Номен Нескио "Я-украинский солдат. КОМА" (мистика, военная драма)
Клим и еще шестеро солдат шли за «семьдесят двойкой» по бульвару в направлении местного автовокзала. Если бы не выхлопы из танка и рев двигателя, окружающую картину можно было бы назвать идиллией. Солнце на чистом синем небе прорывалось сквозь густую листву, и самое главное — не было звуков войны. Рейд солдат напоминал прогулку.
— Коробочка, стой! — скомандовал по рации офицер, командующий группой, и поднял руку.
Они остановились перед площадью и стали осматриваться. Впереди было открытое пространство, бульвар кончился, и скрыться было негде. Слева из небольшой рощи шел дым, по всему было видно, туда попал снаряд. Вдалеке тоже что-то дымило, и по наваленным бетонным блокам можно было предположить, что там располагался блокпост.
— Да выключи ты его, — крикнул командир.
— Че орать-то, сейчас выключу, — недовольно пробурчал танкист и ненадолго скрылся в башне, после чего двигатель танка затих, тем не менее продолжая выбрасывать дым из выхлопных труб.
— Группа, вперед! — показал рукой направление командир, и солдаты двинулись к зданию.
Танк поехал теперь абсолютно бесшумно, разве что было слышно, как лязгают гусеницы по асфальту, иногда кроша бордюрный камень. Из здания автовокзала показались две фигуры, которые махали руками, привлекая внимание, и кричали:
— Свои-и-и, свои-и-и! Сюда! Не стреляйте!
— К бою! — скомандовал командир. Все приготовились.
— Автовокза-а-ал, автовокза-а-ал! — закричал один из тех солдат.
Клим встрепенулся:
— Командир, это и правда свои! Это пароль моего братка, в учебке вместе были, и вообще мы земляки, даже с одного района! Эй, там, фляжка-а-а! Фляжка!
— Автовокзал! — не переставая, кричал солдат, прыгая и размахивая руками.
Клим, обгоняя беззвучный танк, побежал вперед.
— Братуха-а-а, Ванька! Ты! Как же это! Ты здесь!
Они крепко обнялись, и, кажется, только эти двое и понимали, что происходит.
— Опустить оружие, не стрелять, — скомандовал командир.
— Ты что здесь делаешь? — не унимался Клим.
— Да нас накрыло, даже не знаю, кто. Мой командир вытащил меня. Если бы не он… Прикинь, а я думаю еще, дай, крикну про автовокзал. Это здорово мы тогда придумали.
Командир, постояв немного, скомандовал:
— Сержант, возьми с собой кого-нибудь и осмотритесь.
— Командир, разреши отойти, поговорить, пока мы здесь, — обратился к нему Клим.
— Да, давайте. Пять минут времени и двигаемся дальше. Вы с нами? — спросил командир сержанта, который вышел из здания, на что сержант ответил согласием, но ответил как-то не очень убедительно, скорее нерешительно:
— Да, мы с вами, нас всего двое.
— Слушай, вот пруха. И это же надо было вот так! Помнишь? — Клим вытащил фляжку на длинном ремешке. — Храню. Бате позвонил, он простил. Прикинь, пообещал подарить, когда вернусь. Они меня с мамкой ой как ждут. Теперь мы просто обязаны попасть в один взвод. Наш командир поможет, он пробивной, хоть и «зеленый».
— Послушай, Клим, так нас уж пора в запас списывать, скоро по домам отправимся. Какой на хр***н еще взвод. Про общагу не забыл? Давай по глотку, за встречу.
Выпить они не успели. Внезапно в том месте, где был виден блокпост, раздался сильный взрыв, небо заволокло дымом. Второй снаряд ударил в стену автостанции. Солдаты упали на теплый асфальт. Танк кашлянул сизым дымом, давая понять, что ждет команду. Внезапно Клим застонал:
— Б***дь, меня ранило, кажется! В бедро!
От раската грома стекла задрожали. Клим боялся поднять голову, ожидая следующий удар. Но был слышен лишь дождь. Пробуждение вернуло его в свою комнату и в позднюю осень. Бедро ныло: «А ведь доктор предупреждал, что такое может быть в межсезон», — вспомнил Клим, просто это в неспокойном сне он случайно задел коленом стену. Такое уже случалось. За окном было пасмурно и отчетливо слышно, как идет дождь. Из кухни доносились негромкие голоса. Он встал, надел спортивные домашние штаны и вышел на кухню. Там сидели мать и Орест Егорович, лысоватый мужчина лет шестидесяти пяти или чуть больше из соседнего подъезда, которого во дворе все звали Арест. Оба были пьяны. На столе стояли пепельница, полная окурков, бутылка водки и сок, вся кухня наполнена сизым сигаретным дымом.
