Номен Нескио "Бетельгейзе" (военный приключенческий роман в 2-х частях).
В благодарность моему другу Н.Ворожейкиной.
Корветтен-капитан Отто фон Рейнгхард, командир подводной лодки U-4600, на период описываемых событий 1943 года был мужчиной в возрасте. Ему было полных тридцать два года, если учитывать тот факт, что средний возраст командиров подводных лодок воюющей гитлеровской Германии составлял около двадцати пяти лет. Ко всему прочему Рейнгхард имел и внушительный послужной список, явно указывающий на его военные способности. Он был создан для войны, он жил войной, вернее сказать, что он жил морем и всем остальным, что там происходило. Это была его стихия. Отто никогда не выказывал щенячьего восторга с момента обнаружения кораблей противника, до той минуты, когда торпедированное судно задирало вверх нос или корму, погружаясь в морскую бездну треща ломающимися переборками. Он буквально носом втягивал доклад акустика о том, как разрушается атакованное судно. Всё это боевое действие сопровождалось невозмутимым спокойствием. Слегка улавливаемый восторг можно было увидеть и тогда, когда его лодка уходила в поход или возвращалась на базу. Весь вулкан страстей был надёжно спрятан под маской солдата, знавшего толк в своём ремесле. Он нуждался в войне, и был зависим от неё. Иногда от перевозбуждения у капитана шла носом кровь. Он наслаждался музыкой боя, а то и просто звуками сонаров, ищущих противника.
Шведская семья Линдхольм, бывшая в соседях дома Рейнгхардов, вернее будет сказать сам глава семейства, дядя Сванте, ворэнт-офицер с немецкого дредноута «Позен», воевавшего в Первую мировую войну, своими рассказами буквально «подсадил» десятилетнего Отто на военно-морскую тему. И вот с некоторых пор парнишка перестал радовать взрослых, которые интересовались его будущим. Море и корабли окончательно завладели его душой, и тщательно скрывались тайной за семью печатями. Ну а дальше, упорство, с каким будущий капитан Рейнгхард постигал морскую науку, вызывала у сокурсников даже некоторое недоумение. Лишь изредка Отто присоединялся к своим товарищам для совместных утех с «лёгкими» девицами, определяя для себя уровень общения с женским полом, который его вполне устраивал. Ну а далее опять лодки, лодки и снова лодки.
Проходив на дизелях не самой лучшей категории, он считался одним из непотопляемых и результативных счастливчиков. Но вот дело, шансов стать командиром «Бетельгейзе» у него практически не было. Юношеский запал пополнить ряды нацистской партии давно прошёл, да и то это было нужно исключительно для карьерного роста, но вскоре стало ясно, что покровители и «отцы - командиры», адмирал Рёдер и гросс-адмирал Дёниц, ревностно охраняли германский флот от партийного влияния. Положение спасало несколько прохладное отношение фюрера к Кригсмарин, который делал ставку на сухопутные силы Вермахта, а в особенности на танковые.
Однако при обсуждении кандидатур на должность командира лодки на специальной комиссии, вдруг всплыла история с женитьбой Отто фон Рейнгхарда на молодой женщине Саше Рауваль, которая являла собой воплощение нацистской мечты о чистоте нации, и находилась в списках комиссии по этике Министерства пропаганды Германии. Они «случайно» познакомились на очередной годовщине прихода нацистов к власти, организованной местной партийной ячейкой в городе Киль, в то время крупной морской базе Германии. Один из спутников и боевых товарищей Отто шепнул ему, что это не просто случайное знакомство, и Рейнгхард тут же понял и принял правила игры, контролируя и направляя их в нужное русло в угоду партийным функционерам. К тому же сама Саша Рауваль была молодой и симпатичной женщиной, способной заинтересовать мужчину.
Руководство базой выделяло Рейнгхарда из общей массы офицеров, поэтому видя в нём перспективного военного, партия не могла допустить потерю контроля за подобными личностями, вплоть до семейных, а то и половых отношений. Это исключительное обстоятельство пошло только на руку кандидату в члены национал-социалистической рабочей партии Рейнгхарду, который, практически не представлял себя отцом семейства, избрав профессию офицера флота. И уж тем более его «партийная» супруга, которой ненужно было объяснять, что семейная жизнь моряка явление очень условное даже для тех, кому не чуждо семейное счастье и уют. Отто, он не был из числа подобных семейных слюнтяев. Нельзя сказать, что он любил свою жену, тем не менее, относился к ней с большой симпатией и даже нежностью, и Саша…, Саша платила ему исключительной взаимностью, подсознательно разделяя свои чувства к партии и Отто. Они поселились в родительском доме Рейнгхардов на северо-западе Германии в городе Шлезвиг, и если уж нельзя было сказать о семейном счастье, то без сомнения они были довольны друг другом, со стороны производя впечатление любящих и благополучных супругов, вызывая у некоторых закономерную зависть. Через год у них появилась дочь Хельга, ну а еще через два года белокурый мальчишка, которому дали имя Александр. Чета Рейнгхард - Рауваль выполнила свою миссию перед Третьим Рейхом. Шла война, и надо отдать должное стойкости этой немецкой женщине, которая всецело отдавала себя заботе и воспитанию своих детей, отгоняя от себя все эти сентиментальные вздохи по поводу военного отсутствия супруга и отца.
