Время от времени я занимаюсь художественным переводом. Чисто для души. Берусь за те стихи, которые вызвали у меня какой-то отклик. Потому я чувствую потребность перевести их. Не на русский язык — а на мой русский язык. Чтобы полностью овладеть этими произведениями, постичь их смысл, уложить их в моей системе координат ровными, красивыми кирпичиками.
Баловство это у меня на любительском уровне, но, как водится, мой любительский уровень часто оказывается заметно выше среднего. Давайте я покажу вам, как это все делается на конкретном примере. Как-то я взялась за стих Уильяма Батлера Йейтса «Второе пришествие». Впервые я встретила его еще в детстве, в романе Стивена Кинга «Противостояние», там был отрывок, на котором построены несколько важных внутренних монологов и метафор. В оригинале стих звучит так:
The Second Coming
Turning and turning in the widening gyre
The falcon cannot hear the falconer;
Things fall apart; the centre cannot hold;
Mere anarchy is loosed upon the world,
The blood-dimmed tide is loosed, and everywhere
The ceremony of innocence is drowned;
The best lack all conviction, while the worst
Are full of passionate intensity.
Surely some revelation is at hand;
Surely the Second Coming is at hand.
The Second Coming! Hardly are those words out
When a vast image out of Spiritus Mundi
Troubles my sight: somewhere in sands of the desert
A shape with lion body and the head of a man,
A gaze blank and pitiless as the sun,
Is moving its slow thighs, while all about it
Reel shadows of the indignant desert birds.
The darkness drops again; but now I know
That twenty centuries of stony sleep
Were vexed to nightmare by a rocking cradle,
And what rough beast, its hour come round at last,
Slouches towards Bethlehem to be born?
Перевод я выполнила следующим образом:
Второе Пришествие
Взмывая по спирали в небеса,
Сокольника уже не слышит сокол;
Изнашиваются вещи по краям;
Мир погружается во смуту,
Прилив кровавый хлынул, в нем
Захлебнулись целомудрия устои.
И лучшие из нас в апатии,
А в худших закипает страсть.
Да, откровение грядет.
Пришествие Второе грянет.
Пришествие Второе! Тревожный
Образ мне тотчас явила Душа Мира:
В пустыне, посреди песков,
Плетется лев с главою человека
Взгляд его пуст, безжалостен, как солнце,
Скользят по его телу тени
Разгневанных пустынных птиц.
Тьма наступает, но теперь я знаю,
Что мертвый сон двух тысячелетий
Кошмаром стал под скрипы колыбели,
А грубый зверь, чей пробил час,
Чтобы родиться, ковыляет к Вифлеему.
Для начала несколько чисто технических моментов. Оригинальный стих не имеет рифм (кроме случайной hold—world), поэтому в переводе не надо изголятся и выдумывать их. Я также не стала следовать за ритмом оригинала, стараясь заместить его собственным ритмом. Главное, что меня интересовало, - максимально точная передача смысла. К сожалению, в мире компонентов нет эквивалентов, поэтому желательно, чтобы к каждому переводу шел долгий пояснительный комментарий переводчика. Ну, начнем.
Turning and turning in the widening gyre
Взмывая по спирали в небеса,
Начнем с простого. Кто такой Йейтс? Много кто, но важнее всего две роли. С одной стороны, он — ирландский фолк-националист (сопоставимый в этом плане с Гамсуном или Фолкнером). Его раннее творчество впитало древнеирландские и кельтские мотивы, Йейтс восстанавливал старинные песни и сказания, заново выстраивал символизм и мифологию своей родины. С другой стороны, он был теософом, причем видным, занимал не последнее место в ложе Золотой Зари, смог выдавить оттуда самого Кроули, а также был почти одержим символикой таро.
В его творчестве вы найдете практически весь арсенал теософской эзотерики, даже в этом стихе имеется несколько отсылок. Вот эта «gyre» (спираль) — как раз одна из них. «Спиралью» Ейетс обозначал 2000-летний период в истории человечества. Одна эра. Этот образ восходит к сочетанию старших арканов Башни и Звезды. Башня — аналог Древа Мира, а Звезда — это постепенный спиральный взлет по нему, как по винтовой лестнице. Поэтому здесь следует перевести исключительно как «спираль» и употребить это слово необходимо, иначе теряется отсылка к его теософским изысканиям.