— Поедем со мной, Матвевна. У меня сельский домик с банькой, и мастерская там имеется, будем самогоночку погонять, да и радовать друг дружку.
— А-а-а… сыночек, — произнесла мать, медленно повернула голову, наконец-то разглядев сына, стоящего на пороге кухни.
Рука Ареста, которой он гладил голое бедро матери под халатом, тут же вернулась на стол. Оба несколько засмущались, отвели взгляд от Клима.
— Вот какой солдат у тебя, Матвевна! — нарушил неловкую тишину Арест. — Мне бог деток-то не дал, и бабка моя уж лет семь как покинула меня, на тот свет отправилась. Да-а-а… Садись, выпей, Климушка, с нами, — обратился он к Климу, — а мать не осуждай, плохо ей сейчас. Я ведь только из сочувствия здесь. Ты уж прости по-христиански, не гони меня.
— Ты вернулся? Сыночек мой, — спросила мать. — Как у тебя на работе, все ли хорошо? А это вот сосед наш Егорыч, Арест, значит.
— Орест, — поправил тот тихо, может, оттого что боялся расстроить женщину.
— Ну да, так и есть, Орест, — она задумалась, подбирая для сына слова оправдания за то, что вот сейчас позволила себе пригласить в дом постороннего мужчину. Но только вздохнула и, посмотрев на него умоляющим взглядом, ища сочувствия, тихо произнесла:
— А, может, и впрямь поехать мне, что скажешь, сыночек? А вы с детками будете меня навещать, и квартиру вам оставлю, живите, радуйтесь друг другу. Ты уж меня с невесткой-то познакомь, непременно познакомь. Я знаю, она хорошая хозяйка и добрая мать вашим деткам.
— Поедем, Матвевна, непременно поедем, — горячо поддержал Арест, — а деньги у меня есть, ну, куда их было тратить-то, коли с детками нам не получилось. А ведь мы с бабкой-то дома не сидели, всю жизнь трудились. Нужды не будет тебе, поверь. Так в аккурат к весне и соберемся, а здесь мою квартирку сдадим внаем, все ж Климу деньги на первое время будут и присмотр за жилищем. Я обещаю, — не унимался он, — а ведь, Климушка, сказать тебе хочу, что и транспорт у меня имеется, только вот кому ездить-то на нем? «Жигулька» там в гараже стоит, сам-то я не охотник, мне вот на электричке сподручней, да и грех за мной есть, выпить иногда люблю. Но пойми меня, не в обмен мать твою хочу забрать. Сам извелся от одиночества весь как есть. Как на духу тебе говорю, нравится эта женщина мне, я не обижу ее. Я ведь по лесу мастер, плотник и столяр тоже, значит. Мне что люльку, что гроб, это раз плюнуть. Там на селе и церквушка есть, я за ней по своему ремеслу присматриваю, батюшке службу закажем по благоверному вашему. В Лету не канет. Опять же и на селе меня уважают, и работа есть. Ты, может, благословишь нас, коли такое дело.
Плечи матери затряслись, она отвернулась, глядя в окно. Безжалостная пауза опять повисла на кухне, лишь было слышно, как бьются о металлический подоконник капли дождя, да всхлипывает мать. Арест взял ее за руку, пытаясь успокоить, и обратился к Климу:
— Ты ступай, солдат, я не оставлю ее, присмотрю, если что. С твоего согласия побуду тут пока.
Ничего не сказал Клим, постояв еще несколько секунд, вернулся в свою комнату, надел свитер и вышел в коридор. Из кухни так же доносилось какое-то бурчание, как будто его вовсе не существовало в квартире. Никто не окликнул его. Мать несколько отдалилась от его жизни, да и работы у Клима никакой не было вовсе, как, впрочем, и невестки для мамы, и уж тем более детей. Сняв с вешалки свою куртку, Клим заметил висевший плащ Ареста и, засунув руку в его карман, вытащил оттуда несколько купюр. Помедлив немного, он вышел из квартиры, даже не зная еще толком, куда пойдет, а пока подъезд стал тем местом, где можно постоять и подумать. Покурив, Клим бегом пересек двор и забежал в магазинчик. В павильоне было пусто. Клим прижался лицом к витринному стеклу. От частого дыхания на стекле образовалось запотевшее облако.