Рассматривая его кандидатуру, комиссия не могла не заметить и саму фрау Рейнгхард - Рауваль. Эта женщина была готова стать именно той супругой, которая лишена всяческих переживаний при, даже, самом негативном исходе с «Бетельгейзе». Так думали создатели и вдохновители проекта, такого же мнения был и сам Отто, ну и Саша, до какого-то момента была готова исполнить свою миссию до конца, чего бы это ей не стоило. Она была тем типом арийской женщины, с которого рисовали пропагандистские плакаты. Открытое лицо, светлые волосы с непокорной чёлкой, крепкое тело, в одной руке непременно была книга фюрера «Mein Kampf», а другая рисовалась вскинутой в нацистском приветствии «Хайль», всё это на фоне промышленных зданий, неба, с летящими самолётами, улыбающихся солдат Вермахта. Воплощение национальной идеи германского народа и превосходства над остальным «второсортным» миром.
Но вот материнство отодвинуло на задний план национальные идеи, и мир за стенами дома для Саши всё более становился враждебным и неуютным. Исчезла красивая улыбка при виде вождей, а дерзкий локон, спадавший на лоб, был убран под домашнюю косынку. Шум войны или «зигующей» толпы теперь мог напугать или разбудить малышей. Оберегая своих детей, она всё более с недовольством смотрела на окна, за которыми кипела жизнь возродившейся Германии, стремившейся к мировому господству, в тоскливой надежде переводя свой взгляд на дверь, в ожидании своего капитана. Став матерью, она ждала его, и, без всякого сомнения, любила своего Отто. Во время налётов советской авиации или самолётов союзников, сидя в бомбоубежище, прижав к себе детей, Саша думала о том, что именно её нацистское прошлое привело к этой масштабной катастрофе. И победа, и поражение устраивало её абсолютно, лишь бы быстрее кончился этот кошмар. И снова дверь…, этот кусок дерева иногда не отпускал её, приковывая взгляд, и способен был заставить забыть о своих детях. Перешагивая через свои атеистические взгляды, Саша всё чаще обращалась к Богу с просьбой о скорейшем возвращении Рейнгхарда. Как теперь он был ей нужен. Вся любовь воспитанной германской девушки ко всей германской армии и флоту, народу, вождям и светлому будущему была обращена к одному единственному солдату, что абсолютно не входило в планы нацистских идеалистов.
«Бетельгейзе»…. Размеренная работа всех систем вводила экипаж в состояние экстаза. Корпус корабля не стонал под невероятной тяжестью и давлением воды, не рвало трубопроводы, не срывало крепежи. Казалось, что само море приняло в свою семью этого железного зверя. Разве что от невероятной скорости лодку сильно трясло. Одну вахту сменяла другая, всё шло обыденно и монотонно. Иногда на горизонте появлялись дымы шедших русских и союзных конвоев или мачты кораблей сопровождения, но лодка уходила от них, стараясь держаться подальше. Такое обстоятельство еще более ввергало команду в хандру, но надо отдать должное специалистам занимавшимся подбором экипажа, делая упор на неординарность проекта «Бетельгейзе». В такие минуты капитан гордился своей командой, стойкость экипажа избавляла его от многочисленных вопросов, и уж тем более от вопроса самого главного: «Почему лодка не вступает в бой?» видя очевидного противника.
Уединяясь в своей каюте, Отто часто думал о письме сбитого лётчика по имени Гейнц, адресованное своей семье, иногда перечитывая его вновь и вновь, находя возникающие чувства более чем странными и ранее ему неизвестными. Его супруга, Саша, была причиной душевной тоски, и вот уже совсем увлекаясь, Рейнгхард считал написанное письмо уже своим, намеренно закрывая лицо женщины на фотографическом снимке. В ней ему виделась Саша Рауваль, а рядом их дочь Хельга. Он хотел скорейшего окончания войны, чтобы вот так вбежать по ступенькам в свою квартиру и обнять всю свою семью, ну а после хоть в Норвегию кататься на лыжах и наслаждаться красотами тех мест, хоть в Голландию любоваться тюльпанами, но это будет уже не важно. Мог ли он вспомнить влажность губ Саши или запах её волос. Нет, не мог, потому как не было столь страстных отношений в их семейной, условно-партийной жизни. Все прелести любящих супругов они постигали, находясь вдалеке друг от друга, разделённые морскими милями, границами государств и наконец, самой страшной войной в истории человечества, всё это на уровне инстинктов и подсознания.
Откуда это? Что это? Когда успели залечь в душе Рейнгхарда зёрна семейной сентиментальности, дающие определённые плоды. Находя ответ лишь в своём военном бездействии, после чего он часто забывался тяжёлым сном. К тому же можно ли было вообще уснуть спокойно, если лодка, идя на крейсерской скорости, сотрясала корпус невообразимой вибрацией от двигателей, так, что приходилось ловить посуду на столе, ну а что уж говорить о сне, это понятие было очень даже условным.
