Номен Нескио "Бетельгейзе" (военный приключенческий роман в 2-х частях).
Несколько раз я брался за то, чтобы попробовать описать своё возвращение в Тюмень, но всё писательство скатывалось до уровня школьного изложения по теме «Как я провёл лето». Смерть Андрея Всеволодовича сильно пошатнула все имеющиеся литературные способности, так же сведя на нет аппетит и иногда возникающее желание выпить. Ощущение человека, выброшенного за борт и вот корабль, уходит и никто не торопится тебя спасать. Говоря присказкой дяди Саши Черномора: «Эх…, жизнь - река», а ведь так есть на самом деле, то она радует своими красивыми берегами и умиротворённым течением воды, а может и манить к себе, коварно скрывая тонкий лёд, или хуже того, полыньи. Не ходи туда, человек, как бы ни манил тебя девственный покров на льду осенней реки, и титул первопроходца, обозревая оставленные за тобой следы. Они могут оборваться в любой момент, ну а то, что ты успел оставить, так заметёт их снег и ветер и вот опять, чистый лист перед следующим, и опять, не дающие покоя, лавры первенства. До тех пор, пока родители ведут маленького человека за руки, он на земле, ну а дальше всё, в путь, в плавание. Каким он ушёл в этот путь, малым судёнышком или большим кораблём? И того, и другого ждут большие испытания. И дело вовсе не в размерах, а в умении противостоять опасностям, в стойкости характера, в умении выживать и всё-таки выжить.
Проснувшись в тот поздний вечер, выйдя на улицу, я еще долго сидел у подъезда и вот дело, мои мысли уносились в тот более чем странный вечер. Дурея от количества выкуренных сигарет, я, совершенно отчётливо, вдруг ответил на вопрос: «Что же я тут делаю?». Но как же…? Да чёрт побери…, ну, конечно же, я ждал двадцати трёх часов, всё как в тот странный вечер.
Поднявшись со скамьи, я отправился в супермаркет. Дойдя до места, меня встретил почти пустой торговый зал, разве что вместо Верунчика за кассой находилась другая кассир, по имени Катя, которую местные посетители ласково называли Катейка. Я, не торопясь прошёлся между стеллажами, повторяя маршрут того вечера, когда познакомился с Андреем Всеволодовичем. Взяв с прилавка бутылку водки, я направился к кассе.
- Куда пропал, «списантель»? - поинтересовалась Катейка, пробуя пошутить, - Чё лыбишься-то, опять денег нет что ли? Под запись извини, не могу…, не то время.
Вот если бы не её вопрос, я бы так и не узнал, что в этот момент на моём лице было некое подобие улыбки.
- Есть деньги, всё в порядке, - ответил я кассиру, — Вот, возьмите.
Поставив перед ней бутылку водки, держа её за горлышко я, не отрываясь, смотрел в огромное круглое зеркало над кассой. Осознавая безнадёжность предприятия, тем не менее, наверно ждал появление Андрея Всеволодовича, как тогда, хотя знал, что такое просто невозможно. Он умер, можно сказать, на моих глазах. Ведь вся эта поездка на Север, посёлок Дровяной, «Стояр», «Тортуга» и, наконец, Аламай, всё это было, от начала и до конца. Но зеркало не отпускало. Катейка заметила мой интерес и спросила:
- Кого ты там пасёшь?
Я даже, кажется, перестал дышать. Вдали, между стеллажами промелькнула какая-то фигура:
- Горе?!- неожиданно для себя произнёс я, не сводя взгляда с зеркала.
Она удивлённо посмотрела на меня и попыталась взять водку, чтобы считать код, но я всё так же крепко держал её. Посмотрев на предмет моего интереса, а после и на меня, спросила:
- Эй…!!! Ты чего, аффтар…? Товар отпусти. Так берёшь водку или так и будешь собой любоваться в это зеркало?
Её слова вывели меня из внезапного ступора:
- Да, да…, конечно. Извини Катя. Чего-то я того…, задумался немного. Вот деньги….