The falcon cannot hear the falconer
Сокольника уже не слышит сокол
Когда у нас написано стихотворение? В 1919 году. Что тогда произошло? Ирландия начала войну за независимость от Британии. Сокол, сваливающий от сокольника, — это маленькая гордая Ирландия, готовая обрести свободу. Сокол также сочетается с теософией. Глядите, что писал Йейтс в письмах: «…не прибивайте сокола к доске. Сокол — один из моих символов, и есть опасность, что вы таким образом грубо потревожите подсознание. Для кое-кого из нас это может обернуться кошмарными снами или чем-то подобным. Когда занимаешься такой работой, как я, жизнь становится довольно странной <…> основные мои символы — Солнце и Луна (во всех фазах), Башня, Маска, Дерево (Дерево с Маской, висящей на стволе)»
Мы не будем прибивать сокола к доске или натягивать сову на глобус, а отнесемся к авторской картине мира с пониманием. Дальше:
Things fall apart; the centre cannot hold
Изнашиваются вещи по краям
В какой-то степени спорное решение. Я, чтобы не плодить сущности, втиснула два предложения («вещи распадаются» и «центру их не сдержать») в одно. К тому же примерно так я запомнила перевод этой фразы в книге Кинга, и мне она очень-очень понравилась. Есть такая профессиональная болезнь, когда переводчик боится использовать наилучшую эквивалентную находку другого переводчика и вместо этого порет отсебятину, лишь бы не повторяться. Сильнее всего от этого подхода пострадала, конечно, кэролловская «Алиса». Я же с готовностью беру чужие фразы, если мне кажется, что высказаться точнее и лучше уже нельзя. И да, вот эта тема с «центром, который ничего не может удержать» явно читается как указание на метрополию, теряющую свои колонии.
Mere anarchy is loosed upon the world
Мир погружается во смуту
Многие переводят anarchy дословно. Это неверно. Ближайший аналог — именно «смута» или «беззаконие». «Анархия» давно уж имеет куда более широкие и неоднозначные коннотации стараниями Кропоткина, Бакунина и многих других теоретиков.
The blood-dimmed tide is loosed, and everywhere
The ceremony of innocence is drowned
Прилив кровавый хлынул, в нем
Захлебнулись целомудрия устои
Почти поголовно все переводчики наебнулись об это «ceremony of innocence«. Я видела самые странные варианты, типа «обряды чистоты» или «Стыдливости священные обряды». Во-первых, для «innocence» однозначно лучшим эквивалентом следует признать «целомудрие». В этом слове тоже одновременно присутствуют невинность как девственность и невинность как нравственная полноценность. Во-вторых, «ceremony » здесь означает не буквально обряды, церемонии, литургии, а скорее некий уклад, какой-то этический фундамент.
The Second Coming! Hardly are those words out
When a vast image out of Spiritus Mundi
Пришествие второе! Тревожный
Образ мне тотчас явила Душа Мира:
Следуя за теософской системой координат мы обязаны дать перевод «Душа Мира». Это не помешало некоторым переводчикам впихнуть «Людской Дух» и подобную чушь. Можно, в принципе, оставить «Spiritus Mundi» без перевода. Но можно ведь и не оставлять. Потому что в латинице эта вставка хотя бы не режет глаз, а в русском языке лучше избежать подобных вкраплений. Благо что Душа Мира — абсолютно точный перевод. Отметим, что голая девушка из карты таро Звезда как раз является Spiritus Mundi.
A shape with lion body and the head of a man,
A gaze blank and pitiless as the sun,
Is moving its slow thighs, while all about it
Reel shadows of the indignant desert birds
В пустыне, посреди песков
Плетется лев с главою человека
Взгляд его пуст, безжалостен, как солнце.
Скользят по его телу тени
Разгневанных пустынных птиц.
О, как только над бедным Сфинксом не издевались переводчики. Из него делали «львинотелую фигуру С обличьем человеческим». Или даже «Нечто со львиным телом и головой мужчины» (кстати, откровенный сексизм по отношению к оригинальному Сфинксу). В строке «Reel shadows of the indignant desert birds», «Reel» — это небольшая отсылка к ирландскому национальному танцу. Но это уж, простите, обыграть невозможно. У нас нет аналогов, а танец этот так и называется «рил».