Идя в надводном положении, и находясь на верхней палубе, Рейнгхард, намеренно подставлял лицо обжигающему ветру, но более для того что бы отогнать от себя мысли о Саше, и всё в том же письме лётчика, ещё сильнее терзавшие его в последнее время, когда прозвучал доклад одного из смотрящих:
- Господин капитан, конвой.
Рассматривая движущиеся цели капитан, кажется, ощутил своё возвращение в реальность, более подходящую для его привычной жизни моряка. Он наслаждался действом.
- Всем покинуть палубу! Приготовиться к погружению! Торпедная атака! Боевая тревога!
Рули послушно разворачивали и погружали лодку, экипаж действовал безукоризненно и, кажется, даже предугадывал команды командира, ставя лодку в боевое положение.
- Первый, второй аппараты «Товсь»!
- Докладывает акустик, контакт установлен!
- Господин капитан, мы в позиции, можно стрелять!
И вот он момент, когда весь экипаж буквально дышит командами капитана, когда от волнения сохнут до хрипоты горло и губы. Руки и дыхание торпедиста замирают в миллиметре от рычагов пневмопуска торпед. И тут…, на тебе…:
- Торпедный, отставить! Опустить перископ! Боцману, глубина девяносто! Ныряем! Штурману, установить местоположение и вывести лодку на прежний курс! Ход двенадцать узлов. Всем спасибо! Прекрасная работа, господа!
Полнейшее непонимание экипажем действий капитана, разве что есть догадка, что он действует согласно каким-то приказам. Поблагодарив экипаж, Рейнгхард отправлялся в свою каюту, неимоверными усилиями заставляя себя не смотреть на сейф, где хранился мешочек с личными вещами погибшего лётчика, где самым главным было письмо Гейнца, и фотография улыбающихся жены и дочери. Никогда в жизни у Отто не было фотографии его супруги Саши Рауваль….
***
В каюту капитана вошли капитан Хорнер, инженер, обер-лейтенант Эрвин Равенау, старший помощник Густав Лемке, боцман лодки Дитер Ланге и штурман, обер-лейтенант Гельмут Кардес.
- Прошу вас, господа, проходите. Приступим…. Штурман….
- Да, господин капитан…. Лодка в пяти-шести часах хода от Прибрежного, при соблюдении постоянной настоящей скорости…. На поверхности волнение, около двух баллов.
- Прибрежный…, Прибрежный…, - хмурясь, произнёс Рейнгхард и немного подумав, обратился к капитану Хорнеру, - Господин капитан, теперь слово за вами.
Хорнер кивнул и начал:
- Задача моей группы проста. Осуществить высадку, разведку и уничтожить объекты, представляющие военный интерес…, надеюсь на огневую поддержку палубной артиллерии субмарины, а далее эвакуация вот, собственно, всё. Иначе, зачем же мы тут ещё нужны?
- Всё…? - переспросил Рейнгхард, - Поддержку вы получите…. Ну хорошо…, а после операции…?
- После операции доложить, независимо от результата и ждать дальнейших указаний, - не совсем уверенно ответил Хорнер.
- Капитан, - обратился к Рейнгхарду Лемке, подняв руку.
Капитан кивнул, разрешая задать вопрос:
- А ждать где?
Хорнер пожал плечами, ощущая себя затравленным зверем:
- Очевидно на лодке. Я полагаю, будет решение командования в дальнейших указаниях.
- Но лодка должна отправиться дальше на Восток…, - начал было Кардес.
Не дав закончить штурману, Хорнер произнёс:
- Очевидно, не все вернутся из Прибрежного, так что мы вас не стесним своим присутствием. Поступит приказ атаковать «Белый дом» …, значит, так тому и быть.
- Вы шутите, капитан? - не унимался Кардес.
Хорнер взглянул на Кардеса и зло произнёс:
- Лодка доставит группу к месту проведения акции, и будет осуществлять огневую поддержку. Акция состоится, дальше у вас задание отправиться на Восток, наша же роль в дальнейшем походе мне не ясна абсолютно…, и мне кажется, что там, в Главном…, вообще не рассчитывают на наше возвращение. Вы находите это обстоятельство смешным поводом для шуток, обер-лейтенант?
Наступила пауза. Выдержав её Хорнер, произнёс:
- Я продолжу, господа…. Надо полагать, что Главный штаб руководства войны на море разрабатывал операцию «Прибрежный» основываясь на разведывательных данных пролёта «Графа Цепеллин» над этой чёртовой Арктикой, четырёх-пятилетней давности. Тогда русские сами любезно помогли нам, и это было невероятной удачей…, но это было тогда, но не сейчас.
- Полагаю, господин капитан, что вы ставите под сомнение разработку плана «Прибрежный» Главным штабом…, - повышая тон, заявил Кардес.
Теперь уже и Хорнер терял терпение:
- Вы забываетесь, лейтенант…!