— Мужчина, что будете брать? И вообще тут не место ожидания, — заявила девушка-продавец, догадавшись об истинных намерениях посетителя.
— Да, да, конечно, дайте мне бутылку водки, что ли, ну и пластиковый стаканчик, — ответил Клим и вытащил деньги. — Вот, возьми, сколько здесь есть, сдачи не надо.
— Какая еще сдача? Тут и на бутылку-то не будет, а чекушек у нас нет, все разобрали, — сообщила продавщица, пересчитав купюры. Клим, кивнув, собрался было идти, но она окликнула его: — Эй, парень, подожди, на тебе бутылку, деньги только потом занеси.
Он вышел на улицу и, присев на скамейку под навес остановочного комплекса, сделал большой глоток из бутылки. Нет, он вовсе не осуждал мать, хотя буквально полгода назад и предположить не мог, что такое может случиться. Он не осуждал ее, когда заметил, что она начала курить, неумело скрывая это свое занятие, а теперь был даже где-то рад, что нашелся такой вот Арест. Размышляя, он неожиданно улыбнулся и, сделав еще глоток, покинул остановку. Теперь, когда он знал, куда ему нужно сейчас пойти, холодный дождь вовсе не беспокоил его. Людей на улице было мало, поэтому он безбоязненно сорвал несколько увядающих цветов с городской клумбы и направился к стоящему неподалеку автовокзалу. Спрятавшись под небольшой козырек доски для объявлений так, что со стороны могло показаться, будто прохожий прячется от дождя, он внимательно изучил все, что на ней было размещено. Клима не интересовала информация о том, куда можно поехать отдохнуть, обмен или сдача квартиры, многочисленные телефоны такси, в общем-то, стандартный набор объявлений, какие тысячами расклеиваются в подобных местах. Но там не было того, чего он искал, да и быть не могло. Иван погиб при обстоятельствах, которые являются естественными для войны, только вот где именно и как, это Климу было неизвестно.
Клим зашел внутрь. Посетителей было много, очевидно, что всех загнал дождь, поэтому присесть было негде. Он подошел к платежному терминалу и, стараясь не привлекать внимания, провел рукой по задней стенке устройства, где, согласно договору, могла размещаться записка. Но и там было пусто. Люди подходили, пользовались услугами терминала и с недоверием косились то на Клима, который стоял, уставившись в одну точку, то на его карман, откуда выглядывало горлышко водочной бутылки. Наконец Клим опять вышел на улицу и закурил. Его внимание привлекла продуктовая палатка, продававшая выпечку, но более всего заинтересовал пластмассовый ящик, стоявший рядом со входом. Клим докурил и, приблизившись, взял этот самый ящик, и вернулся с ним в здание автостанции. Решительно подойдя к терминалу, он опустил на пол ящик, затем из внутреннего кармана куртки осторожно вытащил небольшой букетик цветов и положил сверху на сенсорную панель монитора, рядом поставил пластиковый стаканчик и, на глазах изумленных посетителей налив в стакан водки, сделал глоток из бутылки, занюхав мокрым рукавом куртки обжигающую жидкость. После этого сел на ящик, поставив бутылку перед собой, и обхватил голову руками. Глядя со стороны, можно было предположить, что у этого молодого, прихрамывающего на одну ногу мужчины, вовсе не похожего на бродягу, имеются достаточно веские основания так поступить в общественном месте. Без сомнения, какое-то горе, подогретое алкоголем, заставило его совершить свой мрачный ритуал, и место было выбрано не случайно, по всему видно, что это знаковое место, и не иначе. Как ни странно, не было возмущения у присутствующих, даже наоборот, некоторые сочувствующие взгляды могли бы поддержать Клима, но он был целиком занят своими мыслями, изредка прикладываясь к бутылке.
По залу прокатилось некое оживление, вызванное появлением женщины в форменной одежде в сопровождении двух сотрудников милиции, которая уверенным и несколько тяжелым шагом направлялась к месту, где находился Клим.
