Индейцы каяпо разучились жить традиционным укладом. Но что приходит ему на смену?
Моя одежда вымокла и пропахла бензином, укусы москитов и злых амазонских муравьев нестерпимо зудели, я толком не спал и не ел трое суток... Последние 230 километров, пройденные на малолитражке по размытой грунтовой дороге, окончательно вымотали меня. Я возвращался из деревни индейцев каяпо – агрессивного и необщительного племени, – но злился не на них, а на самого себя и на всех жителей цивилизованного мира, которые все так безнадежно испортили.
К поездке я готовился более полугода. Нужно было получить разрешение от Национальной службы по делам коренных народов Бразилии (FUNAI), выдаваемое «в случае крайней необходимости». Сделаны все прививки, получены медсправки, составлено резюме и письмо на имя президента FUNAI, все это переведено на португальский, заверено в бразильском посольстве... Нельзя терять времени – и вот, не дожидаясь ответа, мы с проводником (он же переводчик) едем по бездорожью вдоль притока Амазонки Шингу на север штата Мату-Гросу в резервацию Parque Indigena do Xingu. Здесь живут полтора десятка племен, но меня интересует лишь одно – каяпо, известное крутым нравом и удивительными легендами. Неожиданно телефон ловит сеть. Звоню в FUNAI – может, есть новости? Новости есть: «К сожалению, любой контакт с каяпо на территории резервации в данный момент строго запрещен, так как индейцы данного племени находятся в состоянии войны с белыми». Слово «война», мягко говоря, выбивает из колеи. Но пройдено слишком много, чтобы возвращаться. Пожалуй, разведаю ситуацию на месте.
Поселок Сан-Жозе-ду-Шингу – это две улицы и 3500 жителей. Здесь начинается принадлежащая индейцам дорога, пересекающая резервацию с востока на запад. В дожди туда лучше не соваться – на 270 километров в округе всего один трактор. Дорога упирается в паромную переправу, которая тоже принадлежит индейцам. В Сан-Жозе-ду-Шингу каждый день наведываются представители разных племен – покупают (чаще всего в кредит) продукты и, главное, бензин для моторных лодок и генераторов.
Я возвращался из деревни индейцев каяпо – агрессивного и необщительного племени, – но злился не на них, а на самого себя и на всех жителей цивилизованного мира, которые все так безнадежно испортили.
В первый же вечер моего пребывания в городке я сижу напротив одного из его основателей, Закиэла Бокату – владельца поместья, фазендейро, и по совместительству паромщика, ресторатора и мастера по ремонту газовых плит. Этот старик с пышными усами и в мятой панаме на голове – лучший друг местных индейцев. Закиэл воспитал 19 детей, из которых его собственных было всего четверо, а одна девочка была сиротой из индейского племени. В 1974 году Закиэл вместе со своим дядей начал строить город в этом отдаленном уголке. В том же году состоялся первый контакт Закиэла с индейцами каяпо. Два индейца, Раони и Пую, пришли за помощью. У Раони воспалилась нижняя губа – та, в которой индейцы носят деревянную пластину. Семья Бокату помогла ему, а Раони с Закиэлом подружились – и дружат вот уже почти сорок лет.
Это невероятная удача. Напротив меня – человек, который дружит с вождем Раони Метуктире! Борец за права коренного населения, Раони, пожалуй, самый известный индеец Южной Америки. За свою долгую жизнь – а Раони за восемьдесят – он побывал более чем в 20 странах мира, встречался с королями и президентами, с папой римским, рок-звездами и голливудскими актерами. Одни боготворят Раони, называя его вождем всех вождей, другие боятся, а третьи открыто ненавидят за то, что он якобы не дает развиваться индейцам, препятствуя прогрессу. Но если Раони – друг Закиэла, то у меня есть шанс познакомиться с легендарным вождем, который живет в новой деревне, названной в его честь. Я расспрашиваю Закиэла про каяпо и не знаю, верить ли тому, что слышу. На северо-востоке штата есть свободные земли, которые государство хотело бы присоединить к территории резервации. Но на эти земли претендует и владелец крупнейшего поголовья скота в стране, сын бывшего высокопоставленного бразильского чиновника. Чтобы заполучить такие территории, фазендейро обычно начинают их обрабатывать и потом оформляют права де-юре. Новый претендент пошел дальше, поставив на охрану земель пистолейрос, вооруженных наемников. Каяпо в ответ нанесли боевую раскраску, вооружились луками, стрелами и ружьями и отправились отстаивать территорию. Вот, оказывается, что за война у них с белыми! Новости не обнадеживают, но Закиэл замолвит словечко перед Укетэ, племянником вождя, который должен приехать в городок за провизией.
