Чертова змейка на куртке никак не хочет застегиваться. Почему-то как назло еще и раскалывается голова, а в желудке все еще сильно ощутим только что проглоченный впопыхах кофе, в котором плавают толком не переваренные тосты. Кстати, надо сказать, не самый вкусный и даже немного противный кофе, который, однако, я пью каждый день, делая вид, что наслаждаюсь. Он вечно ложится на дно моего желудка мертвым грузом. И иногда мне даже кажется, что от него я ощущаю небольшое жжение и тошноту, притом даже не только в желудке, но и, ей богу, во всем теле. А может это и не кофе виноват вовсе, кто знает.
Судорожно щупаю правой рукой карманы в надежде, что не придется идти обутым в комнату искать ключи. Ну вот! Слава богу, вот они, там, куда я их вчера положил, — в правом кармане брюк. Кладу в рот мятную жвачку, взваливаю на плечо ношу, свой крест, и настраиваюсь на выход.
А вот и она, выходит провожать меня в халате, зевающая, помятая и с заспанными глазами. Мы вместе уже почти девять лет. Девять лет мы носим по бесполезному куску металла на безымянном пальце. Конечно, все уже давно притупилось, но мне кажется, она до сих пор мне нравится. Особенно нравится ее вкус по утрам, когда она только просыпается: он такой особенный, настоящий, привычный и очень родной, приятный и даже немного сладкий. Еще я люблю нюхать ее волосы. Они, конечно же, всегда пахнут ее любимыми пахучками, но еще есть у них какой-то особенный запах. Мне кажется, что это запах металла. Всегда было интересно, откуда он берется. Может так пахнет водопроводная вода, которой она вымывает шампунь?
Дежурный поцелуй и любезности на прощание, открываю дверь, оборачиваюсь, мимолетно касаюсь взглядом ее глаз и вижу что-то странное в них, чего раньше никогда не видел: кажется, она будто чем-то встревожена. Или нет. На секунду останавливаюсь на ее глазах: может спросить ее, в чем дело? Да хотя ладно, наверное, показалось. Да и не время сейчас, некогда. Вернусь — обязательно поговорим.
За мной закрывается дверь, но привычных щелчков замка я почему-то я не слышу. Странно. Задерживаюсь буквально на секунду, делаю несколько шагов, открываю дверь тамбура, неспешно выхожу и закрываю ее за собой, вызываю лифт, и вот: слышу знакомые щелчки. Но только вот какие-то они робкие и несмелые, не такие, как обычно. Ну да ладно.
Лифт везет меня вниз, и от очередного столкновения с этим миром меня оделяет всего девять ступенек лестничного пролета на первом этаже. Преодолев их, я попадаю на улицу.
Обожаю погоду в то время, когда осень еще не закончилась, а зима — не наступила. Этот кристальный воздух по утрам и невероятно голубое небо. Таким голубым оно бывает только в это «переходящее» время года. Кажется, что, если поднять голову вверх и сделать вдох, можно просто случайно затянуть его в легкие, — такое оно невесомое и прозрачное. Единственное, что мешает наслаждаться всем этим сегодня — пульсирующая головная боль.
Четвертый трамвай должен отвезти меня прямо к любимой работе. Двадцать с лишком минут тряски — и я на месте, волен заниматься тем, чем не хочу — бумажной волокитой вперемешку с канцелярщиной, питьем воды из кулера и перекусами в кафешке на первом этаже.
Как и всегда, я подхожу к остановке, но трамвая нет. Мне кажется, больше всего в жизни я ненавижу ждать. Ожидание — это бесполезная трата времени, я считаю. Но, тем не менее, законы этой системы таковы, что мне все время приходится что-нибудь или кого-нибудь ждать. Да я привык уже, в принципе. Если раньше я пытался бороться, создавать какую-то видимость движения, то сейчас мне уже это порядком надоело, и я, наверное, смирился.
Честно, в такие моменты я жалею, что бросил курить. Мне всерьез кажется, что сигарета помогла бы мне хоть немного сократить время ожидания.
Ну наконец-то! Вдалеке показался трамвай. Периодически повиливая, по-своему, по-трамвайски, он подкрадывается все ближе. И вот я уже сижу, прижавшись к окну — обилетившийся и счастливый.
Очередная остановка — пассажиры выходят и становятся обычными пешеходами, а пешеходы заходят и становятся пассажирами. Такой себе формальный круговорот участников дорожного движения…
— Правда, погода сегодня хорошая? — возвращает меня в реальность из чертогов моих раздумий о бесполезном насущном женский голос, исходящий откуда-то слева.
Я почти безучастливо поворачиваю голову и вижу, что рядом со мной сидит весьма симпатичная блондинистая особа. На вид ей где-то между девятнадцатью и двадцатью четырьмя годами. Пока какая-то часть моего мозга копается в картотеке дежурных ответов, подыскивая подходящий, другая обращает внимание на мою потенциальную собеседницу и ее одежду. Она вся в белом: белые туфельки, утепленные колготки, юбка чуть ниже колен, что-то вроде полушубка и аккуратная белая шляпка с вуалью. «Хм, — мелькает в голове, — довольно старомодненькая мисс». Но уста мои произносят совсем другое:
— Да, в самом деле, погода замечательная.
— И вовсе я не старомодная, — с ноткой обиды в голосе произнесла моя соседка по сиденью.
«Что? Как… Я же этого не говорил вслух», — даже не успел подумать я, как тут же услышал от нее:
— Не все, что мы говорим про себя, не понимают окружающие.
Меня словно сонного окатили холодной водой. Тут же внезапно в теле появилась какая-то слабость, ноги словно стали ватными. В горле будто бы стал ком, который мешал мне проглотить скопившуюся во рту слюну.
— Что случилось, вам плохо? — поинтересовалась мисс, глядя на побледневшего меня, — Ничего, это пройдет… Вот помнишь, как ты в детстве упал с велосипеда и счесал себе правую коленку? Прошло же ведь? И это пройдет, поверь!
Как ни странно, меня не смутило ни то, что она знает об этом случае, ни то, что она резко перешла на «ты». Я больше не ощущал недоверия к этой девушке. Мне казалось, что все происходит так, как должно происходить, не боле и не менее того. Внезапно я вспомнил о жене. Как она там? Как она без меня? Хотел бы сейчас увидеть ее, прикоснуться к ее рыжим кудряшкам и приобнять.
— Все у нее будет хорошо, не переживай! А сейчас пойдем со мной, наша остановка, — вновь прервала мои раздумья мисс.
Я молча повиновался. Все, что я чувствовал сейчас — тепло и какую-то необъяснимую радость. Мне уже не хотелось думать ни о работе, ни об этой жизни. Дверь трамвая открылась. Солнце слепило глаза так, что я буквально ничего не видел перед собой, не видел, что происходит на улице. Она стала спускаться по ступенькам и как будто растворилась в лучах. Я двинулся за ней, наверное, навстречу новой, лучшей жизни.