Номен Нескио "Согнутые люди"
Было очень странно видеть спешащую женщину на территории городского кладбища. Это просто явно бросалось в глаза, тем более, что в таких местах жизнь словно замирала. Некий портал в иное состояние. Провожающие в последний путь доходят до определённой черты и остаются в этом мире, потом расходятся в скорбном молчании. Время, описываемое мной, уже было довольно поздним для ритуалов и даже для посещений могил близких, но она спешила, хотя было заметно, что сдерживает быстрый шаг иногда переходящий почти на бег, чем удивила кладбищенского сторожа, что попался ей на встречу. Он отошёл в сторону, пропуская женщину, и даже для чего-то снял с себя шапку. Но она совершенно не обратила на него внимания и вскоре скрылась, повернув на аллею с главной дороги.
Опустившийся вечерний мрак и огромные деревья делали картину в какой-то степени завораживающей и пугающей. В такое время суток люди стараются не посещать кладбища. Пробираясь между оградками она остановилась, словно наткнулась на невидимую стену и прикрыла лицо рукой что бы не вскрикнуть. В какой-то момент она ухватилась за высокую ограду что бы не упасть. Постояв немного, она медленно стала приближаться к огороженной могиле, на которой стоял большой могильный камень с надписью «Гареева Мария Марковна, 2000г.- 2016г.» и «Гареев Марк Васильевич, 1963г.- 2016г.». Внутри ограды на скамье перед поминальным столиком спиной к женщине сидел мужчина. На столе лежал букет гвоздик. Мужчина не шевелился. Открыв калитку, она осторожно приблизилась, и медленно протянула руку, положив её на его плечо.
- Здравствуй, Тая,- тихо произнёс он.
Она совершенно не узнала его голос и отдёрнула руку, вновь прикрыв рот, чтобы не закричать. Придя в себя, она наконец-то вымолвила:
- Господи…, Марк…, это ты….
- Как видишь это я…,- ответил мужчина.
- Цветы…,- тихо произнесла женщина.
Он кивнул головой и ответил:
- Да, цветы…, это Маше….
Она так и стояла у него за спиной, что было сил сжав зубами кончик платка, чтобы не дать волю нахлынувшим чувствам.
Вдохнув воздуха, сквозь комок в горле она спросила:
- Но зачем, Марк. Зачем всё это?
- Так было нужно, Тая. Поверь мне.
- Нужно кому, Марк,- спросила Таис, вытирая платком слёзы, катившиеся крупными каплями.
Мужчина помолчал и, кивнув головой в сторону камня, ответил:
- Ему…, более чем кому бы то ни было.
Она провела ладонью по его голове и, наклонившись, вдохнула запах волос, затем медленно обойдя столик, села напротив, глядя ему в глаза. Из всего узнаваемы были только глаза. Лицо мужчины принадлежало совершенно другому человеку ей неизвестному, но, тем не менее, это был Марк…, её Марк.
- Ты стал носить бороду…, я помню, ты таким приехал из Чечни…. Дай мне свою руку,- попросила она.
- Я пригласил тебя, что бы попрощаться,- сказал он, словно не слыша её,- Вот деньги…, это тебе. Убери их сразу.
Он достал внушительный конверт и протянул ей. Своей ладонью она накрыла его руку и, не отрывая глаз, спросила:
- Господи, за что мне всё это? Марк…, почему попрощаться. Ты жив и я рада, я просто счастлива!
- Меня нет, Тая. Увидеть тебя- это моя слабость. Я не должен был этого делать. Прости меня.
- Зачем, Марк…?- произнесла она сквозь слёзы.
- Ты знаешь, сначала я запоем читал твои смс-ки, потом мне так захотелось услышать тебя и я набирал твой номер. Ты отвечала, но потом или бросала трубку или молчала. И вот я захотел увидеть тебя. Это слабость…. Даже не знаю, правильно ли я поступил.