- Хватит! - прервал начинающийся спор Рейнгхард, стукнув ладонью по столу.
В один момент между экипажем лодки и десантной группой образовалась пропасть. Чем ближе был Прибрежный, тем больше положение команды Хорнера напоминало группу больных проказой. Страшное определение «смертники» иглами пульсировало в голове Рейнгхарда, что мешало ему сосредоточиться. «Возьми уже себя в руки, господин корветтен-капитан. Идёт война…. Значит так надо. Есть боевая задача и её надо выполнить. Как бы поступил этот капитан Хорнер, получи он подобный приказ уничтожить Рейнгхарда», - буквально вбивал в себя он. Никто за это время не нарушил тишину в капитанской каюте.
-Ну…, и какие будут предложения? - спросил капитан, - Оставим распри, господа. Положение очень серьёзное.
Присутствующие молчали. Рейнгхард нарушил тишину:
- Значит так, мы начнём операцию и завершим её. Капитан Хорнер, после совещания прошу вас задержаться.
Хорнер кивнул, остальные покинули каюту капитана. Закрыв дверь, Рейнгхард подошёл к сейфу, и открыв, извлёк папку, положил её на стол перед Хорнером:
- Вот, полюбопытствуй. С тех пор как лодка оказалась в непосредственной близости от Прибрежного, мы осуществляем радиоперехват наземных служб этого самого Прибрежного. У меня сложилось впечатление, что после того, как мы обойдём остров Белый и ляжем на прямой курс, невозможно будет пройти и мили чтобы не наткнуться на лодку, корабль или ещё на какую-нибудь боевую единицу русских. Причём всё это идёт открытым текстом.
Хорнер оторвался от папки и в упор смотрел на Рейнгхарда. Он подошёл к столу, и сев напротив Хорнера, продолжил:
- Да, да…, именно открытым текстом.
- Может это радиоигра? Хочу заметить, что русские уже не те, какими были в начале компании, - осторожно предположил Хорнер, - Тогда возникает вопрос, зачем им надо быть услышанными, а может нас тут уже ждут, и «Бетельгейзе» далеко не тайна?
Рейнгхард кивнул:
- Я тоже склоняюсь к этой мысли. Знаешь, Эрих, с самого начала войны я на Севере, правда больше в Атлантике, но вот анализируя ситуацию с операцией линкора «Адмирал Шеер», так и тогда русские позволяли себе пренебрегать скрытностью. Неужели они так уверены в себе, полагая, что интересующий нас район глубокий тыл, тем более что фронт так неумолимо откатывается на Запад. И вот я спрашиваю, куда летят эти самолёты, и идут корабли, и вообще, где всё это, куда они деваются? За время нашего похода мы встречали немногочисленные конвои, и не обнаружили ни одной лодки противника, я лично не видел ни одного самолёта противника. Тем более что навигация по Северному пути идёт к завершению, а этот Прибрежный ну уж очень далеко от основного пути, хотя есть, конечно, и вспомогательный маршрут для проводок. Вот я и спрашиваю, где всё это воинство?
Хорнер достал листок и, развернув, положил его перед Рейнгхардом:
- Это план Прибрежного…. Как ты думаешь, может ли этот посёлок притягивать к себе серьёзные боевые единицы?
- Очевидно не самые свежие сведения об этом поселении? - сказал Рейнгхард, изучив план Аламая.
- Не самые свежие…, это правда, - согласился Хорнер, - Но это русские…. Есть у них что-то такое…, я не знаю, как называется…, это когда сначала они планируют что-то сделать, ну скажем за год, а результат получают уже через шесть месяцев.
- Интересно, а как планировали операцию «Прибрежный» в нашем штабе, и на какой результат вообще рассчитывают эти стратеги с такими разведданными, - произнёс Рейнгхард.
Хорнер вновь достал из кармана что-то завернутое в бумагу и передал стопку фотографий капитану:
- Ну а это данные аэрофоторазведки.
Рейнгхард внимательно стал изучать снимки, сравнивая со схемой посёлка на листе.
- Да уж, не густо, но хоть что-то…. Что-то похожее на доки для ремонта и вполне очевидно, что это пирс. Но я не вижу ни одной лодки, ни в доках, ни рядом, ни вообще…, ни одной в прилегающей акватории. Вы не находите это странным, капитан.
Он не ответил.
Помолчав немного, Рейнгхард продолжил:
- Ну и как будешь действовать?
Хорнер задумался:
Для начала надо постараться понять, что и где располагается в этом Прибрежном. Потому что, где кончается море, всё остальное мне неясно.
Оба капитана склонились над фотографиями и планом.
- Одно из самых больших зданий это вот, - сказал Хорнер, показывая на интернат, - Думаю, что это казарма для охраны и жильё для персонала базы. А вот это артиллерийская батарея, прикрывает вход в пролив и всю остальную акваторию. По всем признакам имеется взлётная площадка для самолётов и вот этот квадратик может быть пунктом метеорологии и связи, а вот это, которое побольше, так вполне возможно, что авиационный топливный склад. Но самое важное вот.
