В одном из последних выступлений губернатор Тверской области Игорь Руденя заявил о том, что до конца 2020 года в Твери начнется строительство домов для переселения жителей Морозовского городка. Людей планируют переселить на улицу Фрунзе, как сказал губернатор, в «престижный район» (почему-то губернатор уверен, что улица Фрунзе находится в «Южном», это выяснилось на прошлой неделе во время очередной прямой линии на канале «Россия 24.Тверь».
Хотелось бы верить, что очередные обещания все же перерастут в конкретные действия. Пока чиновники расписывают все прелести будущего жилья для «морозовцев», мы подготовили репортаж из нынешних условий.
Зацвели деревья на домах
Паркуюсь около дома № 119. Место пришлось выбирать тщательно, подальше от построек, чтобы ненароком кирпич сверху не упал. У подъезда меня встречает пенсионерка-инвалид Надежда Александровна Полетаева, бывший работник культуры, жилец дома. Она сразу приступает к так называемой экскурсии.
Первое, на что она обращает мое внимание – самодельный железный козырек, явно современной постройки.
– Замучились, – комментирует Надежда Александровна. – Все сверху летело на бедные головы. Поэтому и установили нам вот этот козырек.
Киваю, фотографирую, и идем в обход здания. Следом нас догоняет соседка моей спутницы, кричит вдогонку: «Надя! Подвал еще покажи! Подвал!»
Та в ответ кивает. Проходим мимо казармы № 48, где жил Михаил Круг.
– Вот куда экскурсии можно было бы водить, – указывает Надежда Полетаева на дом знаменитого тверского шансонье, – здесь он родился, об этих местах пел.
Обходим старинное здание сбоку. Под ногами трава. Обломки кирпичей. Поднимаю один из них, держу в руке и думаю: «А вот если такой в голову прилетит?»
Становится не по себе. Смотрю вверх и хочется быстрей отойти подальше – мало ли что. Я здесь всего каких-то 5 минут, а люди тут живут годами, некоторые – всю жизнь.
– Вот отсюда, с торца, не видно, что хотела вам показать, пойдемте сзади дома посмотрим. – зовет Надежда Полетаева. Обходим казарму. По пути обращаю внимание на заросли. Видимо, управляющая компания давно на все махнула рукой. Одно дело – ухаживать за дворовой территорией новостройки, другое – старой развалины памятника архитектуры, который, по всей видимости, властям неинтересен. Будто в подтверждение моих слов на пути появляются переполненные контейнеры с мусором. Чего тут только нет: обломки старого деревянного забора, изношенные куртки, какие-то шланги.
– А вот эти ребята, как я понимаю, подключены к нашему электричеству, – рассказывает местная жительница, указывая на дом № 134, где в старинных стенах, обитых дешевой облицовкой, разместился пункт металлообработки.
– Вы такое когда-нибудь видели? – моя спутница указывает на дом №119.
Перевожу взгляд с ее руки к дому и ужасаюсь. Деревья?! На доме? На жилом доме растут деревья?! Я хватаюсь за фотоаппарат. Увеличивая изображение, вижу, как корни расползаются по шатким кирпичам дома, стремясь уцепиться и пробить насквозь. Листья с вызовом заглядывают в окно, будто хотят спросить у жильцов: «Ну что, кто кого?»
– Посмотрите, как угол кухни вывалился на втором этаже. Сейчас я вас внутрь проведу, будете еще больше шокированы.
Не успела я прийти в себя после деревьев, как пора возвращаться к подъезду, – впереди еще экскурсия внутри казармы.
Пока «Ба-бах» маленькое
Заходим в дом. Сразу перед нами вход в подвал. Внутрь заходить не решаюсь, да и незачем – там тухлая вода. Первое, что чувствую – запах сырости и гнили. Впрочем, вонь доносилась еще с улицы.
– У нас тут много мышей, крыс и всевозможных мошек, – добавляет Надежда Александровна, с опаской глядя на дверь подвала. – Видите, ступени между первым и вторым этажами проваливаются. Страшно вниз улететь. Каждый раз иду и содрогаюсь.
Чтобы хоть как-то продлить жизнь лестнице, ее покрыли досками. Когда-то железные, но теперь деревянные ступеньки хранят память о множестве ног, спускавшихся и поднимавшихся по ним.
Начинаем знакомство с домом с верхнего четвертого этажа. Мне показывают коридор, кухню, туалет. Везде одна картина – трещины на стенах, потолках, плесень, обветшалая штукатурка. Проходящие мимо люди с полотенцами, пакетами, продуктами будто напоминают мне, что тут жизнь кипит, здание не заброшенное, несмотря на свой внешний вид.
Умывальники представляют собой единое удлиненное корыто, над которым проходит труба с кранами по обе стороны, большая часть из которых не работает. По стенам стекает вода. Она же капает на проводку.
Один из кранов заняла местная жительница. Она сосредоточенно мыла посуду, но затем отвлеклась и вмешалась в наш разговор:
– На днях обвал был. Часть стены рухнула в сушилке. Посреди ночи услышали такое громкое: «Ба-бах!» Хорошо, что тут никого не было. Мы потом полдня уборкой занимались, выкидывали куски стены, подметали.
Идем смотреть обвал в сушилке. Здесь все стены разваленные. Куда именно смотреть?
– Вот, – подсказывают мне, – тут штукатурка была, выглядело лучше, чем на противоположной стене и сейчас.
Выйдя в коридор, замечаю, что пол неровный, по бокам сползает к центру, будто вот-вот сложится как карточный домик. Вообще внутри дома чувствуешь себя еще более беззащитным, чем на улице. Наверное, люди привыкли не обращать внимания на небольшие обрушения, трещины на потолках и даже деревья, растущие в стене. А вот гостю здесь не по себе. Ведь в любой момент может случиться более масштабное «Ба-бах!», и жертв тогда избежать не удастся. А еще ловлю себя на мысли, что уже не замечаю едкий запах сырости, – привыкла.
Жизнь на чемоданах
Далее по курсу санузел. Кабинки закрыты на ключ. «Это чтобы наркоманы и бомжи не шастали», – поясняет пенсионерка. Открыв дверь, она указывает на валяющиеся обломки кирпича. Некоторые куски размером с женский кулак.
Другие этажи ничем не отличаются от верхнего.
В одной из кухонь замечаю боксерскую грушу, перемотанную изолентой. Хозяин спортинвентаря, мужчина лет 40, просит ее не фотографировать, говорит, что незачем. Зато указывает на проводку, а потом и раковину: «Вот это лучше снимай, вот тута!»
В заключение пенсионерка ведет меня в свою комнату. Над дверью свисает занавеска, которую нередко можно встретить в квартирках бабушек и дедушек. В дополнение – мягкий ковер на стене. В комнате после сырости и развалин коридора непривычно уютно. На столе гостеприимно лежат конфетки, а весь подоконник уставлен цветами.
По стене ровными стопками стоят вещи, покрытые полиэтиленом: картины, кухонный инвентарь и даже новенький шкаф. Как мне поясняет хозяйка комнаты, вещи ждут обещанного губернатором Игорем Руденей переезда.
Выходим в коридор. Опять в нос бьет сырость. Хочется вернуться в комнату. Или быстрее выбраться на улицу, на свежий воздух. Спускаемся по лестнице, оказываемся на улице. Надежда Александровна провожает, рассказывая по дороге о своей жизни, вспоминает непростое прошлое, мечтает о будущем в новом доме.
– Будет какой-нибудь толк? – спрашивает она с надеждой. – Помогите нам. Пожалуйста.
Дашун Самарина
