Раскулаченные
О судьбе Александра Ивановича отца и его судьбе его родичей, мне многое рассказывала моя маманька, сестра тети Али - моей крестной матери, жены Александра Ивановича..
Отец Александра Ивановича и вся их «родова» были, в своё время, раскулачены, поскольку владели небольшим конезаводиком с прекрасными рысаками, доставшимися от бывшего местного помещика – конезаводчика, Лебедева. В Кирове, тогда ещё Вятке, их, так называемых «врагов народа», набралось целый этап и, под конвоем, обозы, груженые домашней утварью, снедью, бабами и детишками, тронулись на север, в Коми. Где – то в середине пути наступил голод. В редких деревнях никто им еду не продавал, припасы кончились. Зарезав последнюю лошадь, раздав и обменяв мясо, которое не могли унести с собой, двинулись дальше, в тайгу.
А, тут, и первенец родился, Александр. Родился в случайной деревенской бане. Роды принимала местная повитуха. Старший конвоя, то ли китаец, то ли ещё кто, оставил для сопровождения красноармейца с лошадкой. Когда роженица пришла в себя, они: Иван Дмитриевич с котомками, его жена с младенцем и солдат – верховой, тронулись догонять обозы. Дорога была трудная, переметалась позёмкой, бушевал ветер, местами деревья падали прямо поперёк дороги, приходилось буквально пробираться через буреломы. На одном из переходов, потерялся конвоир, вместе со своей лошадью. Они не сразу это поняли, а поняв забрались под «лапник» и стали думу, свою горькую, думать. Мешок, с продуктами, был привязан к седлу кобылы сопровождающего, и они остались без еды. Идти вперед, куда и сколько, неизвестно.
- Голодом много не пройдешь, - рассуждали они.
Выход один, возвращаться обратно, в сторону Вятки. Тем более дорога назад, более – менее, была известна. Двинулись обратно. У матери новорожденного кончилось молоко и он, постоянно, плакал, в надрыв. Пурга слепила глаза встречным ветром. К вечеру, опять забрались, раскопав снежный занос, под ель. Ночь проворочались, голодные, на хвойной подстилке. Ребенок, уже, даже не плакал. Хрипел и тяжело дышал. Было видно, что «нежилец».
Утром, не глядя друг на друга, они запеленали его в оставшиеся «манатки» и, оставив под ёлкой, тронулись дальше. Только – только выйдя на дорогу, они сразу заметили вдалеке серые волчьи тени, их сверкающие, в сумерках, глаза. Иван Дмитриевич вернулся на опушку, выбрал, из валежника, увесистую берёзовую дубину. Жена не на шаг не отставала от него, всё прислушиваясь к звукам, иногда доносившимся со стороны их ночлега. Наконец она не выдержала и всхлипывая, кинулась обратно, выхватила ребенка из-под ветвей дерева и, наотрез, заявила, что без него дальше не пойдет. Не пойдет, даже если её загрызут серые «разбойники». Через несколько верст появились дома и строения какого – то старообрядческого скита. Появилась надежда. Надежда на жизнь.
У нас, семейство Горюновых, бывало, чуть ли не каждую неделю, с подарками. При них, всегда, было легко и весело. Встречи проходили с юмором и шутками. Заводилой был, конечно, Александр Иванович.
Человек, так рано покинувший нас….
Кроме того, честно, признаюсь. Однажды, я у них, «спер» маленькие маникюрные ножницы. Приспособил их для резки листков бумаги, вырываемых из деловых журналов отца, исписанными, незнакомыми, еще мне, каракулями. Вычислили меня быстро. «По заднице» попало больше за то, что изрезал какие-то отцовские документы и у него, были, из-за этого, проблемы по работе.
Авантюра Отчи продолжилась
Работа у отца спорилась. С Иосифом, они проворачивали какие-то сделки. Иосиф уезжал-приезжал. Приезжал всегда с подарками. Он снял повязку, вставил стеклянный глаз, стал не такой страшный. Когда он приезжал, ему стелилась родительская кровать, а сами они спали на полу.
Помню, мрачные люди кавказской национальности, постоянно терлись около нашей землянки, трясли перед отцом какими-то бумагами, уговаривали, его, о чем-то.
А, однажды, я выступил "павликом морозовым".