Хорнер обвёл карандашом группу строений на берегу.
- Предположительно это и есть база для ремонта и обслуживания. Я высаживаюсь с группой на берег, устанавливаю связь с лодкой по рации. Маленькие группы по два человека обследуют периметр посёлка, чтобы исключить неприятные сюрпризы, а затем атакую казармы. Итог всей акции — это подрыв технологических помещений базы, на всякий случай я бы хотел, чтобы лодка была готова торпедировать объекты, если возникнут непредвиденные обстоятельства. Ну это на самый крайний случай конечно.
- Какие еще обстоятельства? - удивлённо спросил Рейнгхард.
- Мы можем там погибнуть, Отто. Или это новость для тебя? Для меня это серьёзное обстоятельство, - обречённо ответил Хорнер.
Рейнгхард обратил свой взгляд на мусорную корзину, попавшуюся на глаза, куда он выбросил пепел от приказа уничтожить группу Хорнера после проведения акции:
- А что, если сразу разровнять эту артиллерийскую батарею из наших палубных орудий?
- Не думаю, что это хорошая идея, - возразил Хорнер, - Пусть русские думаю, что хотят, лишь бы не узнали, каким именно образом мы тут появились. Лодка, это наш последний козырь, на ней пришли, на ней надо будет и уходить. Но и игнорировать наличие этой боевой единицы тоже нельзя. Одно попадание, и мы останемся тут навсегда.
Рейнгхард опять посмотрел на корзину, безуспешно отгоняя от себя мысли об уничтожении десантной группы. Но более всего он боялся, что Хорнер каким-нибудь чудесным образом узнает о его тайне.
- Ну тут вроде мне всё понятно…, а вот что с местным населением делать и пленными?
- Какие ещё пленные, ты о чём? - удивился Хорнер, - Никаких пленных, любой, кто даже подумает оказать сопротивление, будет уничтожен. Я думаю, что часть местного населения рассеется сразу после нашей атаки, мы дадим им уйти, вряд ли кто-то приведёт помощь, такая глухомань. Куда они могут пойти? Партизан тут нет. Ну а с военными подразделениями мы примем бой и постараемся их уничтожить. Посёлок мы жечь не будем, уничтожим базу и другие объекты, которые я сочту военными и не более.
***
Вот уже около трёх часов как лодка стояла в четырёх милях от береговой линии посёлка Аламай. Один офицер сменял другого у перископа, всматриваясь в тёмный берег. В числе вахтенных на центральном посту так же находился командир диверсионной десантной группы. Какого-либо участия в беседе он не принимал, просто сидел молча погружёный в свои мысли. В очередной раз командир субмарины сменил своего старшего помощника у перископа. Немного подождав, старпом задал вопрос:
- Что думаешь, господин капитан?
Рейнгхард ответил не сразу:
- Я пока не вижу того, над чем тут можно задуматься, Густав. У меня другие вопросы, на которые я пока не нахожу ответов. Никакой активности. Рейд, пирс, доки…, всё как будто вымерло. Где охрана? И воздух…, воздух тут какой-то не такой…, слишком чистый для ремонтной базы флота. А забортная вода? Нет ни масла, ни соляра и пахнет опять же водой, собственно, и рыбой что ли, но, никак не войной. Есть такая особенность у войны, пахнуть войной…, запах железа.
- Капитан, а может мы опоздали и русские свернули тут свою деятельность? Надвигается зима, а Карское море замерзает.
- И как ты себе это представляешь, Густав? Это же не лодочная станция для прогулочных катеров, развлекающих молоденьких фройляйн или фрекен. По данным нашей разведки у русских тут серьёзное предприятие, только вот где оно теперь мне вообще не понятно. Пусть мы и опоздали, но свидетельства присутствия и проводимых работ должно остаться. Киль, Тромсё…, проведи аналогию…, помнишь те базы? Ну а тут…, как можно так бесследно всё спрятать? А что замерзает…, тут ты прав. Я ничего не понимаю…, но ведь идя сюда, мы принимали радио…. Совершенно не вяжется то, что мы услышали, с тем, что теперь наблюдаем.
- А может, и вовсе ничего тут и не было в помине? - предположил Лемке.
- Ты хочешь сказать, что мы припёрлись сюда лишь для того, чтобы подышать свежим воздухом коммунизма? Дорогое удовольствие, однако.
- Господин капитан!
Капитан обернулся, на голос второго инженера-лейтенанта Равенау, оторвавшись от перископа:
- Чего тебе, Эрвин?
- Может подойти поближе и посветить прожектором береговую линию?
Рейнгхард снова припал к перископу и после продолжительной паузы произнёс:
- Ты, очевидно, не знаешь этих русских. Вот как раз и всадят первый снаряд в прожектор, а второй в борт или в рубку. Никакого света…, даже не вздумайте курить. И ближе пока нельзя, мало места для боевого манёвра. Вообще мне здесь всё не нравится. Другое дело охота, вот противник, а вот ты. Всё ясно и понятно. Я вот что думаю…, как рассветёт, пошлём водолаза, пусть сверится с картой промера глубин, насколько близко может «Бетельгейзе» подойти к берегу для высадки десанта. А днём будем вести наблюдение за местностью, ничего нельзя упустить, важны для нас любые мелочи. Необходимо полностью исключить риск и даже частичную потерю боеспособности лодки. Мы ещё должны увидеть в перископ Аляску, пройдя льдами Арктики.