- Какой ты молодец,- перебила его Таис,- Ты знаешь, я всегда знала, что ты способен на поступок и вот теперь со дня смерти нашей дочки я, наверное, первый раз чувствую себя счастливой что ли…. Мне казалось, что я не выдержу, Маша…, потом ты…, что происходит, Марк? И вот ты жив, я вижу тебя. Прошу, больше не оставляй меня.
Он поднял голову, взглянул на супругу и указав рукой на скамью произнёс:
- Ты присядь рядом, Тая…. Присядь….
Она схватила его за руку, словно опасаясь, что он может исчезнуть и села, придвинувшись почти вплотную.
- Ты знаешь, я до сих пор не могу поверить, что всё это происходит со мной.
- Тем не менее, тебе придётся признать, что это реальность…, но как только мы уйдём отсюда, ты должна, ты обязана всё забыть. Обещай мне!
- Нет, Марк! Я прошу тебя…, я хочу попросить тебя…. Ты сказал «мы»?
- Да…, из оградки мы выйдем вместе.
- Я хочу…,- она словно запнулась…,- Дай мне выпить? Ведь у тебя есть?
Он полез во внутренний карман и не торопясь достал большую плоскую фляжку.
- У меня водка…, ты никогда не пила её.
- Налей,- решительно перебила она его.
Марк встряхнул фляжкой, и произнёс:
- Мне не во что наливать. А в крышечку невозможно. Давай просто посидим ещё немного и помолчим.
Какое-то время они сидели молча. Она старалась чувствовать его локтем, словно страшась, что он может исчезнуть. Как же трудно было поверить ей, что всё это происходит с ней, наяву.
Вздохнув, она уронила голову на руку и спросила:
- Скажи мне…, скажи…,от чего ты не спрашиваешь как я жила без…, как я жила одна.
- Мёртвые…,- Марк тщательно подбирал замену слову «срам», которое звучало в этой поговорке, и продолжил,- Мёртвые спроса неймут.
Она взглянула на супруга и произнесла:
- Если учесть, что ты способен переделывать жизни и судьбы, то менять общепринятые истины тебе ничего не стоит. Ты не удивил меня.
Её трясло. Она достала из сумочки пачку сигарет и безуспешно пыталась зажечь зажигалку. Марк осторожно взял её и чиркнул кремнем, давая прикурить. Она в несколько затяжек буквально испепелила сигарету и тут же от окурка прикурила следующую.
- Ты знаешь…, один человек ухаживал за мной…, вернее пытался это делать. И вот…, там был корпоратив…, девчонки настояли, что бы я пришла. Ты осуждаешь меня, Марк…?
Она замолчала. Так и сидела какое-то время, не поднимая головы.
- Зачем ты мне рассказываешь всё это?- спросил он.
- У меня был мужчина…, вернее сказать, он был у нас в доме…, то есть у меня…, в нашем…, он пришёл после вечеринки со мной,- сбивчиво произнесла она,- В какие-то секунды я была готова…, в общем, у нас ничего не получилось, и я попросила его оставить меня в покое, и мне показалось, что он понял. Я предложила ему переночевать, отдельно конечно, но он ушёл, и я опять осталась одна. А потом…, потом я просто не смогла уже делать операции….
- Да, я знаю, мне сказали, что ты больше не работаешь.
- Я на пенсии, Марк. Выслуга позволяет, а ходить на службу я больше не могу.
Он молчал. Она спросила:
- Ты осуждаешь меня? Марк, ни один мужчина не притронулся ко мне после тебя. Ты верь мне просто. Своим молчанием ты обижаешь меня. Скажи мне что-нибудь. Ну, только не молчи.
Он медленно поднялся со скамейки и, взяв букет, подошёл к могилкам. Она смотрела на него, ожидая хотя бы слова. Положив цветы на землю, не вставая с колен, он осторожно стал гладить могильный холмик.