...Два дня спустя я знакомлюсь с Укетэ. Он велит написать вождю письмо – кто я такой и что мне нужно от их племени. Сегодня же письмо передадут Раони. Если тот даст добро, то послезавтра в 7 утра индейцы пришлют лодку к паромной переправе. К тому моменту я должен подготовить подарки для племени, лично для Раони и отдельно для Укетэ за услуги – всего 15 килограммов кофе, 70 килограммов риса, 15 литров растительного масла, две коробки батареек, пять больших упаковок табака, 30 килограммов сахара, 300 литров бензина и еще чего-то по мелочи. 30 километров до паромной переправы удалось преодолеть за 5 часов – после дождя проехать трудно даже на пикапе. Я попробовал пройтись вдоль дороги, но меня прогнали дикие пчелы. Водитель Ренато, которого я нанял в городе, мою вылазку не одобрил, и вовсе не из-за пчел: с тех пор как запретили отстрел ягуаров, эти кошки чувствуют себя здесь хозяевами.
Кажется, эти каяпо решили меня разорить: каждый сгребал в общую коробку практически все, что попадалось ему на глаза.
Рядом с переправой расположена небольшая деревня индейцев. Посреди нее спутниковая тарелка (такие здесь уже повсюду), телефон-автомат. Тут же добротная кирпичная школа. К некоторым домам тянутся провода. Говорят, это единственная электрифицированная деревня в резервации: Раони против электричества. Впрочем, это не мешает индейцам повсеместно использовать бензиновые генераторы. – Пойдем в дом, есть разговор, – произносит молодой остроносый воин, выхватывая меня из толпы индейцев, которые, похоже, уже начали присматриваться к содержимому пикапа. – Раони получил твое письмо. И написал ответ. Бетикрэ, так зовут молодого человека, достает из кармана шорт бумажку и протягивает ее мне под недружелюбными взглядами окружающих: «Я, Раони, вождь племени каяпо из деревни Раони, прочитал ваше письмо и готов вас принять в гости сегодня». Далее – подписи самого вождя вождей и других касиков (старейшин) деревни. Это приглашение дает мне право на посещение индейских территорий без разрешения от FUNAI!
...И тут Бетикрэ достает вторую бумажку. Нет, только не это! Передо мной дополнительный список подарков. Ботинки, шлепанцы, фонарики, лески, батарейки, ножи – список очень длинный, но это еще полбеды. Беда в том, что все это нужно закупить именно сейчас. А значит, надо возвращаться в город и потом опять обратно. Я сажусь в кабину, откуда уже украли мою воду и сигареты, а в кузов пикапа влезают индейцы: пятеро мужчин, семь женщин и пятеро детей. По дороге пробиваем колесо. Запаска ненадежна, надо уменьшить вес машины. Всех женщин и детей оставляют посреди джунглей – для индейцев это нормально. Пока Ренато менял колесо, перемазавшись в красноземе, я убедил Бетикрэ немного сократить список. Это не может не радовать, но все равно происходящее все больше напоминает налет шайки беспризорников.