В разговор вступил штурман:
- Но если там ремонтные доки, то значит, есть и соответствующая глубина.
- Где есть соответствующая глубина, знают только русские. Без разведки мы не станем рисковать, - ответил Рейнгхард.
- Странное название у этой базы…, Alemán - произнёс старпом, - Есть радиоперехват русских, и там они называют это местечко именно как Алеман. А у нас он идёт как Прибрежный.
- Alemán, надо полагать это испанский язык, переводится как «немецкий». Может это немецкий посёлок, может базу строили пленные, - стал рассуждать Равенау, - Я немного знаю испанский.
- Ну тогда я вообще ничего не понимаю в этой России, - изумился капитан, — Вот почему такое название? Как это надо понимать? В такой глуши, испанское название с германским смыслом…, здесь в России.
На мостике установилась тишина. Все находившиеся на вахте замерли, прислушиваясь к посторонним звукам за стенами лодки иногда переводя взгляды на капитана, который не отрывался от перископа. Тут он вздрогнул словно от удара током и, оторвавшись от наблюдения, быстро взглянул на свои часы и опять прилип к окулярам:
- Внимание, господа…, у нас движение! Та-а-ак…, во-о-от…, по-видимому, это караул, смена идёт. Густав отметь время, я позже занесу в вахтенный журнал. Дьявол…, ничего не видно, только огоньки…, с фонариками ходят. Тем не менее, это уже хоть что-то. Надо установить периодичность смены, маршрут и количество людей. И вообще, все, что двигается морем, сушей и небом…, всё…, абсолютно всё должно быть зафиксировано.
- Да, капитан, будет сделано! - откликнулся старпом.
Прошло еще около десяти минут. Капитан не отрывался от перископа:
- Ну всё, опять никого. Значит так. Вахтенным офицерам вести постоянное перископное наблюдение за местностью. На всё даю сутки. Пока мы не готовы действовать и у меня такое впечатление, что мы вообще ошиблись пунктом назначения либо в штабе совершенно не владеют информацией об этом месте. И вот еще что, на лодке никакого радио и песен, разговаривать вполголоса и как можно меньше всякого шума.
Рейнгхард отошёл от перископа и, направившись в свою каюту, вдруг задержался, проходя мимо Хорнера. Взгляды их встретились. Вообще, после прочтения приказа об уничтожении группы, Рейнгхард избегал Хорнера.
- Послушайте, капитан, может, вы знаете то, что неизвестно нам? Может, мы не то видим, что есть на самом деле? Хочу напомнить, что у нас совместная акция в этом Прибрежном или как там его…, Алемане.
И вот что стало неожиданностью для Рейнгхарда, так это, как ему показалось, желание Хорнера обсудить возникшую проблему. Тем не менее, Хорнер держал дистанцию.
- Капитан, мне тоже много непонятно. Списываю всё это на достаточно скудные данные разведки. Моя группа готова выполнить задание, но я, так же как и вы, не вижу предмета военного интереса. Ну постройки, ну ходит там кто-то с фонарями…, и что? Может с воздуха это и смахивает на ремонтный док, но вот отсюда…, так это какой-то сарай и не более. Но самое для меня не понятное, зачем мы нужны на лодке после завершения операции. Поэтому у меня так же есть все основания задать подобный вопрос вам: «Может, и вы знаете что-то такое, что неизвестно нам или мне?»
- Дорогой капитан, тут не траншея, где твой же товарищ, которому ты доверял ещё полчаса назад, по какой-то причине взял и оставил позицию, побежав к противнику или в тыл. Мы на лодке и тут бежать не куда…, да и не к кому. А что касается сараев…, не забывайте, капитан, это Россия. Мне кажется, что эти русские, дьявол их побери, ещё не раз удивят нас.
Прошло полтора суток, с момента захода «Бетельгейзе» в «территориальные» воды Аламая. Всё так же одна вахта сменяла другую, добросовестно ведя наблюдение, но результаты абсолютно не впечатляли ни корветтен-капитана Рейнгхарда, ни капитана Хорнера. За последние сутки они заметно сблизились, что было очень необычно для тех, кто знал и одного, и второго. Это были абсолютные одиночки, хладнокровные и расчётливые солдаты войны. Обнажающие оружие хищника не для пустой демонстрации, а именно в нужный момент для схватки, для быстротечной атаки и победы, подобно змее, хамелеону или ястребу. Ни каких эмоций. И ведь бывает же такое, и Рейнгхард и Хорнер не сговариваясь, признали умение и заслуги друг друга. Они стоили друг друга, эти два офицера. Поужинав раньше обычного, они уединились в каюте корветтен-капитана, разложив на столе карту посёлка и уже знакомые нам фотографии. Наступило время принятия решения о высадке десанта на Аламай, оттягивать которое уже не было ни смысла, ни возможности, имея, тем не менее, очень веские причины не начинать операцию.