- Марк,- почти шёпотом позвала она его,- Её больше нет…, нашей Маши нет, Марк. И тебя нет…, и я совсем одна….
- Я уезжаю, Тая…,- произнёс он.
Она словно споткнулась на полуслове, а затем, мотая головой, тихо произнесла:
- Нет, нет…, Марк, прошу тебя. Ты не сделаешь так. Я понимаю, сердце твоё ожесточилось….
- Так надо…,- ответил он.
- Ты уезжаешь к другой женщине?
- Я уезжаю в другой мир, в другую жизнь, там нет места другой женщине, в этой жизни для меня всё кончено.
Она поднялась со скамьи и присела рядом за его спиной, обняв его за плечи:
- Марк, возьми меня с собой.
- Тот, кого ты знала раньше, теперь преступник. Я не смогу обманывать тебя, а ты не сможешь жить.
- Да пойми ты, я смогу…, я всё смогу.
- Тая, я убил чудовище. Я убил человека….
- А ты изменился. Куда подевался тот Марк, жёсткий, расчётливый…, тот Марк, которого я полюбила когда-то. А теперь я вижу перед собой сломленного мужчину, вслух рассуждающего, правильно ли он поступил.
Он молчал, сжимая до белых костяшек кулаки. Ей нестерпимо захотелось разозлить его, но более всего вернуть своего супруга, уверенного, сильного, того Макса, с которым была счастлива.
- Ведёшь себя как «голубоватый» герой из мелодрам…. Человека он убил…, а ведь до этого ты не считал, сколько раз стрелял? А там, на войне тоже не считал?
Сквозь нависшие кроны деревьев стал пробиваться холодный мелкий дождь.
- Мы справимся, если будем вместе,- не унималась она,- Только скажи, как мне убедить тебя? Господи, Марк, не бросай меня, умоляю, только не бросай. Я не смогу жить, зачем ты тогда появился? Зачем…? Это жестоко….
Она зарыдала. Посидев немного, он повернулся и обнял её, тихо прошептав:
- Ты никогда не простишь, ни меня, ни себя, если отправишься со мной. Я так поступаю лишь от любви к тебе. Всё будет хорошо.
- Да пойми ты,- перебила она мужа,- Не может мне быть хорошо без тебя. Хотя бы во имя памяти нашей дочери не оставляй меня. Зачем ты так жесток со мной, Марк?
Они даже не заметили, как к ним приблизился смотритель кладбища. Негромко кашлянув, что бы привлечь к себе внимание он произнёс:
- Я извиняюсь…, но есть правила. У нас тут устав. Кладбище закрывается и находиться на территории не положено, если конечно у вас имеются серьёзные обстоятельства.
- Вы простите нас,- произнесла Таис.
- Ну что вы. Я вижу, что вы люди порядочные, а не какие шалопутные. Горе у вас. Но вы как соберётесь, я вам ворота и открою, а так, простите, если помешал.
- Как твоё имя?- спросил Марк.
- Симон, вернее Семёнов Олег Григорьевич,- ответил смотритель,- Так вот и зовут.
- Симон, значит так.
- Ну да….
- Послушай…. Каждый месяц ты будешь получать деньги, но тебе нужно будет присматривать за этой могилкой.
- А это я понимаю, тов…, то есть господа посетители. Вы не переживайте, я человек не пьющий. Моя жёнка почила, так я к ней поближе перебрался, вот с тех пор и не пью, да ни как меня Боженька не приберёт. Видно сберегает для таких дел вот уж годов пятнадцать. А денег не надо, но коли ссудите чуток, так лишнее не будет. Я вот смотрю, вроде как девчушка тут упокоена, а рядом кто ж?
- Рядом отец!- ответил Марк, от чего Таис вздрогнула.
- А вы, значит по- родственному?
Марк и Таис переглянулись, но казалось, что смотрителя понесло так, что он совершенно потерял интерес к этой паре, пустившись в свои рассуждения.
