Самое раннее пространное изложение древнерусской этнической картины мира мы находим в Повести временных лет (начало XII в.). В ней летописец, основываясь на библейском повествовании, рассказывает о разделе мира после потопа между тремя сыновьями Ноя – Симом, Хамом и Яфетом: «По потопе бо 3-е сынове Ноеви розделиша земьлю: Симъ, Хамъ, Афетъ. Яся въстокъ Симови… Хамови же яся полуденья часть… А Афетови же яся полунощная страна и западная… Симъ же, и Хамъ и Афетъ, разделивше землю, и жребии метавше, не переступати никомуже въ жребий братень, и живяху кождо въ своей части»[1]. Еще раз о разделении земель между сыновьями Ноя летописец говорит после рассказа о разрушении Вавилонского столпа, тут же объявляя о происхождении собственно славян: «По раздрушении же столпа и по разделении языкъ прияша сынове Симовы въсточныя страны, а Хамовы же сынове полуденыа страны. Афетови же сынове западъ прияша и полунощьныя страны. От сихъ же 70 и дву языку бысть языкъ словенескъ, от племени же Афетова, нарецаемеи норци, иже суть словене»[2].
Итак, в представлении древнерусского книжника юг (Африка) относится к наследию Хама, восток (почти вся Азия) – к наследию Сима, а север и запад (Европа и часть Западной Азии) – к наследию Яфета. Повесть временных лет подробно описывает обитателей западных и северных стран: «Въ Афетови же части седить русь, чюдь и вси языце: меря, мурома, всь, мордва, заволочьская чюдь, пермь, печера, ямь, югра, литва, зимигола, корсь, летьгола, либь. Ляхове же, и пруси и чюдь приседять к морю Вяряскому. По сему же морю седять варязи семо къ вьстоку до предела Симова, по тому же морю седять къ западу до земли Агаряньски и до Волошьскы. Афетово же колено и то: варязи, свеи, урмане, готе, русь, агляне, галичане, волохове, римляне, немци, корлязи, венедици, фрягове и прочии, приседять от запада къ полуденью и съседятся съ племенем Хамовомъ»[3]. В Яфетов жребий также входят «сармати, тавриани, Скуфия». На юге Средиземное море отделяет Яфетов жребий от жребия Хамова (Африки). Также можно определить границу, отделяющую Яфетов жребий на востоке от жребия Симова. В число потомков Яфета летописец включает, объединяя их под общим именем «вси языце», балтские, финские и угорские племена. Далее он пишет, что «из Руси можеть ити по Волзе в Болгары и въ Хвалисы, и на въстокъ доити въ жеребий Симовъ»[4]. Булгар и Хорезм («Хвалисы») здесь включаются в Симов жребий, из чего следует, что на востоке Европы граница между уделами Яфета и Сима проходит по линии раздела балтско-финских и тюркских племен.
Повесть временных лет вновь перечисляет балтские и финские племена при описании этнической ситуации в Русском государстве: «На Беле озере седять весь, а на Ростове озере меря, а на Клещине озере седять меря же. А по Оце реце, кде втечеть въ Волгу, языкъ свой – мурома, и черемиси свой языкъ, и мордва свой языкъ. Се бо токмо словенескъ языкъ в Руси: поляне, деревляне, новъгородьци, полочане, дьрьговичи, северо, бужане, зане седять по Бугу, послеже же волыняне. И се суть инии языце, иже дань дают Руси: чудь, весь, меря, мурома, черемись, мордва, пермь, печера, ямь, литва, зимегола, корсь, нерома, либь: си суть свой языкъ имуще, от колена Афетова, иже живуть на странахъ полунощныхъ»[5]. Мы видим, что балты и финны рассматриваются как народы, родственные славянам, но стоящие на более низкой ступени иерархии колена Яфетова и принужденные платить дань славянской Руси.
Еще более отчетливо та же мысль выражена в Летописце Переяславля Суздальского, отражающем летописный свод великих владимирских князей начала XIII в. Он в целом основывается на тексте Повести временных лет, но добавляет к нему определение подвластных Руси балтско-финских племен как «исконных данников и конокормцев от начала»: «По Белоуезероу си Весь, а на Ростове езере Меря, на Клищине езере Мряжа; а по Оце седят язык свой Мурома, и Черемиса, Мордва, языци рознии. Се бо токмо руски языкь: Словене, Поляне, Древляне, Новгородци, Полочане, Дрегвичи, Севера, Божане, еже по Боугу седять, после же Велынци назвашася. А се данници дають Руси дан: Чюд, Меря, Весь, Моурома, Черемиса, Мордва, Пермь, Печера, Имь, Литва, и сперва исконнии данници и конокормци, Зимгола, Корсь, Нерома, сиречь Жемоть, Либь»[6].
