Не видел раньше этой фотографии, она выпала на меня из старой советской энциклопедии. Дед Всеволод и бабушка Елизавета. Здесь они мои ровесники. Первый за долгие годы отпуск вдвоём. Впрочем, нет. Была ещё поездка в Ленинград на пять дней после свадьбы.
Их познакомил дядя Лизы, сухопарый жилистый лекарь из больнички: "С молодым старлеем лётчиком давеча разговорился. Хороший человек, доброй закваски, две войны отходил, невесту, говорит, ищу. Лицо такое открытое родное. Я ему про тебя и рассказал. Мы зайдём сегодня вечерком почаёвничать? Да не супь ты бровь то, ишь как щёки зарделись..."
Лиза заканчивала тогда мединститут. Послевоенная учёба, на ней был большой частный дом, тяжко приходилось. Помню её фотографии той поры: худющая, скулы и ключицы острые, тёмные пронзительные глазища.
А сестра родная Нина - красотка, кровь с молоком, хохотушка, бёдрами крута и вертлява. Она то и открыла тогда дверь лейтенанту. Дед потом рассказывал, как обмяк весь счастливо разглядывая красоту. Это вам, Лиза, говорит, и тугую охапку белой сирени протягивает. А Нина со звонким смехом, не Лиза я. Нина. А Лиза - сестра старшая, на стол собирает, идёмте же.
Отсмеялись, перезнакомились за чаем, разговор особо не клеился. Так, ни о чём и обо всём. Стал лейтенант всё на часы поглядывать. А у меня поезд ведь через час, в Быхов направлен, служба. Через год теперь ждите. Проводите меня, сестрички, а!
На перроне обнялись неловко, адресами махнулись, писем ждать обещали. Вскочил старлей на подножку вагона, фыркнул басовито состав и укатил.
И полетели в оба конца письма. Поначалу Всеволод аккуратно в месяц по два письма слал сёстрам. Потом Нине всё реже и жиже, а Лизавете всё чаще. Весной написал, что влюблён и намерен летом приехать к невесте. Свадебку справили наскоро неприметную, ему неделю дали. Лизе ещё потом полгода практики институтской, сразу после - к мужу в гарнизон. Первым Гарик у них родился, кареглазый шустрый смышлёный. В мать. Через четыре года рыжая вся в конопушках Танька, в отцовскую породу. И расцвела Елизавета в красавицу необычайную. Статная, высокая, волоокая. Работала врачом, офицеры в части на неё шеи вывернули, приосанивались в её присутствии. Стихи неуклюжие сердечные писали, но приударить никто не решался всерьёз, строг был политрук Всеволод, любил её взахлёб...
И вот фотография. Теплоходная палуба, марево полуденное, воздух качается от зноя, перильца раскалены, гвалт чаек и шумно хлопают лопасти по воде. Лиза по обыкновению читает, а Сева набрал горбушек и кормит чаек. Они суматошны и драчливы, те, что посмелее зависают и буквально выклёвывают хлеб из рук. Где-то на верхней палубе буйно льётся оркестровая медь, и ветер блаженно охлаждает речным духом. Он кормит птиц, а сам украдкой влюблённо смотрит на её тонкие голени, изящные пальцы в босоножках, смотрит как невольно волнуются колени под тонким крепдешином, незряче осязает её чутошную родинку на нежном бедре и этот любимый шрам на животе после рождения дочери.
#ожившаяфотография