Как-то ночью, эти мрачные люди занесли в нашу землянку с десяток мешков с кукурузой. Утром я проверил. Кукуруза, оказалась кукурузой. На следующую ночь мешки, вместе с кукурузой, исчезли. А, еще через день, утром, нагрянули милиционеры. Спрашивают, где «государственное добро». Отец и мать говорят, что ни чего подобного не было, что ничего они не видели и первый раз слышат. Поскольку меня учили не врать, то я искренне возмущенный, стал доказывать родителям, что "...вот тут стояли мешки и, я сам смотрел, с кукурузой..., забыли, что ли...". Меня быстро выпроводили на улицу, а потом и милиционеры убрались.
Ихтиандр
А еще был случай, когда я чуть не стал "ихтиандром". Летом, я поехал, с отцом, на тракторе – «трелёвочнике», на берег реки Шолья, где отец комплектовал хлысты леса, вывезенного с делянок. И, я, попросился у отца искупаться в реке. Отец разрешил, показав с высокого бугра около берега, где наиболее безопасное место. Я, хотя и не умел плавать, тогда, даже "по собачьи", но ничего не боялся. И вот, разыгравшись, прыгая в воду, я оступился и почувствовал, что не чувствую под ногами дна. Течение было приличное и открыв глаза, я, увидел, длинные водоросли, обвивающие мои руки и ноги, увидел медленно проплывающие передо мной, длинные, колыхающиеся, растения, растущие на берегу, но спустившиеся в воду, Ухватившись, за одно из них, я выбрался на берег. Вижу, ко мне бежит, с холма, отец, а его трактор медленно, гремя гусеницами, ползет следом. То, ли на холостом ходу, то ли на первой передаче.
Я, закричал, как оглашенный, показывая, ему, рукой на «трелёвочник». Он, увидев, что я выбрался, кинулся обратно, на ходу запрыгнул и заглушил трактор. Потом, он долго молча курил и гладил меня по голове, пока я отогревался на летнем солнышке. Вода в речке, всё–таки, была очень холодная.
Лесозаготовки
Лес отправлялся составами. Полувагоны и платформы грузились вручную, с помощью наклонных бревен и веревок, под ритмичные крики "давай". Иногда деревья вывозили на Каму и из них комплектовали плоты. Плотогоны говорили, что сплавляются до самого Сталинграда, мол, город там отстраивается. Отстраивается теми, кто его разрушил, то есть пленными немцами. Заготовленный к сплаву лес лежал километровыми штабелями. Но, нам, не разрешали, там, играть. Охранники ходили. С винтовками. Охраняли государственное добро республики Грузия.
Правда, интересный случай вспоминается. Через много-много лет, когда отец оформлял пенсию, его попытки найти «концы» этого леспромхоза, ни к чему не привели. На все запросы, и в Грузию, и в центральные министерства, ответ был один, что такого, Шолинского подразделения предприятия «ГрузЛесПром», никогда и негде, «в природе", не существовало. Пришлось подключать своих друзей, Валентина Куренного, «кентов» из грузин, и поcылать малявы, аж до "Дзэбы"..., все было бесполезно. Иосифа, конечно же, нашли, в Сочи, и он за всё «подписался», но каяться не стал. А, «Отча», и, не обиделся на своего однополчанина, что, почти четыре года, был тунеядцем и числился в какой-то "левой конторе". Кстати, он наотрез отказался дать мне "рекомендательную ксиву", для Иосифа, как я его не упрашивал. Видимо, не хотел ворошить прошлое.
Тем более, что заработанного, с подачи друга, хватило для покупки небольшого домика, на окраине городка, слепленного беженцами из Польши, но зато, почти рядом с громадным домом Демьяныча. В соседях жил и средний брат, «Василко». С Демьянычем, же, одним хозяйством, жил, тогда, младшенький, «Николаша». Так, что, вся семья была в сборе.
Именно в это время родился мой младший брат.
Своего ребенка «Отча» назвал, в очередной раз, Александром.
Тогда я учился, уже, в первом классе и беременность матери была под моим пристальным надзором. Мне, даже разрешалось слушать, как будущий младенец буянит в животе матери. Когда, он совсем разбуянился, отец схватил мать в охапку и побежал, сунув мне в руки, ранее подготовленную, котомку, на железнодорожную станцию. Начальником станции был его друг детства, по - моему, с фамилией Дружинин. Тот закрыл семафор и остановил первый попавшийся поезд, оказавшийся "целинный", обвешанный транспарантами. Половина поезда состояла из пассажирских вагонов, а остальное из теплушек и платформ, с техникой. Ни одна дверь пассажирских вагонов так и не открылась, хотя отец неистово стучал по ним и, они, забрались в одну из теплушек, где мать бережно приняли молодые дядьки, в поношенной солдатской униформе, потом помогли подняться и отцу.