В «Слове о погибели Русской земли», написанном, по всей видимости, около 1238 г. уроженцем Переяславля Суздальского, мы находим мысль о божественном предопределении Руси повелевать как балтско-финскими племенами, так и Восточной Европой в целом: «Отселе до угоръ и до ляховъ, до чаховъ, от чахов до ятвязи и от ятвязи до литвы, до немець, от немець до корелы, от корелы до Устьюга, где тамо бяху тоймици погании, и за Дышючимъ моремъ; от моря до болгаръ, от болгаръ до буртасъ, от буртасъ до черемисъ, от черемисъ до моръдви, – то все покорено было Богомъ крестияньскому языку, поганьскыя страны, великому князю Всеволоду, отцю его Юрью, князю кыевьскому, деду его Володимеру и Манамаху, которымъ то половоци дети своя полошаху в колыбели. А литва из болота на светъ не выникываху, а угры твердяху каменые городы железными вороты, абы на них великый Володимеръ тамо не вьехалъ, а немци радовахуся, далече будуче за Синимъ моремъ. Буртаси, черемиси, вяда и моръдва бортьничаху на князя великого Володимера»[7].
Из народов жребия Симова Повесть временных лет первыми подробно представляет булгар в рассказе под 986 г. об их посольстве к русскому князю Владимиру. Целью посольства было попытаться обратить Владимира в мусульманскую веру, поэтому этот рассказ является одновременно и первым представлением на страницах русской летописи ислама. Последний описывается как религия, потакающая низменным человеческим порокам, чем и пользуются булгарские послы, пытаясь склонить сластолюбивого князя принять ее: «Приидоша болгаре веры бохъмичи, глаголюще, яко “Ты князь еси мудръ и смысленъ и не веси закона; да веруй въ законъ наш и поклонися Бохъмиту”. Рече Володимиръ: “Кака есть вера ваша?” Они же реша: “Веруемъ Богу, а Бохъмитъ ны учить, глаголя: обрезати уды тайныя, а свинины не ести, а вина не пити, и по смерти съ женами похоть творити блудную. Дасть Бохъмить комуждо по семидесятъ женъ красенъ, и избереть едину красну, и всехъ красоту възложит на едину, и та будеть ему жена. Зде же, рече, достоить блудъ творити всякый. На семъ же свете аще будет кто убогъ, то и тамо, аще ли богатъ есть зде, то и тамо”. И ина многа лесть, еяже нелзе писати срама ради. Володимиръ же слушаше ихъ, бе бо самъ любляше жены и блужение многое, и послушаше сладъко. Но се бе ему не любо: обрезание удовъ и о неядении свиныхъ мясъ, а о питьи отинудь рекъ: “Руси веселье питье, не можемъ безъ того быти”»[8].
Вслед за булгарскими послами к Владимиру прибывает греческий философ, который укрепляет князя в его неприятии ислама: «По семъ прислаша греци къ Володимиру философа, глаголюще сице: “Слышахомъ, яко приходили суть болгаре, учаще тя приняти веру свою. Ихъ же вера оскверняеть небо и землю, иже суть прокляте паче всехъ человекъ, уподобльшеся Содому и Гомору, на няже пусти Богъ каменье горущее и потопи я, и погрязоша, яко и сихъ ожидаеть день погибели ихъ, егда придеть Богъ судити на землю и погубити вься творящая безаконье и скверны деющая. Си бо омывають оходы своя, поливавшеся водою, и въ ротъ вливають, и по браде мажются, наричюще Бохмита. Тако же и жены ихъ творят ту же скверну и ино же пуще: от совокупления мужьска вкушають”. Си слышавъ, Володимиръ плюну на землю, рекъ: “Нечисто есть дело”»[9].
