А другой роман и того смешнее. Или грустнее. Даже не знаю, как точнее выразиться. Познакомилась в сети с мужчиной. Началась переписка, день ото дня все более пылкая. Он оказался с чувством юмора, с хорошим слогом. То да сё... «Вы женщина высокой души, пришлите мне Ваше фото». Марта компьютер чуть позже включит, а он уже со своими беспокойствами, дескать: «Марта, все ли в порядке? Я таааак переживаааааю…»
Переписывались про высокие материи месяц, другой. Уже узнали всяческие привычки друг друга и увлечения. Ну у нее, там, кошка Мошка. У него — попугай Кешка. Обсуждали, что мамам пожилым от нервов давать и от давления. Сплетничали про сослуживцев. Словом, переписывались уже как давно знакомые и вполне близкие люди. А чтоб встретиться — это нет. Марта отринула свою женскую гордость и стыдливость и предложила встретиться где-нибудь. Но Костя все откладывал и откладывал встречу. Марта не могла сначала взять в толк, что происходит? А потом поняла. Костику нужны были романтические виртуальные отношения... Он вроде бы и был привязан к ней, и волновался за нее и местами переживал… Но при этом можно было ничего не делать, за нее не отвечать и не разочаровываться. Да, пожалуй, именно это было главным — сохранить свои возвышенные представления о Марте, как о женщине высокого полета. Встречаться — это означало рисковать образом прекрасной дамы. А ну, как Марта сказала бы что-нибудь не то, или неэлегантно оказалась бы одета, или неграциозно повернулась бы… Ведь все равно земная женщина имеет земные плотские проявления. Да вот хоть, например, в туалет ходит. Фу, какая проза жизни… А в сети — и не хлопотно, и низкобюджетно, и языками почесали, и мозги повострили.
Конечно, в разрушении, можно даже сказать, сокрушении грез поучаствовала и Люсьен. Она как раз была без романтических заморочек, крепко стояла на земле, в воздусях не парила, поэтому ей сразу стало ясно, что свиданий Марта не дождется. Надо признаться, Марте непросто оказалось закончить отношения с Костей:
— Не могу же я вот просто так, без видимых причин, взять и перестать общаться с человеком! — вяло отбивалась она от Люськи.
— Ой, видимые причины нужны для твоего невидимого кавалера. Тоже мне, страдаешь о его тонкой душе! А он вот о твоей — нет! Сколько переписываетесь, сколько он времени у тебя отнял... И ты еще рассуждаешь о том, прилично ли перестать глупые какие-то записки писать человеку, который тебя за нос водит! Ну сама подумай, если он здоров и романится с тобой уже вот полгода кряду, значит, кто-то у него параллельно есть. Для здоровья хотя бы. Это честно, по-твоему? А если никого у него нет, значит, он больной какой-нибудь. Или маньяк.
Напрасно Марта приводила в пример великого поэта Блока с его чистой любовью к Любочке. Пример и правда был неудачный, если вспомнить, чем закончились эти высокие отношения. Общими с Люськой усилиями приговорили роман с Костей к смертной казни. Марте, с одной стороны, жалко было, а с другой — она и сама понимала, что если оставить роман в его эпистолярном жанре, без развития, то нервы у нее не выдержат. Покручинилась-покручинилась — и удалила его из контактов. Конечно, ждала некоторое время, что он, как герой сказки, отыщет ее по всяким приметам, которых было полно. Не говоря о том, что она прозаически писала ему номер своего телефона, которым он, кстати, так и не воспользовался. И на том постепенно успокоилась.
Грустноватый, конечно, список любовных историй. Но вот у нас так. В смысле, у разных людей по-разному складывается. Не у всех же получается, как у Люськи: многочисленные свадьбы и всегда в белом платье и с фатой. «Но это же в последний раз и навсегда!» — поражалась она недогадливости тех, кто спрашивал её, не смешно ли быть вечной невестой?
Но в общем к острову это отношения не имело. Думать Марте нужно было о настоящем и будущем. Взгляд ее скользил, машинально перемещаясь с одного на другое. Глазом зацепиться было не за что. Недавно еще свежие, но сейчас от ветра посеревшие кусты, пара таких же пропыленных собак, что спали в тени пожухлого дерева — пейзаж не из самых прекрасных. Даже море, после нескольких дней шторма выбрасывавшее на берег грязноватую желтую пену и обрывки водорослей, красотой не радовало.
«И что я себе думала? Какого принца надеялась тут встретить? "Рапунцель, Рапунцель, покажи свои косоньки!" Тоже мне, сказочная героиня! Волос — на одну драку, а все туда же», — иронизировала она сама над собой. — «Этот остров достался мне, конечно, не случайно. Странный такой, пустой. Такое ощущение, что я да дед, да пара этих бродячих собак под кустом составляем все народонаселение этого острова. Хотя ресторанчики и летние кафе уже открыты — посетителей еще нет. Персонал находится где-то внутри помещений — это понятно, но кажется, что никого нет. По вечерам идешь по освещенной улице, одна среди огней, и жутко делается. Как на вымершей планете. И сам остров, и его скудная растительность, и ветер, и кривые старинные улочки — все это создано как какие-то декорации к фильму. Про меня? Для меня? Понятно, что это иллюзия».