В городе индейцы пошли в ресторан Закиэла, выдвинув условие: я должен накормить всех комплексным обедом. Следующий пункт – супермаркет. Кажется, эти каяпо решили меня разорить: каждый сгребал в общую коробку практически все, что попадалось ему на глаза. Забегая вперед, скажу, что три коробки печенья и конфет, которые я по собственной инициативе купил индейским детям, пропали сразу, как только мы достигли деревни, а заодно исчезли и некоторые мои личные вещи. И тут мне вспомнилась еще одна история, которую рассказывал Закиэл. Когда в середине прошлого века первооткрыватель этих мест Орландо Вильяс Боас впервые достиг деревни индейцев журуна, те сообщили ему, что выше по течению реки живут индейцы чукарамай – так они называли каяпо, и в переводе это означало «лентяи без луков и стрел». По иронии судьбы, у каяпо теперь есть и луки, и стрелы, а вот журуна сегодня – самое пьющее из местных племен: в приграничных поселениях его представители не брезгуют ни воровством, ни занятием проституцией. Хотя резервации практически закрыты для посетителей, сами индейцы имеют свободный доступ в города. Там они видят совершенно иную жизнь, непонятную, но очень привлекательную. Блага цивилизации – реальные и мнимые – разрушают устои жизни индейцев эффективнее любых пистолейрос.
Этой проблеме столько же лет, сколько первым контактам белых с индейцами. Как все обычно происходило? Вот племя, которое никогда не видело белого человека. Вот отважный исследователь вступает с людьми племени в контакт и в знак дружбы дарит им кастрюли, ножи, лески, крючки, зеркала.... «Помогая» таким образом жителям каменного века, исследователи, как правило, не отдают себе отчет в том, что у изолированных народностей изначально есть все, что им нужно. Все! Орудия труда, утварь, даже украшения – все это достигло того уровня развития, который необходим им для гармоничного сосуществования с окружающим миром. Но подарите им карабин – и они откинут в сторону лук и стрелы, дайте металлические кастрюли – и они забудут гончарное дело... Индейцам парка Шингу хватило двух-трех десятков лет, чтобы утратить самобытность и самостоятельность, став полностью зависимыми от белого человека и его подачек.
К переправе мы вернулись в темноте. Погрузив подарки в моторную пирогу и накрыв их целлофаном, отправляемся в путь. Темнота, проливной дождь – и так три часа. Именно столько нужно, чтобы добраться до деревни Раони. По дороге мы проплывали несколько деревушек, и оттуда, заслышав звук мурлыкающего мотора, кто-то невидимый подавал фонарем нашему «капитану» знаки.
Индейцы имеют свободный доступ в города. Там они видят совершенно иную жизнь, непонятную, но очень привлекательную. Блага цивилизации – реальные и мнимые – разрушают их устои жизни.
Дождь не прекращался, когда мы причалили, спугнув пару кайманов, пристроившихся на берегу. И каково же было мое удивление, когда спустя десять минут к нам выехал самый настоящий трактор! Весь груз был помещен в него, и индейцы быстро уехали, не обращая на меня никакого внимания. Я, мокрый и голодный, остался один на берегу… И тут мне пригодилось рекомендательное письмо от Закиэла к бригадиру муниципальных рабочих, строящих местную школу – большое здание из кирпича. Лагерь строителей стоял почти у самой реки, отделенный от деревни трехметровым фанерным забором. Встретили меня доброжелательно и с неподдельным удивлением, но место нашлось только в сарае для хранения инструментов. Там я и развесил свой гамак. Замерзая и отбиваясь от москитов, я переосмысливал значение слов Раони «принять в гости»… Настало утро. Молодые поварихи угостили меня кофе, и я направился в деревню.
Подходя к жилищу Раони, я волновался. И вот он передо мной, вождь вождей: полуголый, сидит на земле и кормит ободранного зеленого попугая какой-то кашей. Седые длинные волосы, в мочках ушей самодельные серьги, а в нижней губе большая деревянная красная пластина. На стенах хижины – украшения из перьев, ожерелья, посуда из сушеных тыкв, корзины, лук, стрелы и тут же – фотография Раони с далай ламой, пыльный телевизор, вешалка с рубашкой и брюками. В углу стоит сколоченная из досок кровать с матрасом, к потолку подвешены четыре гамака. У входа газовая плита с баллоном, а посередине хижины горит костер.