Описывая события полуторастолетней давности, автор Повести временных лет, несомненно, выражал взгляды своих русских современников. А это значит, что в начале XII в. на Руси господствовало мнение, что ислам – это вера, которая «оскверняет небо и землю», а ее приверженцы «прокляты паче всех человек». Причем отвращение к исламу испытывалось не только на идеологическом, но и на физиологическом уровне, о чем свидетельствуют баснословные рассказы о религиозных обрядах мусульман.
Убежденность в том, что подобные обряды действительно существовали у мусульман, была на Руси широко распространена, о чем свидетельствует ее отражение в целом ряде древнерусских письменных памятников. Наиболее примечательный из них носит полное название «Слово святого Григория, изобретено в толцех о том, како первое погани суще языци кланялися идолом и требы им клали; то и ныне творят» и датируется разными исследователями периодом от XI до XIV в. В основе его лежит славянский перевод Слова св. Григория Богослова на Богоявление, посвященного обличению античного язычества. Русский автор или авторы добавили к нему обличение иных языческих вер, к которым они причисляли и ислам. Его тема затрагивается в «Слове» три раза.
Во-первых, в ряду того, что надлежит отвергать правоверным христианам, упоминается имя мусульманского пророка: «Мы же сихъ, чада, отмьщемся нечестивыя жьртвы: дьяволя служения и кладения требъ, критьскаго оканьнаго учителя, Моамеда проклятаго срачиньскаго жерца»[10]. Вслед за этим приводится уже известное нам по Повести временных лет описание исламских обрядов булгар: «От фюфильскихъ же и отъ араитьскыхъ писании научьшеся болгаре, отъ срамныхъ удъ истекающюю сквьрну вкушають [рекуще, яко тем вкушениемь очищаются греси]. И суть всехъ языкъ сквьрнеише и проклятеише»[11]. Наконец, объясняется происхождение этих обрядов. Оказывается, Коран повествует, что Осирис родился через задний проход и из-за этого был провозглашен богом. В память об этом арабы, булгары, туркмены и все прочии мусульмане омывают себе задние проходы водой, а потом эту воду пьют: «Того же Осирида скажеть книга лъживая и сквьрньная срачиньскаго жьрца Моамеда и Бохмита проклятаго, яко нелепымъ проходомъ проиде, рожаяся, того ради и богомъ его нарекоша. И от толе начаша мыти гузице срацини, и болгаре, тьркмени, и олико ихъ есть въ вере тои, и омытье то въливають в рътъ»[12].
Баснословность подобных рассказов для нас не имеет никакого значения, потому что мы рассматриваем здесь не ислам как таковой, а отношение к нему и к исповедующим его народам в древнерусском государстве. Как уже очевидно, отношение это было крайне отрицательным. При этом идеологические мотивы были неразрывно связаны с генеалогическими, т.е. этническими. Ислам был верой жребия Симова, как христианство было верой жребия Яфетова. Важные подробности древнерусских представлений о происхождении мусульманских народов содержатся в статье Повести временных лет под 1096 г., повествующей о половецком нашествии на Киев. Помимо вполне традиционного возведения сарацин к Измаилу в ней утверждается, что хорезмийцы и булгары являются потомками сыновей Лота Моава и Аммона, рожденных от него его собственными дочерями: «сынове бо Моавли – хвалисе, а сынове Амоновы – болгаре, а срацини от Измаила… Темьже хвалисе и болгаре суть от дщерью Лотову, иже зачаста от отца своего, темже нечисто есть племя ихъ»[13]. Таким образом, нечистота ближайших к Руси мусульманских народов обосновывается не только их религией, но и их происхождением.
Господство в Русском государстве подобных взглядов должно было если не полностью исключить, то по крайней мере свести к минимуму любые этнические контакты между русскими людьми и народами жребия Симова. Прямой запрет на подобные контакты был введен законодательно на государственном уровне уже в XI в. Церковным уставом Ярослава Мудрого. 19-я статья Устава гласит: «Аще жидовин или бесерменин будет с рускою, на иноязычницех митрополиту 50 гривен, а рускую поняти в дом церковныи»; 51-я статья: «Аще кто с бесерменкою или съ жидовкою блоуд створитъ, а не лишится – церкви отлучится и христьян, а митрополиту 12 гривенъ»[14]. Как видим, русскую женщину, вступившую в половую связь с иудеем или мусульманином, надлежало навечно заточить в монастырь, а русскому мужчине, вступившему в половую связь с мусульманкой или иудейкой, грозило отлучение от церкви.
