Номен Нескио "Я-украинский солдат. КОМА" (мистика, военная драма).
Мама, как же холодно… Но еще холоднее мне от одиночества, ты забери меня отсюда, забери к себе, в наш дом, мы так были там счастливы все вместе тогда, в детстве, и я обещаю, что больше не дам повода для слез, я обещаю не сбегать на сомнительные вечеринки и, взявшись серьезно и со всем рвением за институтскую программу, достойно закончу ВУЗ, который вы с отцом выбрали мне, я стану лучшим среди лучших. Я буду ждать тебя на остановке после работы и, нисколько не стыдясь, нести твои тяжелые пакеты домой. Я обещаю не отключать телефон, как отключил однажды, и ты, пытаясь дозвониться, получала в ответ стандартное сообщение о недоступности абонента. Я верну деньги, которые стащил на клубную вечеринку, которые ты так неосмотрительно оставила на телефонной тумбе в прихожей. Я обещаю, что после вечера по случаю окончания школы сразу же вернусь домой, и тебе не придется ждать меня до утра, как это было когда-то. Я обещаю, что пустующее место на доске «Ими гордится школа» будет занято моей фотографией. Я не стану есть снег после продленки и сразу, минуя горку и ларек, где продают стрелялки, буду спешить домой, к школьному домашнему заданию, я больше не буду терять варежки, пеналы, тетрадки, забывать дневники и подделывать оценки. Я обещаю прилежно и с усердием учиться, завязывать шнурки и, вытирая нос, пользоваться исключительно платком, а на утреннике в детском саду буду самым лучшим зайчиком, рассказавшим самое длинное новогоднее стихотворение. Ты прости меня за разбитую посуду, за разрисованные обои и рассыпанную крупу, ты прости меня за боль, которую принес тебе, когда появился на свет. Прости, что не извинился за слезы, которые выступили на глазах, когда ты первый раз увидела меня. Ты прости меня, что не давал тебе спать, когда ты носила меня под сердцем, прости, что не улыбнулся тебе со своей первой фотографии, сделанной на УЗИ. Я обещаю, что на первых рисунках моих детей будут солнце и ты, и наш дом. Что они, не в пример мне, будут с удовольствием проводить с вами время на каникулах и звонить по любому поводу. И моя жена будет ласково называть тебя: «Наша мамочка», — а я буду гордиться вами обеими, когда вы будете вместе хлопотать над домашним пирогом. Только вот кажется, что детей у меня уже не будет, и ничего не будет уже… И меня не будет… И нет меня уже с вами…
…как же холодно…
Ты только забери меня к себе, услышь меня, мама! Я не доставлю тебе более хлопот, я только согреюсь и посплю немного, а ты посиди со мной рядом… МАМА!!!
***
Сознание вернуло меня на полуразрушенную автостанцию в Илловайске, в тот день и час, когда еще не рассеялся дым после взрыва, от которого совсем недавно погибли мы с моим товарищем сержантом. Пыль кружила в воздухе, стонали потревоженные перекрытия и лестницы старого здания. Но только в один миг стало тихо там, снаружи, и никто не стреляет. Я лежал на животе на полу среди битого кирпича, и только музыка… очень странно, откуда она вдруг здесь?.. Постоянно звучал один и тот же фрагмент старинной мелодии, оттого, наверное, что царапина на виниловом поле пластинки не давала игле звукоснимателя двинуться вперед.
На пороге, на том месте, где остался лежать сержант, стоял маленький мальчик. Игла проигрывателя, преодолев препятствие, позволила мелодии звучать дальше. Господи, да откуда он тут взялся, совсем один, как же можно вот так оставить без присмотра в таком месте мальчишку?!
Выглядел он так, будто настало в его жизни то утро, когда родители повели его в школу в первый класс, на первый звонок. Отглаженные брюки, белая рубашка со строгой «бабочкой», жилетка в тон брюкам, новенький ранец и огромный букет гладиолусов выдавали в нем первоклассника. Он стоял и смотрел мне прямо в глаза, смотрел, не отрываясь, с таким родным участием и недетским сочувствием. Его лицо мне было знакомо, я видел его на фотографиях в семейном альбоме, который иногда перелистывали мои родители, его фотографии висели на стенах нашего дома, но я более переживал о том, чтобы не вошел кто-нибудь и не причинил ему зла. Постояв еще какое-то время, мальчишка, с трудом пробираясь через завалы из битого кирпича, удерживая равновесие, приблизился ко мне. Он присел на колени и очень медленно, с большой осторожностью, так же не отводя своего взгляда, положил букет рядом со мной, а после маленькой ладошкой погладил меня по щеке.
Я узнал его, ну как же, конечно, я узнал… Этим мальчиком был я сам, он сошел с тех фотографий из альбома, особенно с той, где был изображен я и большой улыбающийся дельфин, только очень давно это было. Мне даже показалось, что от воображаемых слез ожил мертвый высохший глаз. Я ждал, что мальчик исчезнет в любой момент или уйдет. Мне так не хотелось, чтобы он уходил, но вот рука его переместилась мне на лоб и, следуя вниз, с большой осторожностью, как будто боясь потревожить, закрыла мне единственный целый глаз. Спасибо тебе. Спасибо.
* Оставь надежду, всяк сюда входящий! (лат.)