Опустившись на скамейку соседнего участка, он достал сигарету и, закурив, продолжил:
- Эт я понимаю. Горе конечно когда детишки так рано уходят, одним словом ангелы. Так я им цветков живых буду носить. У меня тут небольшой цветник, моя заноза жутко любила цветы, так ей и выращиваю, но если поделю, то она меня не заругает. Иногда не могу спать, так вот и хожу по аллеям. Тихо тут, а там суета. А денег мне, на семена да удобрение сгодятся. Я вообще хочу поставить маленькую оранжерею, а хозяину всё некогда, но материал кое какой я уже приготовил. Но он разрешит, меня не обижать не станет. Он хоть человек молодой, да и прыти в нём много, всё чего-то бегает, суетится. Так что пока делов и на этом свете у меня достаточно. Телефончик свой оставьте, то есть номерок. Если что надо, так связь будет, может какое указание. Разве что мне на краску когда понадобиться, оградку подкрасить или что поправить, если позволите. Я так скажу, грех на мне большой, вот и не могу я денег брать себе. Поймите меня, господа.
Марк достал несколько красных купюр и протянул их сторожу:
- Симон, ты всё же возьми. Мы уезжаем….
Таис схватила за рукав Марка и, уткнувшись в плечо, зарыдала. Он обнял её и продолжил:
-… пока доедем, пока устроимся на новом месте.
Мужчина принял деньги и не торопясь убрал их в портмоне. Внимательно посмотрев на Марка, а потом на могильный портрет, он глубоко вздохнул и произнёс:
- Я всё понимаю. Это такое место, где много говорить не надо. Тут молчать надо. Покойникам слова не нужны, они слышат мысли. Скажу лишь, что не столько скорбь, сколько память о них им в утешение. Это уж мне поверьте. У нас же тут по всей территории камеры…, охрана есть, так они в карты играют. А я сам видел…, по над дорогой покойные, наверно те, о которых забыли. Вот так и стоят тенями или светлыми пятнами и всё ждут и ждут…, а то бывает так и уходят ни с чем. Верно, очень одиноко им без земной памяти, да так что и покой не в радость. Я потом хожу где такие вот неухоженные могилки, да когда листву сгребу или венки старые уберу. Мне жалко их, особенно деток, им бы к мамке, а они вот так…. А потом когда в обход иду, так они бывает, между деревьев мелькают, так, словно крадутся за мной что ли, но дистанцию держат, но чувствую, что смотрят, провожают меня. А когда я снова появляюсь, так иногда и хулиганят. То птиц спугнут, то ветками и ветром пошумят, или калитками погремят. Думаю, что это от радости что ли, или как объяснить такое даже не знаю. Я их по-доброму пожурю, так и нет их какое-то время. А потом опять появляются. Наверно тоскливо им.
- Скажите, а вы думаете, что они и сейчас нас слышат?- спросила Таис.
Смотритель кивнул головой и, затушив сигарету, убрал окурок в карман:
- Слышат конечно…, только мне кажется, что уши затыкают. Ведь словами мы между собой общаемся, а о них надо только думать…, молчать и думать. Теперь наш мир для них в прошлом, а когда уж совсем им плохо, то являются во сне. Ну разве может появиться привидение на производстве скажем? Будь моя воля, я бы запретил все эти оркестры. Не любят мои постояльцы этих медных рыданий, а с ними, по- хорошему, надо считаться, ведь лишь тело есть прах, а душа бессмертна и разговаривать с ней надо не иначе как душевно, а не в тарелки да барабаны колотить. Тут вот я когда только начал работать, так приехали «братки», может после отсидки или ещё откуда, к своему значит. А у того не могила а мавзолей под открытым небом, они стол богатый накрыли и магнитофон поставили с шансоном, вроде как ему угодить. А мне страшно было, но я подошёл к ним и попросил выключить и поняли они меня. Не нужна мёртвым вся эта эстрада. Так, посидели молча, выпили, за собой прибрали и уехали на своих страшных машинах. Смерть всех уровняет, золота ей не надо. А я с тех пор от чего-то, перестал людей любить, мне мои «постояльцы» ближе, нет от них подлости, предательства или хамства. Хотя эти «братки» ничего плохого мне не сделали, но вот так, словно отчеркнули прежний мир, и я выбрал не его.