Запреты на контакты, в которые с русскими могли вступать восточные народы – по определению летописца, «Болгаре и Жидове и вся погань»[15], распространялись и на пищевую сферу. Русским строго запрещалось употреблять блюда и напитки, приготовленные иноверцами, неприготовленные же продукты разрешалось употреблять только после их очищения. Вот несколько примеров. 122-я статья «Заповеди ко исповедающимся сыном и дщерям» гласила: «Аще кто вкусить что снедно жидовско, или болгарьска, или срачиньска, а не ведая, постъ 8 дни, а поклонъ какъ ему отець оукажеть, аще ли ведая, то 2 летъ»[16], 19-я статья Правила из Схоластиковой кормчей: «Аще кто въкоусить погана хлеба или мяса, любо жидовьска, или водоу исъ сосуда ихъ пиеть, 3 дни да поститься»[17], 27-я статья «Правила с именем Максима»: «Аще жидовинъ испечетъ хлеб сам и принесет ли мед, не прияти от него. Аще ли поперъ или рыбу, то, измывше, молитва створити»[18] и т.д.
Наряду с распространенной точкой зрения на происхождение мусульман от Сима в древней Руси бытовало и мнение об их происхождении от Хама. Его мы, в частности, встречаем в Сокращенной Палее русской редакции. Этот памятник, излагающий историю человечества согласно библейским и апокрифическим источникам, был составлен в XIII-XIV вв. на основании греческого оригинала с многочисленными дополнениями. В частности, в нем излагается история о благословении Ноем Сима и Яфета и проклятии им Хама. Повествование следует библейскому оригиналу, но с существенным дополнением: «И бяхоу сынове Ноеви, сына Аламехова, Симъ, Хамъ, Афетъ разплодишася по земли. И начатъ Нои делати землю. Насади виноградъ и испивъ Нои вина отъ плодовъ своих и упився возлегъ спати и обнажися в домоу своемъ. И видевъ сынъ Ноевъ Хамъ отець Ханаоновъ обнажение отца его Ноа и шед Хамъ возвести обема братом своим. Симъ же и Афетъ вземше ризу на обе раме свои и идоста опакы и покрыста наготоу отца своего и лицем же своим опакы зря и не виде наготы отца своего. Истрезви же ся Нои от вина. Разумевъ Нои сотвори ему сынъ средни зло. Сынъ же старшеи и меншеи сотвори ему угодно. И рече Нои: Благословенъ Господь Богъ Симовъ и Афетовъ. Проклятъ боуди Хамъ. Рабъ буди братома своима. И распространит Богъ Сима и Афета. Хамово же племя разделися во все поганьскыа языкы. Приаша веру Бахметчю иже оскверни землю. Их же Нои намени холопи. Иже холопи быша верою. Веровавше в жидовьского холопа Бахмета»[19]. Выделенный отрывок отсутствует в Библии и греческом оригинале Палеи, из чего следует, что он был добавлен русским автором и отражает взгляды, бытовавшие на Руси. Согласно этим взглядам, последователи ислама являются потомками Хама, расселившимися среди языческих народов. Будучи в силу проклятия Ноя наследственно предрасположенными к рабству, они приняли веру, основатель которой Мухаммад был рабом евреев.
Впрочем, более распространенный в древней Руси взгляд на происхождение мусульман от Сима также предполагал их рабское положение, поскольку возводил их к Измаилу и его матери Агари, рабыни Сарры (отсюда распространенное в средневековых русских текстах именование мусульман измаильтянами и агарянами). Эта история подробно излагается уже в самом раннем памятнике русской словесности – «Слове о законе и благодати» митрополита Иллариона (между 1037 и 1050 гг.), где, впрочем, раба Агарь представлена как прообраз иудейства, а свободная Сарра – как прообраз христианства: «Образъ же закону и благодети Агаръ и Сарра, работнаа Агаръ и свободнаа Сарра… Роди же Агаръ раба от Авраама, раба робичишть, и нарече Авраамъ имя ему Измаилъ… По сихъ же видевши Сарра Измаила, сына Агариина, играюща съ сыномъ своимъ Исаакомъ, и ако приобиденъ бысть Исаакъ Измаиломъ, рече къ Аврааму: “Отжени рабу и съ сыномъ ее, не имать бо наследовати сынъ рабынинъ сына свободныа”… И отгнана бысть Агаръ раба съ сыномъ ея Измаиломъ, и Исаакъ, сынъ свободныа, наследникъ бысть Аврааму, отцу своему. И отгнани быша иудеи и расточени по странам, и чяда благодетьнаа христиании наследници быша Богу и Отцу»[20].