Через пару недель начнется сезон. И всё уже вычищено и готово к нему. Здесь воцарятся толкотня, бойкая торговля китайскими сувенирами, одинаковыми на всех курортах мира, разноязычный говор наполнит улицы, а еще ее станет разрывать треск мотороллеров, на которых так любит рассекать молодняк. Но сейчас… Всё как будто создано для того, чтобы побыть в одиночестве. Все обдумать. И красиво расстаться с частью своего прошлого. И придумать, наконец, как укротить свой поцелуйный дар.
Кое-что про него Марта все-таки поняла. Поцелуями она одаривала не всех подряд, хотя вроде бы и спонтанно. На самом деле, это происходило, когда она смотрела на мужчину как на мужчину — предполагаемого мужа, любовника, отца будущих детей. Если удавалось остаться в рамках дружеских или человеческих отношений, короче говоря, вне половых пристрастий, то ничего и не происходило. Но эта грань так тонка, так эфемерна, сознание так текуче, воображение неудержимо, что происходили постоянные осечки, когда она то в метро, то на работе, то в толпе метила кого-то любовным знаком. И боялась потом, что человеку это осложнит жизнь.
Не много событий происходило на ее глазах на этом унылом острове. Поэтому маленькая, совершенно бытовая сценка привлекла ее внимание. По пустынной улице шла, судя по всему, мать, подталкивая в спину сына-подростка. Она шумно, с южным темпераментом, ругала его неизвестно за что, подталкивала его в спину, пошлепывала в сердцах, воздевала руки к небесам, призывая их в свидетели… Но во всем ее сиюминутном негодовании чувствовалась такая любовь к сыну, что, кажется, посмей кто-то обидеть его, и мать порвет в клочья обидчика. Мальчик, да что там, уже юноша не сопротивлялся, не возражал. Во всей его фигуре было смирение перед материнским гневом, и обида в лице (видно, мать была не совсем справедлива, по его мнению), и стыд, что вся улица, все эти невидимые, но существующие в глубине магазинов и кафе зрители потешаются над ним. Это было видно, как в кино. Реализм…
«А ведь пройдет немного лет, станет сын мужчиной, и материнское отношение сменится на глубочайшее почитание. Здесь, на южном острове — так! Самое глубочайшее несчастье женщины — одиночество. Пусть муж пьяница и гуляка, но если есть семья, дети и статус замужней женщины — жизнь удалась. Мужчина — особое существо — воин, созидатель, создатель, у него нет границ в творчестве и возможностях. Он не опутан детьми, как женщина. Мужчина — странник в этой жизни. Хочет, может путешествовать с женой, а нет — налегке. Красивый из мальчика выйдет мужчина! Чуть раздастся в плечах, чуть огрубеют черты лица, станут больше руки…» — так размышляла Марта, пока они шествовали мимо нее.
На шум выглянул старик-хозяин. Усмехнулся, видно, знает эту парочку. Да и понимает, за что мамаша так кроет отпрыска своего. А Марта вглядывалась сквозь время и видела мальчика мужчиной… И он начал расцветать поцелуями. Первой увидела их мать. Остановилась в изумлении. Потрогала его лицо руками. Юноша недоумевал, потому что ее ругань вдруг сменилась таким же неистовым восторгом. Она уже обнимала его и снова воздевала руки к небесам, но уже с благодарностью. Как перевел старый хозяин, мать кричала, что всегда знала, что ее сын — необыкновенный ребенок, что его отметила поцелуями сама мадонна, что он избранник небес. Пусть теперь все видят это чудо! Он покрыт небесными поцелуями! Этому чуду было много свидетелей, действительно исподтишка наблюдавших за матерью и сыном из-за занавесок и из глубины магазинов и кафе (это любопытство так понятно и простительно на острове, где даже такая маленькая семейная сценка становится событием)!. Мальчика уже фотографировали, толпились вокруг него, пытаясь дотронуться до чудесного ребенка. Сам того не зная, он сейчас стал сенсацией и чуть ли не символом острова, центральным событием этого курортного сезона. «Хоть кому-то мой поцелуйный дар принесет удачу!» — почему-то с тоской подумала Марта. А ужасно взволнованный дед пританцовывал вокруг нее:
— Марта, девочка, ты не просто так приехала к нам на остров! Не в сезон и в этот ужасный ветер! Ты стала свидетелем чуда! Чуда!.. Ты понимаешь, что судьба принесла тебя именно ради этого? Ты стала свидетелем чуда, и в твоей жизни тоже произойдут чудеса!
Марта только улыбнулась. Знаю я, кто сочинил эти чудеса! До отъезда оставалось три дня. Три дня для исполнения чудес — это не много, и не мало. Если суждено — они исполняются мгновенно. Или готовятся годами. Наверное, каждый раз по-разному их организует небесная канцелярия.