Личное мнение
Читайте статьи в новом PDF-формате и оставляйте свои отзывы (первая и вторая)
Прежде чем говорить о Лиготти, поговорим о другом короле ужасов. Ведь Стивен Кинг – это король ужасов? Примитивный каламбур с форзаца любого переиздания американского писателя откладывается в памяти на уровне очевидной истины: Пушкин – главный русский классик, Шекспир – величайший английский драматург, Кинг — …. Пеннивайз, Куджо и Джек Торренс (спасибо, Джек Николсон) превратились из образов в устойчивые культурные архетипы, которые обеспечили Стиву культовый статус, а он навсегда изменил представление о литературе ужасов. Благодаря самому известному жителю штата Мэн литературный хоррор превратился из нишевой забавы гиков в доступный любому эмоциональный опыт.
Заслуга Кинга в том, что он связал призраков, демонов и вампиров с повседневностью, показал сверхъестественный ужас как кошмар обычных людей. В его персонажах легко узнать себя не потому, что каждый пишет книги или писается в кровать, а из-за универсальных переживаний, вызывающих отклик и эмпатию. Именно в этом величайшее достоинство Кинга: он превратил примитивные пугалки в интересные истории благодаря персонажам, которым хочется сопереживать. Его романы можно читать не как хоррор, а как захватывающую приключенческую историю, где зло – лишь один из вызовов наряду с личными трагедиями, ошибками прошлого и жаждой искупления. Это касается и Неудачников из «Оно», и Майка Нунэна из «Мешка с костями» и Кэрри, с которой все началось.
Величайшее достоинство Кинга всегда остается проблемой. В финале его историй ужас обязательно отходит на второй план и уступает место человеческим отношениям, а люди затмевают монстров. Несмотря на приклеившийся ярлык, Кинг – не король хорроров, а великий американский писатель без привязки к жанру. Он затрагивает глобальные темы типа детских травм, самопожертвования и этического выбора, и для него они однозначно важнее, чем очередной скрипучий дух под кроватью. Тот просто служит пропускным пунктом для захватывающего сеанса психоанализа. С таким чутким отношением к героям невозможно выстроить онтологию ужаса – она обязательно потухнет на фоне дружбы, предательства, обиды, мести и других чисто человеческих чувств.
Чтобы сохранить хоррор с акцентом на нечеловеческом, странном и сверхъестественном, а не на героях, требовалась противоположность популярному и приятному Кингу. Она появилась на свет через шесть лет после рождения Стивена, когда мальчишка даже не задумывался о писательской карьере, 9 июля 1953-го: тогда в неблагополучном, разнородном и конфликтном Детройте родился мрачный антипод самого популярного писателя США — Томас Лиготти.
Марионетки и жуткие города
Отвечать на вопрос «о чем пишет Лиготти?» – безнадежная задача. Переводчик его рассказов на русский Григорий Шокин сравнил писателя с Дэвидом Линчем — он так же ускользает от цепких лап нарратива. Атмосфера и ощущение жути в его рассказах неизменно доминируют над сюжетом. Из-за этого тяжело разложить произведение на последовательность событий. Направление, к которому относится Лиготти зародилось в творчестве создателя Ктулху Говарда Филлипса Лавкрафта, а сейчас чаще всего называется weird fiction (странная беллетристика). Главное этом жанре – не повествование, а эффект соприкосновения с чем-то, что ставит под сомнение привычное мировоззрение читателя, показывает иллюзорность устройства вещей, которое казалось ему простым и очевидным.
Смоделировать такой опыт легко – достаточно представить, что комфортная среда вдруг впускает в себя что-то чужое, нездешнее: «Одинокий человек вдруг просыпается во тьме и тянется к своим очкам, лежащим на тумбочке. Кто-то из темноты вкладывает их ему прямо в руку». Сложнее создать контекст и обстановку, в которой странная история окажет нужное воздействие. Лиготти никогда не писал ничего длиннее рассказа – он верит, что короткая форма идеально подходит для описания уникального опыта, а роман неизбежно придал бы жуткому налет обыденности. Его персонажи, как у Лавкрафта, часто оказываются учеными, алхимиками, авантюристами. Они стремятся подчинить рациональности нечто необъяснимое, но теряют почву под ногами и здравомыслие. В «Последнем пиршестве Арлекина» и «Секте идиота» герои сталкиваются с культами, объекты поклонения которых во много раз превосходят гносеологические возможности человека: слепой безумец Азатот и Червь-Победитель из стихотворения Эдгара Аллана По требуют жертв и превращают людей в безвольные марионетки.
Зачем читать Лиготти?
Критики обвиняют Лиготти в том, что у него картонные персонажи и схематичные сюжеты (хотя и то, и другое обусловлено его методом и целью), но главная претензия – предательство собственных взглядов, ведь единственный способ подчеркнуть иллюзорность человеческого существования в глобальном смысле – покончить с собой. Главный пессимист американской литературы действительно не совершил суицид, но оправдался за поблажку творчеством. Один из его сборников называется «Тератограф» и начинается с обращения к анонимному летописцу, безликому глашатаю пустого и бесконечного космоса. Примерно так же воспринимает себя Лиготти. Культовый затворник живет и рассказывает, но давно не ожидает от жизни ничего хорошего.
Его рассказы – это одновременно опыт странной литературы и этическая практика. Они вряд ли зайдут в качестве ненапряжного чтения перед сном, зато погрузят в тему, если вы хотите победить эгоизм, сомневаетесь в превосходстве человека над всем живым, интересуетесь собственным местом в безграничном и безразличном космосе или просто хотите понять, как weird fiction связан с современными философскими теориями. К тому же Лиготти – изысканный стилист, и его экзальтированность заряжает на особую волну. Он отказался от авторской индивидуальности ради высокопарного языка, который больше соответствует его идеям, и выстроил онтологию нечеловеческого, не стараясь сделать ее более приятной.
Для Кинга монстры – прием, чтобы рассказать историю о людях. Линча роднит с Лиготти превосходство идеи над сюжетом и признание фундаментальной необходимости зла, но даже в его загадочных притчах всегда остается место добру, красоте и человечности. И лишь для величайшего затворника и сновидца weird fiction человек – сознательная марионетка, которая наслаждается иллюзией превосходства до тех пор, пока не узнает о своей ничтожности.