Нужно полагать, что именно убеждение в происхождении мусульман от рабских колен Хама или Сима обусловило решительное отличие в отношении древнерусского законодательства к мусульманским пленным в сравнении с христианскими: «Если Россия могла приложить к христианским государствам – Литве, а потом Швеции те начала, которые были выработаны в отношениях Русских княжеств, то никак не могла сделать того и относительно Татар. Это были бусурмане, варвары, с которыми вечная война. Все усилия наших Царей направлены к тому, “чтобы рука христианская высилась над бесерменством”. Борьба должна была кончиться покорением Россией Татар. Поэтому на пленных мусульманах нет этого характера срочного рабства… Уложение [Царя Алексея Михайловича] постановило относительно пленных мусульман, принимающих православие: 1) Если они принадлежат православным, то остаются в их владении, но владельцы не могут их продавать, а могут только поступаться по добродетели безденежно (Улож. гл. XX, ст. 97). Если они принадлежат Русским подданным неправославным христианам и нехристианам, то получают свободу, заплатя 15 рублей владельцу (Улож. гл. XX, ст. 71). Вообще пленный мусульманин, бывший в частном владении и непринявший православие был в полном рабстве по Уложению (Улож. гл. XX, ст. 99, 100)»[21].
Однако потомками Измаила в древней Руси считались не только мусульманские народы, но и тюрки-язычники. Как было сказано выше, иранские племена – «сармати, тавриани, Скуфия» – причисляются Повестью временных лет к колену Яфета. В отличие от них, тюркские племена южнорусских степей причисляются через Измаила к колену Сима. Впервые об этом говорится в статье Повести временных лет., рассказывающей о разгроме Печерского монастыря половцами в 1096 г: «Въ 20 того же месяца, въ день пятокъ, въ час 1 дне, прииде второе Бонякъ безбожный, шолудивый, отай, хыщникъ, къ Киеву внезапу, и мало в городъ не вогнаша половци, и зажгоша болонье около города, и увратишася на монастыре, и пожгоша манастырь Стефанечь, деревне и Германечь. И приидоша на манастырь Печерьскый, намъ сущимъ по кельямъ почивающимъ по заутрени, и кликоша около манастыря и поставиша 2 стяга предъ вороты манастырьскыми, намъ же бежащимъ задомъ монастыря, а другимъ убегшимъ на полате. Безбожнии же сынове Измаилеви высекоша врата манастырю и устремишася по кельямъ, высекающе двери, изношаху, еже аще обретаху у кельи… Убиша бо от братья нашея неколько оружьемь безбожьнии сынове Измаилеви, пущении на казнь хрестьяномъ»[22].
Далее летописец останавливается на происхождении кочевых тюркских племен подробнее: «Ищьли бо си суть от пустыня Етривьския, межи въстокомъ и северомъ, ишьло же есть ихъ коленъ 4: торкмене, и печенези, торци, половьце. Мефедий же свидительствуеть о нихъ, яко 8 коленъ пробегле суть, егда исече я Гедеонъ: осмь ихъ бежа в пустыню, а 4 исече… Измаилю роди 12 сына, от нихъже суть торъкмени, печенези, и торци и половци, иже исходят от пустыне»[23]. Мефодий, на которого здесь ссылается русский летописец, – это живший в III-IV вв. епископ города Патар в Ликии, которому приписывалось широко распространенное в христианском мире Откровение. В книге Мефодия повествуется об истории мира от сотворения до второго пришествия Христа, разделенной на семь периодов по тысяче лет каждый. Особую роль Откровение Мефодия Патарского отводит происшедшим от Измаила племенам мадианитян. Разбитые израильским судьей Гедеоном и бежавшие в Етривскую пустыню, они должны были вернуться оттуда в последнее, седьмое тысячелетие. Именно с этими народами и были отождествлены на Руси языческие тюркские племена, подвергавшие набегам южнорусские земли.
