассматривал мягкие пушистые шубки белок и колонков. В руках у него побывали норки, хорьки, куницы. Иногда отец приносил убитого глухаря. Мальчик особенно восторгался этой тяжелой птицей в темном оперенье, с сизым отливом на груди, с мохнатыми ногами, с желтым загнутым клювом. Величиной она казалась больше сестренки. Привозились из тайги и сохатые с величественными рогами. Однажды отец пропадал на охоте три дня и вернулся домой с победоносным видом. Сейчас же была запряжена лошадь в сани. Мать тоже собралась ехать с ним. Дети оставались дома одни. Отец, хлопая по плечу мальчика, сказал:
— Ну, Степа, оставайся за хозяина. Мы ненадолго. Гостинец я тебе привезу.
Мать говорила свое:
— Не дурите. Да Феню не забудь накормить. Убоина — в столе. Слышишь, вертун? Да из посторонних никого в дом не пускай. Запри двери на задвижку. Засветло будем.
Мальчику казалось, что от такого поручения он стал выше ростом.
— Ладно.
В голосе его прозвучала уверенность.
Обратно родители вернулись к вечеру. Степа, наскоро одевшись, выскочил на двор. То, что он увидел, поразило его детский ум. В санях лежал медведь, огромный, черно-бурый, клыкастый, с чудовищными лапами. Не верилось, что отец мог свалить такого лесного великана. Мальчик запрыгал, завизжал от радости.
— Хорош гостинец, а? — спросил отец, посмеиваясь.
Степа задавал один вопрос за другим.
— Тятя, а где медведь живет? А какой у него дом? А как ты его убил?
Рассказывать на морозе было некогда. При помощи веревки и рычага закоченевшего медведя едва втащили в избу. Потом отец, ловко работая ножом, снимал с оттаявшего медведя шкуру. А когда оголенная туша была разрублена на части, то в ней нашли две пули: одна оказалась в черепе, другая, пройдя через грудь, застряла в хребте. Пули были расплющены, но отец бережно завернул их в тряпки и положил в сундук.
— Перелью — будут круглые. Счастливые.
В этот же вечер мать состряпала на тагане из медвежатины и кислой капусты вкусную солянку. Ели ее до отвала. Все стали потными.
После ужина отец рассказывал об охоте. Он все знал о зверях и птицах, о жизни их и повадках. Зайцев он ловил проволочными петлями, лис — капканами, белых куропаток — сетями на привадах. Слушать его было хорошо. Степа все больше вникал в подробности охоты. В этот незабываемый вечер он особенно был возбужден. Речь шла о только что добытом медведе. Сука Цыганка первая нашла косолапого в берлоге и громко залаяла. Кобель Лихой сразу понял, что его подруга разыскала не белку или куницу, а более крупного зверя, и помчался на лай. Лес зазвенел от собачьих голосов. Медведю, видно, не хотелось выходить из своего зимнего жилья — он сердито зарычал. Но разве отстанут лайки? Входя в азарт, они становились все смелее и, казалось, готовы были ворваться в берлогу.
— Не выдержал косолапый их назойливости и выкатился из берлоги, как из-под земли. И увидел я — будто и не зверь, а черный мохнатый шар. Взяли его тут наши собаки в оборот. Хотел он удрать, а Цыганка хвать его за штаны зубами — стой, миляга! Он бросился на нее, а она как молния метнулась в сторону. Сию же секунду Лихой вонзил ему зубы в ляжку — подожди малость, дружок, куда торопиться. Пошла потеха. Я стою за деревом, ружье держу наготове. Выстрелить мне никак нельзя — собаку можно застрелить. Туда, сюда метался медведь — нет ему ходу. Прижался спиной к толстому кедру, встал на задние лапы и как заревет! Кажись, вся тайга застонала. Я ему в этот момент пулю — прямо в грудь. Он кувырк. И пополз на задних лапах. А собаки, как пиявки, впились в его зад. Я забежал сбоку и еще разок саданул пулей в череп. Словно пришил к земле. Больше не будет рвать нашу скотину…
Степа слушал отца с жадностью. Его черные глаза, загораясь, блестели юным задором, охотничьей страстью. Отец казался ему необыкновенным человеком: он все может сделать и ничего не боится. И мальчику хотелось поскорее быть взрослым. Так же вот, захватив с собою ружье и собак, он будет ходить по таежным лесам.