– Доброе утро, дорогой Раони! Я рад наконец-то познакомиться с вами!
Мой проводник перевел сказанное на португальский; у Раони – свой переводчик, с португальского на язык каяпо. Вождь не удостоил меня и взглядом. Повисла пауза. Тем временем старая индианка, по-видимому, жена Раони, зашла ему за спину и начала смазывать его длинные волосы растительным маслом. Только тогда вождь взглянул на меня и велел ждать его в Доме воинов – хижине в центре деревни. Там как раз собирался народ, делить подарки. Каяпо были явно недовольны их числом. Женщины быстро похватали что смогли и с гордым видом удалились. Один из оставшихся воинов стал тыкать в меня пальцем и громко кричать: – Зачем ты сюда только приехал? Ты привез слишком мало! Если бы не Раони, я бы тебя не подпустил к нашей деревне! Сиди теперь и молчи!
Но вот появляется и сам Раони , облаченный в желтый кокар – индейский головной убор из перьев попугая ара, ожерелье из раковин земляной улитки, с луком и стрелами. Вождь садится в центре у костра, агрессивно настроенные индейцы покидают Дом воинов, и их место занимают новые персонажи – четыре старика, шаман и несколько молодых людей.
– Кто ты и зачем приехал сюда? – спрашивает Раони, набивает табаком трубку и закуривает.
– Меня зовут Миро (индейцу это выговорить проще, чем «Владимир»), и я вам писал о цели своего визита. Меня интересуют ваши мифы, ваши традиции, культура и быт. И особенно легенда о Беп Коророти.
Собравшиеся индейцы начинают переглядываться и что-то бурно обсуждать. Что их так взволновало? Миф о культурном герое каяпо неплохо изучен и опубликован на разных языках, в том числе и на русском. Некоторые исследователи считают Беп Коророти пришельцем из космоса. Я надеюсь услышать от Раони что-то новое.
– Откуда ты знаешь о Беп Коророти?
– Я читал в книгах, но не уверен, что там написана правда.
– На сколько ты приехал?
– Дорога оказалась трудна и заняла у меня на пять дней больше, чем я планировал. Поэтому я хотел бы остаться у вас на трое суток.
– За три дня не расскажешь всех легенд и не передашь даже малую часть нашего опыта. Признавайся, зачем ты приехал на самом деле?
– Уважаемый Раони, я понимаю, что три дня – мало. Но, если вы мне окажете такую честь, три дня – это достаточно для того, чтобы научиться хоть чуть-чуть лучше вас понимать.
На лице вождя мелькнула одобрительная улыбка, и он начал рассказывать.
В тот день Раони поведал легенды про Беп Коророти, его «грозовую палку», метавшую гром и молнии, и его одеяние, напоминающее скафандр. Беп Коророти научил каяпо выращивать маниок, плести гамаки и строить Дом воинов, но вот всему остальному их научила Звезда. Эту легенду я слышал впервые. Речь в ней шла о женщине, прилетевшей со звезды. Она вышла замуж за одного из индейцев каяпо, родила ему детей, а затем доставила со своей звезды на Землю подарки – кукурузу, папайю, батат, тыкву и другие растения. Женщина-звезда научила каяпо выращивать их и готовить вкусную и разнообразную пищу. Раони закрыл глаза и хриплым голосом стал напевать: «Яяяли, яяяли-моо, яяяли, яяяли-моо…», – песню, которую пели еще его прадеды. Молодые индейцы слушали как завороженные. Сколько легенд и знаний хранит Раони и сколько будет потеряно с его уходом – даже сложно представить.