При этом необходимо заметить, что понятия язычества и ислама в древней Руси четко не разграничивались, а скорее ислам считался одной из разновидностей язычества. Восточные народы – как мусульманские, так и языческие, одинаково причислялись к потомкам Измаила. Повесть временных лет противопоставляет половцев христианской Руси как язычников: «Якоже се и ныне при насъ половци законъ держать отець своихъ: кровь проливати, а хвалящеся о семъ, и ядуще мертвечину и всю нечистоту, хомякы и сусолы, и поимають мачехы своя и ятрови, и ины обычая отець своихъ. Но мы же, християне, елико земль, иже верують въ святую Троицю, и въ едино крещение, и въ едину веру, законъ имамъ одинъ, елико в Христа крестихомъся и въ Христа облекохомся»[24]. В то же время в Летописце Переяславля Суздальского мы находим подобное же противопоставление, но в нем половцы уже выступают как мусульмане: «Якож и Половци законъ Магметевъ дръжать: кровъ пролиати ради и хвалящеся о семъ, и ядуще мертвечину и всю нечистоту, хомеки и сусолы, и поимают мачехи своя и ятрови, и оходы женъ подмывающе и въкушають, обычай очь имуть. Мы же христиани, елико земель, иже верують въ святоую Троицю, въ едино крещение, въ Христа крестихомься»[25].
Войны, которые вела Русь с народами жребия Симова, имели одновременно характер национальный и религиозный. Приведем из Повести временных лет описание наиболее крупного похода русских князей против половцев, состоявшегося в 1111 г.: «Поидоста на половце Святополкъ съ сыномъ, Ярославъ, и Володимеръ съ сынми, и Давыдъ со сыномъ. И поидоша, возложивше надежю на Бога и на пречистую матерь его, и на святыя ангелы его. <…> И оттудо идоша Върьскла, ту же завътра, въ среду, хрестъ целоваша и възложиша всю свою надежю на хрестъ со многими слезами. И оттуде приидоша многи реки въ 6 неделю поста, и поидоша к Донови въ вторникъ. И оболичишася во броне, и полки изрядиша, и поидоша ко граду Шаруканю. И князь Володимеръ пристави попы своя, едуче предъ полкомъ, пети тропари и коньдакы хреста честнаго и канунъ святой Богородици. <…> В пятницю завътра, месяца марта въ 24 день, собрашася половци, изрядиша половци полки своя и поидоша к боеви. Князи же наши, възложише надежю свою на Бога, и рекоша: “Убо смерть намъ зде, да станемъ крепко”. И целовашася другъ друга, възведше очи свои на небо, призываху Бога вышняго. И бывшю же соступу и брани крепце, Богъ вышний возре на иноплеменникы со гневомъ, падаху предъ хрестьяны. И тако побежени быша иноплеменьници, и падоша мнози врази наши, супостати, предъ рускыми князи и вои на потоце Дегея. И поможе Богъ рускымъ княземъ. И въздаша хвалу Богу въ тъ день. И заутра, суботе наставше, празноваша Лазарево въскресенье, Благовещенья день, и похваливше Бога, проводиша суботу, и в неделю приидоша. Наставшю же понеделнику страстныя недели, паки иноплеменници собраша полки своя многое множество, и выступиша яко борове велиции и тмами тмы. И оступиша полкы рускыи. И посла Господь Богъ ангела в помощь русьскымъ княземъ. <…> И падаху половци предъ полкомъ Володимеровомъ, невидимо бьеми ангеломъ, яко се видяху мнози человеци, и главы летяху, невидимо стинаемы на землю. И побиша я в понедельникъ страстный, месяца марта въ 27 день. Избьени быша иноплеменнице многое множество на реце Салнице. И спасе Богъ люди своя. Святополкъ же и Володимеръ, и Давыдъ прославиша Бога, давшаго имъ победу таку на поганыя, и взяша полона много, и скоты, и кони, и овце, и колодниковъ много изоимаша рукама. И въпросиша колодникъ, глаголюще: “Како васъ толка сила и многое множество не могосте ся противити, но воскоре побегосте?” Си же отвещеваху, глаголюще: “Како можемъ битися с вами, а друзии ездяху верху васъ въ оружьи светле и страшни, иже помагаху вамъ?” Токмо се суть ангели, от Бога послани помогатъ хрестьяномъ. Се бо ангелъ вложи въ сердце Володимеру Манамаху поустити братью свою на иноплеменникы, русьскии князи»[26]. Примечательно, что данное предприятие русских князей имело характер в прямом смысле крестового похода, при этом противники Руси постоянно именуются иноплеменниками, т.е. подчеркивается их национальная чуждость.