Мотив Сфинкса очень важен. Это узловая метафора всего стихотворения. Йейтс был теософом-язычником, в то время как многие тяготели к христианской, розенкрейцеровской модели. Он продвигал систему лунного таро, в котором аллегорические значения арканов сильно дрейфовали. Главной для него была Луна как выражение человеческого опыта, циклической рефлексии. А Солнце — охренелый прогрессизм модерна. Здесь прочитывается противопоставление хиеракосфинкса (с головой сокола) андросфинксу (с головой человека). Учитывая, что в мистериях Золотой Зари постоянно использовались египетские маски, такие мифологические тонкости Йейтс знал отлично.
Дальше, стихотворение написано после Первой Мировой. Тяжесть перенесенной войны, разочарование в том пути, которое выбрало человечество, прочитывается в самом настроении стиха. Вся европейская послевоенная культура пропитана этим духом растерянности и пессимизма. Сфинкс, страшный и испепеляющий зверь, — это выражение прогресса, пробивного линейного времени, человеческой самоуверенности. Солнце — оппозиция Луны.
Впрочем, это еще с какой стороны смотреть. Для греческой мифологии Сфинкс является чудовищем и губителем. Эдип избавляет Фивы от его гнета. Но с точки зрения египетской мифологии (а она Йейтсу ближе), Сфинкс — это страж вечности, оберегающий покой мертвых.
Кроме того, на другом символическом пласте, Сфинкс отсылает к судьбе Египта, который также стал британской колонией по итогам войны. Йейтс видел, как империализм коваными сапогами топчется по всем континентам.
Трактовок множество, и все они, в какой-то степени, верны, что и создает многомерность образа.
И последнее, самое сложное для восприятия:
The darkness drops again; but now I know
That twenty centuries of stony sleep
Were vexed to nightmare by a rocking cradle,
And what rough beast, its hour come round at last,
Slouches towards Bethlehem to be born?
Тьма наступает, но теперь я знаю,
Что мертвый сон двух тысячелетий
Кошмаром стал под скрипы колыбели,
А грубый зверь, чей пробил час,
Чтобы родиться, ковыляет к Вифлеему.
Другие переводчики оказались практически единодушны в двух вещах. Сон у них "прерывается" кошмаром, то есть присутствует некий элемент пробуждения. Я же считаю, что здесь сон без сновидений сменяется кошмаром. Но без возвращения в реальность. Кроме того, вифлеемский зверь у них «ползет». Это противоречит глаголу "Slouche", поэтому «ковылять» здесь, как по мне, ближе к истине.
Здесь мы видим противопоставление двух эпох. Древний мир и христианский мир. Напомню, Йейтс — язычник, и любые попытки сползания ордена на христианские позиции он решительно пресекал. Естественно, что христианство для него — разрушительное и захватническое движение. Крест огнем и мечом покорил и кельтов, и египтян. Природный витализм и естественный уклад были подменены смирением, страданием и подчинением. Христианство для Йейтса — отметина все тех же колонизаторов. Поэтому кошмар начинается с рождения Христа, это Его колыбель, качаясь, бросила мир в ужас исторического бытия.
Сложим все это вместе и лишь тогда увидим глубину и исторический смысл этого стиха. Это одновременно воззвание к национально-освободительному порыву, и траур после бессмысленной войны, здесь и седая древность, чей сон нарушен временщиками, и кровавая поступь христианства, сроднившегося с империализмом.
Вот так выглядит нормальный художественный перевод. Перевод — это не процесс прогонки английского текста через гугол-транслятор, чтобы получить русский текст. Это куда более серьезное осмысление произведения. Нельзя перевести то, что вы не понимаете. Более того, даже разобравшись во всем, вы столкнетесь с невозможностью точно отыскать нужные слова по ассоциациям, коннотациям, по звучанию, по длине или ритму. Для англоговорящего человека, выросшего в этой культуре, все выглядит совершенно иначе. Особенно для самих ирландцев, поскольку это их личная история, их национальная трагедия, плоть от плоти, дух от духа. Мы же — чужие в этой истории.
Процесс перевода очень сильно облегчается благодаря интернету. Раньше переработать такой объем информации могли только самые преданные йейтсологи в самых пыльных библиотеках. Причем даже даровитые советские мастера перевода в подобном случае, вероятнее всего, упустили бы эзотерический подтекст. Да, сейчас все в разы проще и быстрее.
А потому нет прощенья бездельникам, которые вместо нормального погружения в текст механически перепидоривают одни слова на другие, руководствуясь одним лишь словарем.