Степа встречал пятую весну своей жизни. Это время года больше всего ему нравилось. Земля, освободившись от снегов, начинала покрываться молодой зеленью. По целым дням можно было бегать и резвиться вне дома, на просторе, под солнцем. Озера, кустарники, тайга и вся окрестность оживала от пьяного гомона поющих прилетных птиц. Вокруг заимки много было озер. Одно из них — Гусиный Проток — особенно славился водоплавающей дичью. Площадью оно было не меньше двух квадратных верст. Озеро имело несколько небольших островков, местами поросло кустарниками и камышами, от краев его расходились излучины и протоки с непролазной топью. Здесь водились не только гуси, но и лебеди, а уток разных пород было несметное количество. Поражало мальчика и обилие всевозможных рыб. В эту весну он изредка бывал на Гусином Протоке с отцом. Усевшись в лодку, они на утренней заре плыли по зардевшейся поверхности озера. Отец убивал дичь из шалаша, выкинув на воду для приманки домашнюю круговую утку. Иногда приходилось стрелять и с подхода, и влёт. После каждого удачного выстрела мальчик возбужденно вскрикивал. Добыча складывалась в лодку: кряквы, шилохвость, широконоски, крохали, чернеть, чирки. А когда солнце поднималось над горизонтом, плыли к сетям, поставленным на ночь около камышей. Степа с любознательностью следил, как выбирались в лодку сети и как, запутавшись в тонкие нитяные ячейки, трепыхались золотистые караси, красноперые окуни, серебристые язи и другие рыбы. Возвращались домой счастливые.
Неплохо еще было спуститься вниз по берегу Завитухи. Через полверсты она впадала в широкую и могучую реку. По этой реке, стуча колесами, иногда шли пароходы. Всякий раз мальчик жадными глазами провожал их, пока они не скрывались за изгибом берега. Детскому воображению рисовались тогда сказочные страны, манящие своей таинственностью.
Так жил Степа в глуши лесов, беспечный и сияющий, как мотылек, перепархивающий с одного цветка на другой. С каждым днем обогащался ум новым впечатлением. Никогда и в голову не приходило, что в его жизни произойдет перемена, неожиданная, как обвал подмытого берега.
Помимо родной семьи, Степа еще любил сестру матери — тетю Варю. Она проживала далеко в городе. Заимку она навещала раз в два-три месяца. Это была молодая женщина, одетая по-городскому, невысокого роста, тонкая, с миловидным лицом. Большие синие глаза ее часто были грустны. Но при встрече со Степой она порывисто бросалась к нему и, обнимая его, горячо целуя, радовалась, как девочка.
— Мой славный Степочка! Ты жив, здоров? Черноглазый мой карапузик. Я давно собиралась к тебе. Как я рада. А ты?
— И я все дожидался тебя, тетя Варя.
Она крепче прижимала его к своей груди, целовала. От ее лица хорошо пахло мылом, как от цветов. Обласканный, мальчик счастливо улыбался. А главное — он всегда получал от нее какой-нибудь подарок: конфеты, пряники, штанишки или цветистую рубашку. Поэтому каждая встреча с тетей Варей превращалась для него в праздник. Но его удивляло, о чем это она таинственно шепталась с матерью и порой так горестно плакала. Иногда до его слуха доходили отрывки их шепота:
— Перестань, Варя, убиваться. Свет не клином сошелся. Если что — ты еще молода. Твое счастье впереди.
— Ох, Настенька! Нет больше моей моченьки ждать его. Дорогая сестрица моя! Если бы только знать, что он скоро вернется…
— Ведь сама же ты говорила — он клятву дал.
— Да, а когда это будет?
— Обязательно будет, коли крепко занозила его сердце…
В эту пятую весну, в конце мая, гуляя однажды с тетей Варей на берегу большой реки, мальчик неожиданно спросил:
— У тебя муж есть?
Тетя Варя строго сдвинула брови:
— Есть, Степочка, есть. Только далеко живет — в Москве. Маляр он. Дома красит.
— А детей сколько?
— Один только мальчик… Хорошенький, черноглазый, на тебя похож…
— Когда привезешь его с собою?
— Когда-нибудь… Покажу его тебе. Непременно. Вот увидишь…
Голос ее вдруг оборвался. От слез, словно озерки под тенью облаков, потемнели синие глаза. Она платком закрыла лицо и передернула плечами. Степа слишком был мал, чтобы понять свою любимую тетю, но чувствовал — какое-то горе скрутило ее сердце. Он задумчиво смотрел на ее согнутую фигурку.
Кое-что смутно выяснилось для него в августе, когда на обширных лугах, словно избы, выросли стога сена. Ведреный день, казалось, выше приподнял голубое небо. Степа с матерью только что вернулись из тайги с душистой малиной. Он первый увидал подъезжающую к заимке подводу, в которой сидели двое. Он стремглав бросился к матери и воскликнул:
— Смотри — тетя Варя и какой-то дядя к нам едут!
От матери мальчик побежал к озеру за отцом, который собирал там просохнувшие рыболовные сети. Пока отец и сын возвращались домой, лошадь уже была распряжена. Мать, тетя Варя и бритый черноусый дядя стояли около подводы, весело посмеивались. У мальчика радостно заискрились черные глаза. Тетя была неузнаваема: в новом платье, с голубым платком на голове, лицо как-то необыкновенно сияло. Она бросилась целовать его. Чужой дядя с улыбкой спросил:
— Так этот самый Степан и есть?
И, подхватив его на руки, высоко подбросил в воздух и закружился с ним, как ошалелый. Степан охмелел от бурных ласк. Почему это сегодня все особенно стали добрыми? Чужой дядя, который и на гостинцы оказался щедрым, сразу понравился ему.