Такой же характер крестовых походов имели войны русских князей против мусульманских булгар, например, поход Андрея Боголюбского в 1164 г.: «Иде князь Андреи на Болгары с сыномъ своимъ Изяславомъ и с братомъ своимъ Ярославомъ и с Муромьскымъ княземъ Гюргемъ. И поможе имъ Богъ и святая Богородица на Болгары – самехъ исекоша множьство, а стягы ихъ поимаша, и одва в мале дружине оутече князь Болгарьскыи до Великаго города. Князь же Ондреи воротися с победою, видевъ поганыя Болгары избиты, а свою дружину всю сдраву. Стояху же пеши съ святою Богородицею на полчище подъ стягы. И приехавъ до святое Богородици [и до пешець] князь Андреи с Гюргемъ и со Изяславомъ и съ Ярославомъ и со всею дружиною, оудариша челомъ передъ святою Богородицею [и почаша целовати святоу Богородицю] с радостью великою и со слезами, хвалы и песни въздавающе еи. И шедше взяша градъ ихъ славныи Бряхимовъ, а переди 3 городы ихъ пожгоша. Се же бысть чюдо новое святое Богородици Володимер[с]кое, юже взялъ бяше с собою благоверныи князь Андреи и принесъ ю с славою [и] постави ю въ святеи Богородице Володимери в Золотоверсеи, идеже стоить и до сего дне»[27].
Более подробно этот поход описывается в рассказе об установлении на Руси праздника Покрова Пресвятой Богородицы: «Месяца авгоуста въ 1 день праздноуемъ всемилостивому Христу Богоу нашемоу и пречистей его матери. Ведети есть о сем нам возлюбленнаа братиа пантократорныи день милости Божиа праздноуемъ. Благочестивому и верномоу царю нашемоу князю Андрею оуставившоу се праздновати со царем Маноуилом повелениемъ Лоуки патриарха и митрополита Костянтина всея Роуси и Нестера епископа Ростовьскаго. Маноуилоу царю мирно в любви и братолюбии живоущу съ благочестивымъ княземъ нашимъ Андреем слоучися имъ въ единъ день изити на брань, ономоу изо Царяграда на Срацины, а сему из Ростова на Болгары. Обычай же имеаше князь Андреи егда к воеви идяхоу всегда чистою душею и иконоу владычица нашеа Богородица приснодевыа Мариа и Крестъ прозвитера два въ священных ризах ношахоу и тоу прииметь от святых таинъ плоти и крови Господня и соущии с ним глаголя се: Владычице Богородице родивши Христа Бога нашего оуповааи на тя весь не погибнеть. Азъ рабъ твои имею тя стеноу и покровъ и Крестъ Сына твоего ороужие на брани обоюду остро и огнь опаляа лица противных наших хотящих с нами брани. И падоша вси на коленоу пред святою Богородицею со слезами целоующе. И взяша четыри городы Болгарьскиа и Бряхимовъ в Каме и воротився от сеча вси и видеша лоуча огнены от иконы Спаса нашего владыки и Бога и весь полкъ его открытъ он же воротився опять и попали городы огнемъ и положи землю ту поустоу а прочии городи осади дань платити. Тож видение Маноуилъ царь тамо виде въ единъ день августа въ 1 праздновати оуставиша милости божиа человеколюбиа яко же рече пророкъ его же хощю помилоую помилованъ боудеть и ныне владыко тако покры вся люди роусскиа земля оуповающаа на тя темъ вси припадаем ти»[28].
