После аэропорта я свернул с трассы на дорогу, ведущую вдоль моря по самым живописным местам. Я сбавил газ и поехал в темпе любующихся видами туристов. Время от времени я собирал за собой хвост автомобилей. Если это были туристы, то они терпеливо тащились за мной, пользуясь возможностью полюбоваться природой и морем и пофотографировать. Местные же горячие парни и девчонки начинали через пару минут сигналить, мигать и сломя голову обгонять меня там, где это было возможно и нет. При этом на меня сыпались различные гневные тирады из открытых окон, усиленные всякими невообразимыми жестами, на что я с удовольствием и переполненный необъяснимого веселья отвечал неизменно поднятым вверх средним пальцем. После такого «приветствия» обгоняющие меня нетерпеливые срывались с места и уносились вперёд, уверен, посылая на мою голову все мыслимые и немыслимые проклятия, которые способны были родить их познания тонкостей итальянского фольклора. Поразвлекавшись вдоволь, я свернул с дороги и спустился в Балестрате. Я знаю здесь уютное кафе прямо на берегу моря. Я решил позволить себе потратить полчаса на удовольствие отведать отменного кофе и погрузиться душой в открывающийся вид морского простора, переливающегося на солнце всем многоцветием лазурного, и отсутствием всяких мыслей. Просто кофе, море, негромкая музыка и неразличимая фоновая болтовня немногочисленных посетителей. Красота!
Вдоволь нагурманившись морем, солнцем и кофе, не забыв при этом слопать пару канноли, я, сладкий и довольный, щедро расплатился с почти знакомым мне парнем за стойкой и вернулся к машине. Я снова выехал на SS 187 и теперь уже в нормальном итальянском темпе покатил вдоль побережья, наслаждаясь природой и своим приподнятым настроением, отлично подслащённым моим нажористым перекусом. Уже через час за мной закрылись ворота нашего маленького домика в Вальдериче.
Я сразу же погрузился в обволакивающее тепло маминых глаз, сумасшедшую радость прыгающей вокруг Лизы и надёжность сдержанного крепкого рукопожатия отца. Он оторвался от работы и спустился из своего мансардного кабинета специально, чтобы пожать мне руку. Это многого стоит, и подобный жест его уважения всегда придаёт мне больше уверенности в себе. Жизнь удалась!
Я полностью расслабился, оставил где-то на окраине Палермо все свои тревоги, странные ощущения и переживания и полностью погрузился в приятную домашнюю обстановку. Весь день до вечера я просто болтал со всеми и обо всём, особо не вникая в суть, но купаясь в прелести момента. Вечером наш семейный ужин показался мне особенно волшебным. Меня радовало всё: мама, тающая от удовольствия, отец во главе стола, немногословный, торжественно пыхтящий трубкой и иногда отпускающий вполне забавные шутки советской эпохи, Лиза, ёрзающая и шебутная, и Маша, смущающаяся иногда и исподлобья бросающая на меня заинтересованные, слегка влажные взгляды. Я наслаждался всем. Вечер был тихий и жаркий, и меня быстро разморило от вкусной еды, семейного тепла и доброго вина. Я первый сдался и отправился спать. Этой ночью я спал как младенец, и ничто не тревожило мой безмятежный сон.
Утром я просыпался, нехотя вытаскивая себя из сладкого ощущения глубокого и беззаботного сна. Открыв, наконец, глаза, я увидел полоску яркого летнего сицилийского солнца, расчерчивающую косой дорожкой пол через всю комнату. Полоска тёплого счастья, забежавшая ко мне из-за не до конца задёрнутых плотных штор, сшитых ещё моей бабушкой и с любовью притараненных мамой сюда на Сицилию из нашей московской квартиры. Я глянул на часы – половина десятого. Я снова закрыл глаза и по-детски укутался в одеяло. Ночная сладость ещё окутывала всё моё тело приятным теплом и мягкостью. Я полежал ещё немножко, выбрался из-под одеяла и отправился в душ. Вода стекала с макушки по всему телу, обволакивая меня своей тёплой свежестью. Она бежала по ушам, по плечам, струилась по спине и по груди и сбегала весёлой струйкой с моего по-утреннему бодрого пениса. Я чувствовал, как всё плохое, если оно ещё и осталось во мне и на мне, стекало с этой живительной влагой и утекало куда-то в лабиринты коммунального хозяйства. Наплескавшись вдоволь, я не вытираясь, укутался в свой любимый мягкий халат и отправился изучать утреннюю домашнюю обстановку и искать домочадцев.