Заимка оживилась, все забегали, заспешили. Отец и мать оделись по-праздничному. Тетя Варя на скорую руку вымыла Степу и нарядила его в казинетовые штанишки и новую рубашку цвета яичного желтка. Сестренка щеголяла в подаренном бордовом платье.
Гости привезли с собою несколько бутылок водки и вина и закуски: копченой колбасы, соленой рыбы, консервов, сушек, пряников. Все это было выставлено на стол, застланный чистой скатертью. Дети получили подарки: Феня — куклу, которая сама закрывала и открывала глаза, Степа — раскрашенную вертушку и жестяной рожок. Началось торжество. За столом мальчик сидел между тетей и дядей, наслаждаясь закусками и в то же время зорко наблюдая за всеми. По мере того, как убавлялась в бутылках водка, в избе становилось все шумнее.
— За твое здоровье, Степан! — провозгласил черноусый дядя.
— Да, да, за счастье Степы! — живо подхватили другие.
Дали и ему немного красного вина. Мальчик не понимал, почему это сегодня все смотрят на него так ласково и внимательно, как будто за столом он является главным лицом. Возбужденный, он скалил сверкающие белизной зубы и время от времени вставлял в разговор свои детские замечания, вызывая хохот взрослых. Было необыкновенно весело.
Наконец черноусый дядя, обращаясь к отцу и матери мальчика, деловито заговорил:
— Вижу — парнишка был в руках совестливых людей. Крепышей растет. Спасибо вам, Петр Петрович и Настасья Васильевна, за воспитание Степана.
Родители ответили на это:
— Не взыщите Роман Николаевич. Чем могли, тем и рады были помочь чужому горю. Да и то нужно сказать: за своего он у нас был, за родного.
Петр Петрович обратился к Степе:
— Ну, парень, вот что я теперь тебе скажу. Как бы это толком объяснить тебе? Слушай хорошенько…
Он закусил нижнюю губу, поскреб корявыми пальцами русую бородку и, прежде чем снова заговорить, крякнул. Что-то как будто мучило его. Он показал рукою на Романа Николаевича и Варю:
— Настоящие твои родители-то, кровные, вот кто. А я только твой дядя. Понимаешь? А прежняя мать — тетя Настасья. Понимаешь? Теперь с новым тятей и с новой мамой поедешь в город…
В избе сразу стало тихо.
Степа ничего не понимал и лишь испуганно смотрел на прежних своих родителей, которые почему-то вдруг перестали быть для него отцом и матерью. Он принял бы все это за шутку, если бы то, что ему удалось услышать, не было сказано так серьезно, с душевным волнением. В тревоге забилось сердце.
Но как можно было объяснить мальчику, что случилось около пяти лет назад? Тогда в последнем периоде своей беременности Варя явилась на заимку, чтобы здесь скрыть свой девичий грех. Два месяца она прогостила у сестры, кормя грудью новорожденного Степу, и рассталась с ним, обливаясь жгучими слезами материнской тоски. А жених ее, Роман Николаевич, заподозренный полицейскими в сношениях с политическими ссыльными, вынужден был скрываться в Москве. Все это выяснил Степа уже после, когда стал юношей. А теперь он надулся, засопел носом и, кривя губы, протянул:
— А я не хочу… Не надо мне нового тятю и новую маму…
Его уговаривали, рассказывали, как в городе хорошо. Сколько разных игрушек! Какие большие дома! Есть и карусели, на которых можно будет покататься. Все это было очень соблазнительно. Он только слышал о городе, но ни разу не бывал в нем. С другой стороны, нельзя было без боли расстаться и с чудесными озерами, и с загадочной тайгой, где всегда немножко жутко, но где растут вкусные ягоды, и с милой сестренкой Феней, щебечущей, как ласточка, и с такими забавными щенятами, родившимися от Цыганки. Ему обещали, что через неделю-другую его привезут погостить на заимку. Он почти согласился на поездку. Но в это время Роман Николаевич вытащил из кармана пачку денег и, отсчитав несколько бумажек, передал их Петру Петровичу.
— Вот вам за все расходы, что потратили на парнишку.
Степа вспомнил, как однажды толстый бородатый купец купил у них корову и повел ее в город. Отец получил за нее много денег. Значит, и его также продали? Он умоляюще посмотрел на прежних своих родителей. Лица их показались ему суровыми. Охваченный ужасом, он задрожал весь и, бросившись ничком на кровать, горько заплакал. Мать и отец, которых он беззаветно любил, отказались от него. Что теперь с ним будет? Кто возьмет его под защиту? А сам он был только ребенком и самому себе казался маленьким, таким беспомощным, как дрожащая на ветке росинка, готовая сорваться на землю.
Продолжение следует
Энциклопедия охоты: http://vk.com/wall-1087481?q=РАССКАЗЫ
Чем лучше стрелять Лису (лисицу) калибр ?
http://vk.com/wall-1087481_28630
Оружия нет, встреча с медведем. Что делать?
http://vk.com/wall-1087481_44691
Эффективная Длина ствола гладкоствольного ружья ?
http://vk.com/wall-1087481_71200