- Ждать, более невозможно, Отто, да и нечего, - нарушил первым затянувшуюся паузу Хорнер.
Рейнгхард согласно кивнул, продолжая рассматривать фотографические снимки посёлка, снятые с самолёта авиаразведки, крутя их в разные стороны. Наконец он поднялся со своего места, подойдя к сейфу, достал объёмную фляжку с коньяком и налив напиток в маленькие стопки поставил выпивку перед Хорнером. Хорнер поднял стопку и глубоко вдохнул ароматный запах, закрыв глаза, после чего поставил стопку на место. Рейнгхард не торопясь выпил, растягивая удовольствие и наслаждаясь приятной крепостью напитка. Плохо скрываемое беспокойство, с которым он безуспешно боролся, явно читалось на лице корветтен-капитана.
Наконец он произнёс, прокашлявшись, старательно придавая голосу обыденность:
- Так вот…. Что мы имеем на сегодняшний день? Подводная разведка водолаза ничего не прояснила, собственно, как и наблюдение за берегом. Он даже взял пробу воды…, ничего общего с промышленным производством, вода как вода, так же пахнет морем и рыбой, ни масла, ни мазута. Мы не увидели ни одного судна и ни одной лодки, заходящей или выходящей из дока. Полная противоположность всем нашим радиоперехватам. Если к пирсу подходят морские суда и уж тем более субмарины, так это и так понятно, что глубина позволяет. Маневрировать в надводном положении у берега опасно, в подводном, очень неудобно и долго. Да и какой смысл подходить к берегу. Артиллерия «Бетельгейзе» достанет любой объект этого посёлка. Полный успех артиллерии зависит от работы корректировщика.
- Моим корректировщиком вы будете довольны…. А может, действительно…, просто свёрнуты работы? Карское море замерзает в зимний период, - вспомнил Хорнер.
- Это верно…, замерзает, - согласился Рейнгхард, - Тогда вообще какого чёрта мы здесь делаем? Не проще ли было встать в позицию и торпедными залпами разнести все эти постройки, которые, лично для меня, даже отдалённо не напоминают ремонтные доки.
- Законсервированные объекты…, которые активно начнут действовать в летнюю компанию, - более убеждая себя, произнёс Хорнер.
- Да что ты такое говоришь, капитан? - возмутился Рейнгхард, - Я что, по-твоему, в доке ни разу не был? Да выколи мне глаза, я на запах отличу каждый цех по сборке и ремонту субмарин, по звуку определю, где загружают торпеды, а где обслуживают аккумуляторные ямы или продувают цистерны. Мало кто отличит звук, когда травит воздух из системы пневмопуска или…, любой другой задницы.
Рейнгхард потряс пальцем, указывая на многочисленные магистрали трубопроводов и кабелей, опоясывавших стены. Хорнер нахмурился:
- Господин корветтен-капитан….
- Да прекрати ты, Эрих…, «корветтен-капитан» …, «господин корветтен-капитан» …, - произнёс Рейнгхард, повторяя обращение Хорнера, пытаясь разрядить обстановку.
Взяв трубку телефона внутренней связи, он произнёс:
- Вахтенного офицера ко мне, и пусть захватит сводки радио и акустика. Я не дилетант в море и на войне, дорогой Хорнер. И мне не нравится вся эта затея с этим, как там его…, Алеманом, будь он неладен.
Через минуту в дверь каюты постучали, и на пороге появился вахтенный офицер. Рейнгхард жестом пригласил пройти и спросил:
- Ну, и чем удивите?
Вахтенный офицер, второй инженер Курт Салемберг начал доклад:
- Горизонт чист, акустическая активность «ноль», радиоэфир русских забит Бог знает чем, у них там всё летает и плывёт, даже смешные истории рассказывают, непонятно про что, но смеются прямо в эфир. Наружная температура воздуха падает. На поверхности туман, облачность, плотный нижний эшелон. Мне кажется, господин корветтен-капитан….
- Спасибо, Курт, - оборвал вахтенного Рейнгхард, - Возвращайтесь на центральный. И, постарайтесь не делиться своими впечатлениями с окружающими. Идите.
Вахтенный удалился.
- Нижний эшелон…, туман, удобный случай подойти к берегу, - произнёс Рейнгхард.
- Ну хоть это нам в помощь, - согласился Хорнер.
В отсек, где располагалась десантная группа, вошли Хорнер и Рейнгхард.
Осмотрев солдат, офицеры переглянулись между собой и после недолгой паузы Хорнер произнёс:
- Господа, через час группа должна быть готова. Прошу сдать документы, награды и личные вещи, проверить и приготовить оружие. Неприятные неожиданности нам ни к чему. Унтер-офицер Кеххель, через пятьдесят пять минут я жду доклад о готовности группы. Оставшиеся пять минут можете помолиться своим богам. Сверим часы, господа, - Хорнер замолчал, глядя на хронометр, затем снова оглядев своих солдат, ненадолго задерживаясь на каждом в отдельности, и произнёс, - У меня всё.