Я протянул ей купюру и направился к выходу, непонятно зачем прихватив бесплатный упаковочный пакет для покупок. В голове моей сильно шумело и где-то, очень далеко я услышал:
- Эй, чудной…, водку-то забери?
Я не остановился, оставив Катейку в полном недоумении, и нетвёрдой походкой вышел из магазина, хотя слышал, как она обратилась ко мне. Она посмотрела мне вслед, потом на оставленную бутылку и, убрав её с кассового столика, произнесла подошедшему охраннику:
- Вот ведь жизнь. Ни забот тебе, ни хлопот…, так бы и лакали целыми днями это пойло. А ведь по виду и не скажешь, что алкаш.
Достав изо рта жвачку, пальцами скатав из неё шарик, она прикрепила кассовый чек на бутылку и спрятала её в тумбу, внизу кассового аппарата. Охранник посмотрел на кассира, потом на дверь и сказал:
- Да ладно тебе, вот была нужда еще переживать. Алкаши - это наш профиль…, фильм помнишь? Завтра утром после смены выпьем с тобой и все дела. Моя с утра-то на работе, так что для тебя я свободен, аж до самого вечера. Только ни каких беременностей, ты уж позаботься.
Катя смерила взглядом охранника:
- Уж ты-то выпьешь, даже не сомневаюсь.
- Так оплачено же. И сдачу этот покупашка не взял, вот и на закуску хватит, - по-своему рассудил охранник, - Ну, делись…, давай прикинем, сколь там у нас бабла?
- Может у человека какое горе…. Он про какое-то горе, кажется, сказал…, так что нет тебе никакого «бабла», - и тут её понесло, - На закуску ему хватит…. Обойдёшься…, давай шлёпай к жене, по- холодку…, вот там и закусишь, умник, - постановила Катейка, давая понять, что разговор о бутылке с романтическим продолжением в подсобном помещении магазина исчерпан.
- Ой, ой…, смотри какие мы правильные, какие мы неприступные. Дура ты, Катейка, я ж тебе реальные отношения предлагаю, - высказался охранник и крикнув в рацию: «Эй, «восьмёрка», к тебе иду, давай на обход», - удалился, постукивая резиновой дубинкой по продуктовым тележкам.
- Ты для своих реальных отношений в подсобке другую давалку поищи, придурок, - крикнула в след охраннику Катейка и, оставив кассу, подойдя к витринному стеклу, стала всматриваться в ночную улицу в надежде увидеть позднего покупателя, оставившего купленную им водку.
«… Гитлер встал, Гитлер пошёл…, Ерёмин сказал, Ралья посмотрел, Капочкин молчал…, скажи, мама…, - тихо произнёс Юнге… Хорнер…, Лемке…, Сова…, Эх, жизнь - река…».
Всевозможные сцены и диалоги сплошным сумбуром носились у меня в сознании. Нет, я не смогу написать эту историю, я не смогу выполнить условия Максимова. Может это надо сначала пережить и после просто постараться не сойти с ума. Тогда от чего же люди, пережившие войну не очень многословны в своих воспоминаниях, да вот хотя бы мой дед, который если и рассказывал что-нибудь о той страшной войне, то только тогда, когда был хмельным, да и то, все рассказы сводились лишь к незначительным эпизодам. Какими словами можно донести состояние Совы, стреляющего в голову немецкому капитану или истерический смех того же Андрея- Горе, катающегося по земле возле тела убитого друга, который смотрел на него одним неприкрытым глазом. Где взять такие слова, не увлекаясь кровожадными описаниями, заливая словесной кровью книжные страницы, пытаясь задеть психику читателя, вызывая отвращение. Скорее всего, как это будет ни странно, но в слова мальчишки по кличке «Месье», который просил своего товарища остановиться и больше не стрелять, я и хотел вложить весь смысл истории о воспитанниках аламайского интерната, да и о жителях этого посёлка.
Конец первой части.