Заметим, что автор рассказа проводит прямую параллель между походом русского князя Андрея на булгар и походом греческого царя Мануила на сарацин, т.е. представляет их как усилия в общей борьбе христианских яфетических народов против мусульманских народов удела Симова. При этом представление о единстве христиан-яфетитов не ограничивалось только православными, но распространялось также и на католиков. Наиболее ярко это отражено в рассказе о Третьем крестовом походе, помещенном в Ипатьевской летописи под 1190 г.: «В то же лето иде цесарь немецкыи со всею своею землею битися за гробъ Господень. Проявилъ бо бяшеть ему Господь ангеломъ, веля ему ити. И пришедъшимъ имъ и бьющимся крепко с богостудными тыми агаряны. Богу же тако попустившу гневъ свои на весь миръ, зане исполнися злобъ нашихъ вся земля. И си вся наведе на ны грехъ ради нашихъ, – во истину судъ створи, и правы судбы его, – и преда место святыня своея инемъ, иноплеменьникомъ. Сии же немци, яко мученици святии, прольяша кровь свою за Христа со цесари своими. О сихъ бо Господь Богъ нашь знамения прояви: аще кто от нихъ в брани от иноплеменьныхъ убьени быша, и по трехъ дьнехъ телеса их невидимо из гробъ ихъ ангеломъ взята бывахуть. И прочии, видяще се, тосняхуться пострадати за Христа. О сихъ бо воля Господня да сбысться и причте я ко избраньному своему стаду, в ликъ мученицкыи. Се бо створи Господь за грехы наша, казня всь миръ и пакы обращая, яко же сгрешихомъ, и безаконьновахомъ, и не оправдихомъся пред нимь. Кто бо свесть умъ Господень и таиная его творения кто весть?»[29]. С точки зрения русского летописца, немцы ведут общую с русскими борьбу против иноплеменников-агарян, которые в 1187 г. захватили Иерусалим: «Во дни наша преда Господь градъ Ерусалимъ святы беззаконьнымъ темь агаряномъ»[30]. Как и Владимира Мономаха в 1111 г., немецкого императора Фридриха Барбароссу побуждает выступить в крестовый поход ангел Господень. Западные христиане для автора записи в Ипатьевской летописи включаются в понятие «мы», что отражает убеждение в единстве яфетического христианского мира в противостоянии мусульманским семитическим народам.
[1] Библиотека литературы Древней Руси, далее БЛДР. Т. 1. СПб., 1997. С. 62, 64.
[2] Там же. С. 64.
[3] Там же. С. 62, 64.
[4] Там же. С. 66.
[5] Там же. С. 68.
[6] Чтения в Обществе истории и древностей Российских, далее ЧОИДР. Книга 4. М., 1898. С. 9.
[7] БЛДР. Т. 5. СПб., 2000. С. 90.
[8] БЛДР. Т. 1. С. 132.
[9] Там же. С. 134.
[10] Памятники древне-русской церковно-учительной литературы. Под ред. А.И. Пономарева. Вып. 3. СПб., 1897. С. 232.
[11] Там же. С. 233, 231.
[12] Там же. С. 233.
[13] БЛДР. Т. 1. С. 264.
[14] Древнерусские княжеские уставы 11-15 вв. М., 1976. С. 88, 90.
[15] Ипатьевская летопись. Полное собрание русских летописей, далее ПСРЛ. Т. 2. Стб. 591.
[16] Смирнов С.И. Материалы для истории древнерусской покаянной дисциплины // ЧОИДР. Книга 3. М., 1912. С. 126.
[17] Там же. С. 134.
[18] Там же. С. 53.
[19] Книга бытиа небеси и земли (Палея Историческая) с приложением Сокращенной Палеи русской редакции. Труд Андрея Попова // ЧОИДР. Книга 1. М., 1881. С. 14-15.
[20] БЛДР. Т. 1. С. 28, 30.
[21] Лохвицкий А.В. О пленных по древнему русскому праву (XV, XVI, XVII века). М., 1855. С. 3-4, 14-15.
[22] БЛДР. Т. 1. С. 262, 264.
[23] Там же. С. 264.
[24] Там же. С. 72.
[25] ЧОИДР. Книга 4. М., 1898. С. 11.
[26] БЛДР. Т. 1. С. 298, 300.
[27] Лаврентьевская летопись. ПСРЛ. Т. 1. Стб. 352-353.
[28] Забелин. Ив. Следы литературного труда Андрея Боголюбского // Археологические известия и заметки, издаваемые Императорским Московским Археологическим Обществом. № 2-3. М., 1895. С. 46-47.
[29] Ипатьевская летопись. ПСРЛ. Т. 2. Стб. 667-668.
[30] Там же. Стб. 655.
См. тж.:
https://www.litres.ru/sergey-petrov-11700776/moskva-protiv-ordy-duzhina-nozhey-v-spinu-evraziystvu/