Откровенный разговор
- Сашок, вставай! – издалека долетал сквозь сон голос. Призыв повторялся, постепенно приближаясь, становился громче. Я слышал голос моего дедушки, будившего меня утром. Я сплю, еще бы спал, но зачем-то понадобилось вставать.
Наконец я проснулся, открыл глаза, грезы остались позади, но настойчивый голос продолжал звучать наяву. Полумрак. Где я? Кто меня зовет? События вчерашнего дня всплыли в памяти, я узнал голос Степаныча. Но почему темно? Оказывается, меня накрыло упавшим сеном. Маньки нет и в помине – убежала по своим кошачьим делам. Весь в сене пробрался к выходу и выглянул во двор.
- Сашок, привет! – засмеялся Степаныч, глядя на мой заспанный и неопрятный вид. - Выспался? Слезай, завтрак готов.
«Сашок» - так звал меня дедушка. Совпадение? Случайность? Скорее всего, но мне приятно.
Мишка опять не дает мне прохода, требует уделить ему внимания – глажу, чешу за ушами, разглядываю: здоровенный пес, похож на кавказца, длинная черная шерсть, светлые подпалины на брюхе, лапах. Характер только не кавказца – добрейшая собака.
- Это что за порода?
- Наша, местная. Умывайся, в бане вода еще теплая. - Между тем Степаныч занимался повседневными делами, вроде мелочами, но из таких мелочей и складывается жизнь в деревне. Через двор на веревке висит выстиранное белье, среди него замечаю и свое, тетя Шура постаралась.
В доме меня встречает шипение сковородки, приятный запах блинов, и тетя Шура, бегающая между кухней и комнатой: -Выспался?
- Д-а-а! Хорошо отдохнул.
Опять садимся за стол, украшенный большой тарелкой с внушительной стопкой золотистых, маслянистых блинов. В стеклянных вазочках густая сметана, с вертикально замершей в ней ложкой, земляничное варенье, растопленное сливочное масло. В масло можно макать свернутый блин и сразу отправлять его в рот, очень вкусно, как когда-то в моем далеком детстве, у дедушки. Самовара, украшения стола, нет, кипяток в обычном чайнике – проще и быстрее. Но самовар – хозяин, стоит у печки, следя за порядком. Я нахваливаю блины. Тетя Шура рада, угодила.
Едим молча, а надо бы перейти к главному, важному для меня и хозяев. Как быть дальше? Мне, вроде бы, надо уходить, нельзя злоупотреблять гостеприимством, а уходить, ох как не хочется! Да и хозяева рады мне, но молчат. Может проявляя излишнюю деликатность, боятся помешать моим планам? Напряжение повисает в воздухе.
- Ты дальше куда? - все же решившись, спросил Степаныч.
- В Александров, родина там моя, - а в груди екает - неужели намекает уйти? Не похоже.
- Хорошее дело. Родня есть?
- Двоюродную тетку знаю, больше никого, растерялись все. А недавно она позвонила, сказала, что моя крестная умерла, девяносто пять лет ей было. На кладбище хочу сходить, ее помянуть, да и других. Сколько уж не был.
- Д-а-а, надо, - заметил Степаныч.
Посидели, помолчали. Каждый задумался о своем.
- А у нас вот с Шурой и того хуже, - решился он.
Хозяева переглянулись и грустно опустили головы к своим чашкам. Степаныч посмотрел на меня, видимо ожидая вопроса, но я промолчал. Тогда, тяжело вздохнув, он продолжил.
- Сын у нас, Алексей, вот такой же, как ты.
Тетя Шура всхлипнула. - Не могу, - встала, уткнувшись в платок и вышла.
- Сел по пьяному делу, пять лет дали. Жена, Ольга, дожидаться не стала, да и нас обвинила: – «не так воспитывали». Уехала с Верочкой, дочкой, внучкой нашей. Только и видели. Ничего о ней не знаем.
- Давно было? – решился я поддержать разговор.
- Лет двадцать. А Лешка к нам так и не вернулся больше. Нет, приезжал, конечно, как отсидел, деньги привозил, большие. Сначала часто, потом реже.
- А сидел где?
- Далеко. В Магаданском крае, золото мыл. Там и остался, за шальными деньгами погнался.
Степаныч опять замолчал, помрачнел еще больше и видимо решившись, глядя мне в глаза, продолжил шепотом.
- Нет его больше!
- Как? – я оторопел, холодок пробежал по телу.
- Тише! Мать не знает. Смотри, не ляпни.
Я кивнул.
- Года три назад фотография его вдруг упала, стекло треснуло, - Степаныч кивнул за спину.
Я перевел взгляд туда. Вот он, Алексей, в центре, его фотография бросилась мне в глаза еще вчера, молодой парень, светлые волнистые волосы, открытое доброе улыбающееся лицо. Только глаза, что–то в них было не так, сквозила бесшабашность. Фотоаппарат вырвал Алексея из стремительного, неудержимого движения. Из него била энергия, но энергия неукротимая и неуправляемая. Трещина на стекле, видимая при дневном свете, перечеркивала лицо наискось.
- Ну и что. Ничего это не значит. Примета только.
- Да, примета … Через месяц, как фотография упала, участковый заехал. Так вроде, посмотреть как дела в деревне, как живем. Выбрал момент, шепнул мне: – «убили сына». Самородок нашел, крупный, да не поделили в артели… вот и все, - Степаныч тяжело вздохнул. - Взял грех на душу, не сказал матери. Для нее Лешка живой, ждет его, весточки хоть какой. Да видно сердце материнское все же подсказывает, встанет перед фотографией и заплачет.
- Да уж, беда, - проникшись горем хозяев, отозвался я. - Но жить-то надо!
- Живем, как можем, что поделать, - выходя из горьких раздумий, подвел итог Степаныч.
Хлопнула входная дверь. Зашла тетя Шура с лукошком полным яиц.
- Куры несутся, на всю деревню. Пойду к соседке, поменяю на молоко. Хочешь парного? – спросила она меня.
- Попробую. Смотрю, у вас натуральный обмен.
- Так и есть, так и выживаем, - сказала тетя Шура, откладывая яйца. - Вы что притихли?
- Про Лешку рассказывал.
- Сам себе судьбу выбрал, - неожиданно зло отозвалась хозяйка, - никто не заставлял. Будет о нем. - И убежала.
- Сильная она у меня. Так и живем, держимся друг за друга.
- Хорошо вам, и у вас хорошо. Завидно даже, по-доброму.
- Нашел, кому завидовать!
- А, что. У меня в жизни рядом такого человека и не было.
Теперь Степаныч деликатно замолчал.
Продолжение далее 10 глава
Если вам интересно - приглашаю на мой канал, поделитесь статьей со знакомыми и друзьями в соцсетях. Можно даже поставить лайк - он же палец вверх.