Позже я разговаривал с воином по имени Кокумарити, и тот признался, что не знает полностью историю про Беп Коророти – лишь слышал что-то урывками. Вождь относится к тем старикам, которые помнят, как жили каяпо еще до первого контакта с белыми. – На сегодня все, я устал, – вдруг сказал Раони. – Приходи утром, мы продолжим. Всю ночь лил холодный дождь. Утром, глотнув в лагере кофе, я поспешил к вождю. – Миро, сегодня я хочу рассказать тебе об Ипрере. Ипрере – это как ваш Бог. И вновь полился рассказ – длинный, с незатейливым сюжетом. Чем дольше я слушал, тем больше понимал, как жили индейцы до прихода белого человека, о чем думали, чем восхищались. Основой их жизни были охота, собирательство и рыбалка. Знание повадок животных, меткость и сноровка – вот те качества, которые ценились больше всего, вот чему учили индейские предания.
Рассказ Раони длился до позднего вечера, с перерывом на обед. В лагере заботливые поварихи накормили меня традиционным «рис-фасоль». Вернувшись после обеда в Дом воинов, я заметил, что вождь принес лук и стрелы. И пока переводчики выполняли свою работу, он не спеша, прищурив один глаз, приводил стрелы в порядок. На одних поправлял обмотку из тонкой коры вокруг наконечника, другие шлифовал, а третьи нагревал над огнем и выравнивал. Стрелы с наконечниками из заостренного бамбука – на тапиров; из хвоста ската, в зависимости от размера, – на обезьян и других, более мелких, животных. Индейцы уже почти не пользуются луками. В деревне сейчас только Раони владеет древним ремеслом изготовления стрел. Чем дольше я жил у каяпо, тем более открытыми они становились. Безразличие и брезгливость сменялись интересом – как у простых индейцев, так и у старейшин.
Уже на второй день Раони называл меня другом и уговаривал остаться хотя бы еще на пару месяцев. Старый вождь говорил, что тогда он лично пойдет со мной на охоту, и мы испытаем его стрелы. И вот настал третий, последний день моего визита. После обеда мы снова сидим в хижине вождя. Раони нараспев рассказывает очередную легенду. На улице стремительно темнеет. Стрекочут цикады, в джунглях слышны крики попугаев. Вдруг где-то позади меня раздаются женские визги, а затем – песни. Это в Доме воинов начался праздник. И почти сразу же из соседней хижины, перебивая звуки первобытного торжества, звучит современная музыка: дынц-дынц-дынц…
В каком же удивительном месте я нахожусь! Здесь сочетается несочетаемое: первобытные песнопения – с ритмами дискотек, трактор – с луком и стрелами… Отшлифованные веками навыки, уклад и отношение к жизни отступают под натиском современного мира. Боюсь, уже скоро индейские деревни этой резервации мало чем будут отличаться от поселений бразильских крестьян. Некому будет рассказывать легенды, а головные уборы из перьев повесят пылиться на стенах хижин… Возвращаясь домой, я задавал себе вопрос: кто они, каяпо – наши «младшие братья», «дети природы», которых нужно защищать, оберегать и лелеять, или избалованные агрессивные соседи, с которыми надо быть построже? Я вспоминал еще одну историю, которую мне рассказал водитель пикапа.
...Несколько лет назад в Сан-Жозе-ду-Шингу приехал немецкий корреспондент. В город как раз прибыл за покупками Раони. Журналист сфотографировал вождя на улице, а Раони, заметив это, спросил, приветливо улыбаясь: «Хорошо получилось? Дай посмотреть!». Взяв в руки камеру, вождь заявил: «А теперь заплати мне 5000 реалов, и только тогда я верну тебе фотоаппарат». Журналисту пришлось отдать все, что у него было, – 3500 реалов. В моей голове это не укладывается: мудрый вождь Раони не имеет ничего общего со старым плутом, героем этой трагикомической истории. Я не хочу верить в нее, я хочу верить в то, что у индейцев Амазонии есть достойное будущее, в котором вымогательству места не найдется.