— Вот, смотрите сами. Сидит и прямо среди бела дня, не стесняясь, пьет. А у нас, между прочим, предприятие и коллектив на хорошем счету. Мало того что гражданам мешает обслуживаться, так еще и цветник устроил на терминале, — быстро доложила обстановку офицеру и сержанту милиции эта самая женщина с должностным лицом, указывая на Клима.
— Слышишь, парень, у тебя документы есть? А вообще, знаешь, может, отойдем, поговорим? — обратился офицер к Климу. — А вы, гражданка, можете идти и спокойно выполнять свои обязанности, мы тут сами разберемся и непременно вас уведомим о результате.
— Да уж, разберитесь, пожалуйста. Ведь есть же кафе, и ресторан у нас по категории второго класса обслуживания. Да-да, второго, а скоро станет и первого, и нечего так смотреть. Ну чего там не присесть и не выпить, кто же запрещает-то? Так он еще и ящик с уличной палатки утащил. А палатка эта принадлежит моему зятю, знаете, как сейчас кредит тяжело взять для бизнеса? Каждый ящик на вес золота. А этот… ух, ворюга такой! Если надо, то я и заявление могу написать, — не унималась та, но офицер милиции, взяв ее под руку, сказал ей что-то на ухо, и она, очевидно, оставшись довольной сказанным, удалилась быстрыми шагами, даже не оглянувшись.
Клим поднялся с ящика и убрал бутылку водки в карман.
— Цветы забери, — приказал сержант.
— Нет, цветы останутся здесь, — твердо ответил Клим.
Сержант взял букет и засунул его за идущий по стене электрический кабель:
— Так устроит?
— Так устроит, — немного подумав, согласился Клим.
Они втроем вышли из автовокзала и направились к постовому «стакану» с надписью: «Милиция». Проходя мимо ларька с выпечкой, сержант оставил пластмассовый ящик у двери и взял у продавца пирожок, убрав его в карман.
В «стакане» сырой воздух улицы перемешался с запахом постоянных «посетителей», но относительный уют создавал электрический обогреватель. Офицер достал кружку и поставил перед Климом, рядом с кружкой сержант положил пирожок. Клим достал бутылку водки и налил в кружку. Посмотрел на милиционеров, горько усмехнулся и выпил, не притронувшись к пирожку.
— Закурить можно тут?
— Кури. Можно даже закусить, тебе же куплено, — произнес сержант.
— Я так понимаю, я сейчас пью, а потом вы меня в обезьянник принимаете, — предположил Клим, имевший горький опыт в отношениях с милицией.
— Значит так, — офицер взвешивал каждое свое слово, — сопли свои можешь нам тут не разматывать. Явно не по случаю опоздания барышни твой вокзальный банкет. Водка, стакан не для себя, куска хлеба только не хватает, цветы… В общем, я примерно понимаю, что у тебя произошло. Слышишь меня? Я сказал: «Примерно», — но ключевое слово тут «понимаю». И давай договоримся, что с подобным визитом ты здесь последний раз. Как твое имя?
— Клим мое имя. Разреши мне выпить, и я пойду. Я живу здесь недалеко.
Офицер взял бутылку и налил водку в кружку.
— Упс… Рулевой едет к нам, — сообщил сержант, глядевший на улицу.
— Чего это нелегкая принесла его сюда? Подожди, Клим, не пей пока.
В «стакан» ввалился толстенький милиционер необычайной важности. Оглядев присутствующих, произнес:
— Так, что у вас тут? — и, не делая паузы, определив статус Клима, заявил: — Ну что, дань собираешь тут или мелочь у граждан тыришь? Водку, как я посмотрю, любишь, да? На, сука, разотрись, чтобы не простыл, — после чего прибывший милиционер, которого сержант назвал «Рулевым», взяв бутылку с водкой, вылил ее Климу за воротник куртки.
Клим сидел как каменный, он даже не отреагировал на выходку Рулевого.
— Документы проверили у этого гопника, а по базе пробили, или все вас учить надо? — еще больше распалялся тот, не встречая сопротивления, и опять обратился к Климу. — Встать, когда с тобой закон разговаривает!
— Слушай, ты чего сюда приехал, а? — спросил патрульный офицер. — Это мой человек, мы беседуем. Тебе что за нужда вмешиваться? Сидел бы в кабинете с бумажками.
— А я ответственный и смотрю, что у вас тут бардак! — понесло Рулевого. — С жульем уже бухаете вместе. По рапорту мне в кабинет с каждого после смены. И подробно все описать.