В доме царила тишина, которая обычно наполняет всю округу в полуденный летний зной. Но было ещё рано, всего десять. Я прошёл в гостиную и тут тоже никого не обнаружил. Хотя нет, с дивана мне приветливо помахал хвостом и сладко зевнул Шах, мамин любимый дымчатый британец. Он вообще любимец всего дома и всех гостей. Он, зараза, прекрасно это знает и пользуется этим, позволяя себе иногда весьма небезобидные шалости. Но ему всё сходит с рук: мама стоит на страже его безопасности лучше всякой системы С400. Потрепав Шаха за шкирку, я вышел на балкон. Двор был пуст, моей машины не было. «Понятно», подумал я, «с Лизой всё ясно. Девчонки приватизировали мою тачку и куда-то укатили навстречу приключениям». Я поднялся по лестнице в мансарду – папин «кабинет». Тоже пусто, и видно, что сутра здесь никого не было. Не было ни запаха папиной трубки, ни свежего беспорядка на столе. «Что ж, пойду искать маму, уж она-то должна быть где-то здесь и сможет ввести меня в курс нашей семейной жизни». С этими мыслями я отправился на поиски мамы. Нашёл я её быстро. Её любимым местом был небольшой садик, где она почти круглый год вдохновенно ухаживает за своим цветником. Он поистине хорош и по праву считается гордостью, если не всего Вальдериче, то уж нашего квартала точно. Мама радостно оторвалась от своих любимых роз, увидев меня. Она нежно обняла меня, и мы отправились кормить меня завтраком. Без всяких сомнений, Шах сразу понял причину нашего с мамой совместного появления и тут же встрепенулся, начав наворачивать круги вокруг маминых ног. Это толстое ленивое животное всегда готово подкрепиться. Даже в период, когда соседские кошки из кожи вон лезут, чтобы удовлетворить свою природную похоть, Шах, услышав мамин призыв к столу, бросает любую из подруг и мчится, насколько так можно сказать про эту грузную тушу мяса и шкурки, в дом, чтобы первым оказаться у лакомого кусочка. Мамин завтрак, как всегда, был наивкуснейшим. Пока я уплетал утренние вкусности, мама поведала мне, что отец сранья укатил в аэропорт Трапани, где он руководил кризисной службой: у них там в очередной раз сложился конфликт интересов гражданской авиации и Натовских транспортов. Лиза же с Машей, как я и предположил, не увидев во дворе своей машины, укатили на пляж в Ла Капо.
Всё встало на свои места. Покончив с завтраком, я погрузился в бесконечно приятную праздность отпуска дома. Мне было хорошо и спокойно. Я нежился в любимом папином плетёном кресле-качалке на балконе, читая всякую дребедень и просто погружаясь в дрёму, разморённый маминой едой и Сицилийским солнцем, разбавленным лёгким прохладным ветерком, набегающим с Эриче или с моря и ласкающим моё нагретое солнцем тело. Я слонялся по Вальдериче, заглядывая на чашечку кофе или стаканчик вина к нашим приятелям, которыми обзавелось за прошедшие пятнадцать лет проживания здесь наше семейство. В общем, я наслаждался счастливым ничего неделанием и полным отсутствием всяких мыслей, тревог и забот. Вечерами семейство неизменно собиралось на веранде за ужином, болтало, забавлялось, вкусно кушало и сладко пило отменное вино дядюшки Джованни – нашего соседа и лучшего винодела региона Трапани.