Оба капитана вернулись в офицерский кубрик. Появившийся кок поставил перед ними две чашки кофе и удалился. Они сидели, молча, прихлёбывая из чашек душистый напиток.
Наконец Рейнгхард поднял голову и, посмотрев на Хорнера, произнёс:
- Эрих, может ненадо было так трагично?
- Ты о чём? - переспросил Хорнер, хотя суть вопроса ему была абсолютно понятна.
- Я о помолиться богам, - усмехнувшись, ответил Рейнгхард.
- Я не могу им врать. Именно сейчас не могу, и не могу объяснить, почему так. Ну а если честно, то сам не понимаю, как это вырвалось.
Хорнер залпом допил остатки кофе так, словно это был алкоголь, что придал бы ему решительности и спросил:
- Скажи мне…, вы ведь не ждёте нас назад?
В дверь постучали и на пороге появился Кеххель. Не говоря ни слова, он подошёл к столу и положил на него водонепроницаемый мешок с личными вещами и документами группы. Хорнер кивнул, после чего тот удалился. Придвинув мешок к Рейнгхарду, повторил свой вопрос.
Рейнгхард был застигнут врасплох и теперь Хорнер явно видел его растерянность, хотя он старался быть готовым к такому вопросу. Но теперь молчал, не находя даже приготовленные ответы.
Тяжело вздохнув, Хорнер произнёс:
- Ладно, чего уж там. Я всё понимаю, Отто. Ненужно ничего объяснять. А теперь извини, мне нужно собираться. Что с этим делать, ты знаешь.
Хорнер решительно поднялся со своего места.
Рейнгхард тут же окликнул его:
- Эрих…, когда вы будете там…. В общем, ты знай…, я буду стрелять только по противнику…. Не спрашивай меня больше ни о чём. Тем более, мне кажется, что экипаж лодки не скоро увидит Германию, с Гитлером или русскими, это уже не важно, если вообще представится такая возможность.
Ничего не сказал Эрих Хорнер, лишь в благодарность кивнул и вышел из-за стола. Вскоре появился инженер-лейтенант Равенау. Рейнгхард окликнул его:
- Эрвин, вы как раз кстати, только хотел послать за вами.
- Да, господин капитан, я слушаю вас.
- Вот что, приготовьте два спасательных плота для высадки десанта.
- Жилеты…?
- Жилеты им не нужны. Исполняйте. И не задавайте лишних вопросов.
- Да, господин капитан!
- У вас что-то ещё? - спросил Рейнгхард, - Вы же шли ко мне, что-то сообщить.
- Простите, уже нет, - ответил Равенау и скрылся из каюты.
Хорнер появился в отсеке, где располагалась десантная группа. Разложив карту, так что бы её было видно всем, Хорнер начал говорить, постучав карандашом по карте:
- Господа, собственно, вот наш интерес. Первая группа, Хагсторп, Греве и Даммерт, ваш сектор юго- восток, юг, юго-запад, внешний периметр, вам особое внимание на охрану вот этого строения, предположительно это док. Вторая группа, Мюллер и Бруно, юг, юго-запад, внутренний периметр, третья группа, Билевски, Кольчек, вам север и северо-запад, так же внутренний периметр. Все названные и ещё двое, идут первыми на первом плоту, следом я и остальные. «В период времени с сорока пяти минут до часа вы должны добраться вот до этого здания», — сказал Хорнер, указывая на интернат.
Закончив ставить задачу, командир оглядел своих солдат и произнёс:
- У вас есть пять минут, используйте их на своё усмотрение. Кеххель, после выводите группу. Мы начинаем.
Осеннее северное море отдавало остатки тепла стремительно наступающей осени в виде густого низкого тумана. Осторожно, стараясь не производить лишнего шума, с некоторым интервалом, от субмарины отошли два больших десантных плота. Туман скрыл пригнувшихся солдат, позволив им незамеченными подойти к берегу, как раз напротив крутого холма, на котором располагалась «аламайская» батарея. Высадившись на берег, солдаты буквально слились с берегом некоторое время, находясь в неподвижном состоянии, чтобы оценить обстановку.
- Командир, - практически одними губами окликнул командира Греве, указывая в сторону предполагаемого ремонтного дока, - Там…, люди….
По берегу, а затем и по склону холма заметался луч фонаря. Десант, даже, кажется, перестал дышать, хотя появившиеся люди были очень далеко. Через минуту свет погас и вскоре после вспышки в темноте засветились огоньки папирос.
Хорнер повернулся к группе Хагсторпа и, указав на каждого в отдельности пальцем, очень тихо произнёс:
- Приступайте. Это ваши.
Старший группы махнул головой, и три тени бесшумно отделились от группы, направившись к большому деревянному строению. По мере приближения к доку, всё явнее ощущался запах свежей рыбы. С неба повалил густой снег, мешающий рассмотреть прилегающую территорию.