— Ну ты и сука, Рулевой! — вдруг угрожающе заговорил офицер. — Ты, тяжелее ручки ничего в своей жизни не поднимавший, еще будешь мне указывать, как работать? Ну что, теперь уволить меня захочешь, так смотри, самого на улицу поставят рвань собирать. Пистолет дадут, которого ты так боишься. Будет тебе от меня рапорт.
Рулевой разинул рот от неожиданности. Клим, не торопясь, встал с табурета и, не поднимая взгляда на Рулевого, резко ударил его в челюсть снизу вверх ладонями, сцепленными в «замок», таким способом отбивают мяч в волейболе.
— Хн… — все, что смог произнести Рулевой, лязгнул зубами и, закатив глаза, спиной ввалился через открытую решетку в камеру для административно задержанных граждан.
Патрульные кинулись к Климу и скрутили руки за спиной:
— Дурак, ты понимаешь, что это срок! — произнес сержант, потом тихо добавил, обратившись к офицеру: — Хотя у меня давно уже было желание втащить Рулевому. Та еще скотина.
Клим не сопротивлялся, и его усадили на табурет, отпустив руки. Рулевой лежал на полу в клетке и мычал, бешено вращая глазами.
— Кажется, челюсть у него сломана, — решил патрульный офицер, осмотрев Рулевого, после чего обратился к сержанту, — Вызывай «Скоряк», ну и «дежурку» тоже. Сейчас начнутся «качели».
— Давай ему водки вольем? — шепотом предложил сержант. — Хотя он все вылил, скотина.
Скорая помощь приехала быстро и увезла Рулевого.
Офицер посмотрел на часы и обратился к Климу:
— А теперь, Клим, слушай меня внимательно. Зря ты все это вот тут устроил, хотя я на твоем месте сделал бы то же самое. Но я не об этом. Сейчас поедем в отдел, ну а там и в прокуратуру. Только не вздумай сочинять сказки, говори все, как есть, и еще то, о чем я догадываюсь.
— А давай я ему в глаз врежу, и скажем, что это Рулевой на него напал, — снова предложил сержант.
— Помолчи пока, я смотрю, ты мастер на выдумки, — оборвал его офицер. — Значит так, суд тебе будет, и, может, срок, возможно, условный. Ну или в суде помирят, и придется тебе заплатить компенсацию и покрыть нетрудоспособность. Это все, что можно сделать. Клим, ты вообще слышишь меня?
— Отпустите меня, я заплачу деньги, — сказал Клим.
— Нет, это даже не обсуждается, — ответил офицер. — Не делай глупостей!
Клим встал со своего места и направился к выходу, столкнувшись с милиционерами, прибывшими из дежурной части.
— Стоять! Куда собрался? — крикнул офицер Климу.
Клим попытался вырваться, но его быстро скрутили, повалив на грязный пол ударом резиновой палки под колени.
— Наручники! Живо!
Железо стянуло запястья. Клим завыл от боли в руках и раненой ноге. Его подняли с пола и посадили на табурет.
— Что же ты наделал, парень? Тем не менее помни, о чем я тебе сказал. Давайте, грузите его в «дежурку».
— Снимите наручники, я не убегу. Слово!
Офицер посмотрел на Клима и кивнул головой прибывшему милиционеру, который расстегнул наручники.
— Можно я быстро покурю?
— Покури и давай уже без глупостей.
Клим вышел на порог «стакана» в окружении милиционеров и закурил сигарету. Город взорвала сирена патрульной машины. По улицам двигалась колонна из нескольких автобусов с сине- желтыми флагами. Можно было разглядеть, что в салонах царит необычайное оживление. Проезжая мимо «стакана», пассажиры автобуса, парни разного возраста, высунувшись из окон, засвистели и стали показывать милиционерам кулаки с поднятым вверх большим пальцем, при этом другие что-то громко кричали. Как это действие было похоже на то солнечное утро начала лета! И тоже дождь, разве что не такой холодный, каким был сейчас, а теплый и многообещающий, дождь, от которого оживает земля и расцветает все живое после зимнего сна. Так узнаваем был в каждом окне силуэт его друга, погибшего где-то в Илловайске… Клим отвернулся, слезы катились по грязной щеке.
— Руки за спину, давай в машину! — скомандовал офицер. — Поехали!