Школяр
Относительно учебы в первом классе помнится еще одна история. Как мы называл свою первую учительницу, «классная дама», Елизавета Петровна, была, еще, из «тех», ссыльных, то ли из Питера, то ли из новой, для них, столицы. Всегда в темном платье с кружевными воротничками и нарукавниками.
Она была вдовой местного лесничего, погибшего на фронте. Жили, они, со своей матерью в лесу, за нашими огородами в большем доме и при большом хозяйстве: пара лошадей и птичник, включая полдюжины гордых индюков, диковинную для наших краёв птицу. Её мать, через много лет, стала, в моих воспоминаниях, мерещится мне в образе старухи из «Пиковой дамы», Пушкина. Иногда нас приглашали «отведать» киселя из диких ягод и, мы, как бы нехотя, соглашались. Все стены в доме были увешаны зеркалами с черными ленточками по углам, охотничьими ружьями, фотографиями мужа Елизаветы Петровны и отца, погибшего, как говаривала старуха:
-В первую германскую.
Даже были два рисованных портрета какого – то военного при эполетах и орденах. Когда мы спрашивали, то «старая» отмахивалась:
-Да, я уж и не помню, кто это, давно уже тут висят, наверное, со времён «кутузовской компании».
Поскольку, мы, со товарищами, были очень внимательные, то заметили, что к Елизовете Петровне частенько наведывался директор нашей школы Герман Вечеславович. Наша «разведгруппа» в составе меня и Леньки Татарина, пока он был жив, взобравшись на пригорок отвала былого танкового рва, часами наблюдали, как они пьют чай и о чем – то говорят в гостиной, пока не переходили в другую половину дома, где был кабинет и спальни.
Наши вылазки прекратились, когда я расспросил у маманьки:
- Чо, это, он там ходит?
А, маманька, развеяла все мои сомнения, ответила:
-Наверное тетрадки, с вашими каракулями, помогает проверять.
Чем и удовлетворила моё любопытство….
Но это так, к слову. Ещё помнится Елизавета Петровна категорически запрещала играть со мной своему внуку, который был мой одноклассник и увлекался сборкой моделей самолётов. Зачем, почему запрещала? В то время я не догадывался о причине. И, только со временем, пришло осознание, что понятие «социальное расслоение», не пустой звук….
Второй раз, по «жизни», через пару лет, это понятие я прочувствовал, когда мать моего дружка, Витьки Мелехина, «Кривого», выгнала со своего двора и предупредила, что мне у них «делать нечего», а то будут последствия. А, у «Кривого» было «море» игрушек, в том числе заводных, что я, вопреки запретам, заставлял его «вытаскивать» их на «улицу» и показывать уличной ребятне.
Царство ему небесное.
А, суть была в том, что случилось так, что его мать, невестка главы из семейства местной элиты, принявшей бразды правления частичкой бывшей империи Демидова, расположенной в городке, по воле случая, решила избавиться от очередного последыша. И использовала для этого вязальную спицу. Но попытавшись это сделать, она поняла, что у неё не хватит духу довести дело до конца. Выколола только «плоду» глаз. Испытывая чувство вины, родители баловали, родившегося без одного глаза малыша, чем могли. Мы, в жизни, не видели, ещё лет тридцать, таких изощрённых вариантов техники, даже в игрушечном варианте…. Кстати, существует легенда, что глава семейства, Иван Трофимович, приняв управление предприятием ещё при Керенском, с приходом «красных», попытался уберечь заводскую кассу и вместе со своим помощником, Кондюриным, дедом другого моего друга детства, загрузили мешки с деньгами на деревянные санки и подались в сторону «Демидовской дачи». Тут, то ли они добрались до «дачи» и «заныкали» кассу в фундаментах строений, то ли, испугавшись разъездов «красных», скинули поклажу в случайную прорубь на пруду, история умалчивает…. Правда…. Еще долго жители городка наблюдали двух старичков, которые «батили» шестами дно пруда напротив «клюквенного болота». Видели даже после войны.
Наконец, через неделю, «Отча» вернулся и объявил, что у нас родился здоровый и бойкий братик, собрал котомки, кое-какое имущество, продал землянку, за три тысячи дореформенных, послевоенных, рублей, загрузил барахло, вместе с козой «Зорькой», в полуторку, и мы двинулись в город, где нас ждали настоящий дом, новый брат и любимая маманька…
А, жизнь шла своим чередом.
Продолжение следует.... Ставьте лайки! Подписывайтесь на Дзен канал Фартовый ! Ваша поддержка очень важна.