- И ты во всё это веришь?- спросил молчавший до этого Марк.
- Я знаю, а уж верить или нет, это дело каждого. Вот скажите…,- он указал на изображение Марка на памятнике,- Ваш покойный курил?
Марк и Таис вновь переглянулись и она ответила:
- Ну да, курил…, при жизни.
- Вы позволите?- произнёс Симон.
Мужчина и женщина кивнули и смотритель, достав сигарету, подкурил её, и осторожно вставил вертикально в могильный холм. Подымив немного, она начала быстро тлеть на глазах превращаясь в пепел.
- Но как…? Марк…, ты видел?
Таис тут же прикрыла рот своей ладонью, понимая, что она назвала своего спутника именем покойного. Это не осталось незамеченным, однако смотритель сделал вид, что совершенно не обратил на это внимания. Окурок дотлел, и Симон вытащив его из земли, сбросил огонёк и так же убрал в карман.
- Ну вот…, это что-то вроде земной радости ему что ли. Вы уж простите меня, я наверно слишком много говорю…. Но это от того, что больше молчу. Знаете, я ведь не с каждым вот так могу как с вами, ну а уж коли представился случай, так вот сам себя ругаю, что остановиться не могу.
- Нам пора,- произнёс Марк,- Мы можем надеяться на тебя?
Симон кивнул головой и ответил:
- Можете, тем более что я сам предложил. Вот моя визитка…, бумага неказистая правда, но найдёте меня, как нужда будет…. Идите с богом! А калитку оставьте, я сам прикрою.
- Прощайте,- сказала женщина.
Они осторожно вышли из оградки и не торопясь направились к главной аллее освещённой светодиодными фонарями. Симон вытащил из кармана небольшую бутылочку с водой и посудную губку.
Смочив её, он протёр изображения на камне, пристально всматриваясь в лица найдя в них существенное сходство, и рассудил:
- А ведь это ты, господин-товарищ рядом с девчушкой-то. Ты…. Я-то признал, хоть и сумрачно было…. Но это не моё дело. Теперь мне понятно от чего я к вам подошёл, ноги сами принесли меня. Люблю я с покойниками общаться больше чем с живыми. Наверно что-то очень плохое произошло у вас, люди, коли пришлось вот так распорядиться своей судьбой. Эх, понять бы вас до конца, но от чего-то сильно мне жаль вас. Видно, что горе неподдельное, пепелит вас как ту сигарету на холмике. А коли руки опустите, то вот и разметает вас в нечто. Так и будете между землёй и небесами маяться. Коли не согнёт вас беда, справитесь, а прослабите, так что потом мёртвым рассказывать станете, что от своей слабости не сдюжили эту жизнь? А если покойные посчитают себя виноватыми, то уж точно краснеть не станут, а лишь мучение душе еще сильнее будет. А кто посмеет мёртвых к ответу призвать, то тем не будет покоя при жизни.
На какую-то секунду чья-то тень заслонила свет аллейных фонарей пробивающийся сквозь стволы деревьев, на мгновенье, скрыв каменные изображения на памятнике.
Продолжая сидеть неподвижно, Симон одними губами произнёс:
- Маша…, Маша, бедная девочка, я присмотрю за тобой, пока твои родители отсутствуют. Но не думай, тебя не забыли, они ещё вернутся, а мне дай только знать, когда тебе понадоблюсь. Тебе дарили цветы? Я принесу, самые красивые, которые у меня получатся! Думаю, что что-то очень страшное произошло с тобой, ты осталась одна, а кто-то воспользовался этим.