Кто же такой Федор Басманов? Любовник царя, фантазия фикрайтеров или же плод клеветы иностранных послов и Курбского? Попробуем разобраться.
Достоверных сведений о Фёдоре не так уж много. Мы не располагаем точными сведениями о том, сколько ему было лет, и как именно он погиб. Известно, что он был сыном воеводы Алексея Басманова. Впервые имя Фёдора упомянуто в разрядных книгах в 1562 году.
Фёдор был умелым воином и вместе со своим отцом отразил наступление татар на Рязань, за что был удостоен Иваном Грозным золотыми наградами. В 1566 получил чин кравчего. Кравчий это тот, кто отвечал за стол и здравие царя. В 1568 Фёдор по приказу царя низложил митрополита Филиппа. Предположительно попал в опалу вместе со своим отцом, которого убил в тюрьме, чтобы доказать свою верность царю, но от казни его самого это все равно не спасло.
Но мы тут, конечно, собрались, чтобы узнать, как он шашни с Грозным крутил. Да, Федор был царским фаворитом, и тому есть множество свидетельств из различных источников.
Итак, пройдёмся по первоисточникам.
Первый — это Андрей Курбский: его письма к Грозному и «История князя великого Московского». В письмах к грозному, коих было четыре, Андрей лишь намекает на неких «потаковников», которые «иже детьми своими паче Кроновых жрецов действуют».
Да, в письмах Курбский намекает уж слишком тонко, но свою мысль он развернул в своей книге и назвал Федора «царёв любовник». Помня разрыв Грозного с Курбским, подобное высказывание можно было бы счесть клеветой, но мы располагаем и другими свидетельствами из разных источников, которые в своей совокупности складываются весьма определеную картинку.
Следующий источник это «Сказание» Альберта Шлихтинга. Шлихтинг в то время как раз обретался при царском дворе и позднее в своем «сказании» описал следующий эпизод о смерти одного из князей:
«Причиной же его тайной гибели было то, что среди ссор и брани с Федором, сыном Басмана, Овчина попрекнул его нечестивым деянием, которое тот обычно творил с тираном. Именно тиран злоупотреблял любовью этого Федора, а он обычно подводил всех под гнев тирана. Это и было причиною того, что, когда князь Овчина выругал его за это, перечислив в лицо ему заслуги свои и предков пред государями и отечеством, Федор, распалясь гневом, с плачем пошел к тирану и обвинил Овчину. С этого уже времени тиран и начал помышлять о гибели Овчины.»
— Альберт Шлихтинг «Сказание»
А вот, как это событие излагает Соловьев:
«Молодой князь Дмитрий Оболенский-Овчинин, племянник любимца великой княгини Елены, казнен был по одному известию за то, что поссорился с молодым Федором Басмановым, любимцем Иоанна, и сказал ему: «Я и предки мои служили всегда с пользой государю, а ты служишь гнусною содомиею.»
— С. Соловьев «История России с древнейших времен»
Еще у нас есть Генрих Штаден и его «Записки о Московии», в которых сказано следующее: «Алексей Басманов и его сын Федор, с которым великий князь предавался разврату (pflegte Unzucht mitzutreiben), были убиты.» Описывает Штаден и не менее примечательный эпизод, когда он одолжил денег Алексею Басманову, чтобы тот мог выплатить долг. Узнав об этом, Федор «тот самый, с которым развратничал великий князь и в годы опричнины был первым воеводой против крымского царя» пожаловал его своей милостью и вернул долг отца.
Не менее любопытный факт можно почерпнуть и из труда Веселовского «Очерки об опричнине». Согласно ему, Иван Грозный после смерти Федора пожаловал по его душе 100 рублей, что по тем временам были деньгами немалыми. Занятно, какую формулировку автор выбрал, чтобы об этом рассказать: «чем объясняется эта исключительная заботливость царя о душе Фёдора Басманова, можно только догадываться».
И все же сам Веселовский о характере их отношений писал довольно-таки конкретно:
«Совсем иное следует сказать о его сыне Федоре. При всем нежелании касаться частной жизни исторических личностей, приходится упомянуть, что иностранные писатели и Курбский определенно говорят о том, что Федор предавался с царем «содомскому блудотворению» и этим делал себе карьеру.»
Не обошел эту тему и Карамзин в своей «Истории государства Российского»:
«Первые любимцы Иоанновы: Вельможа Алексей Басманов, Воевода мужественный, но бесстыдный угодник тиранства — сын его, Крайчий Феодор, прекрасный лицом, гнусный душою, без коего Иоанн не мог ни веселиться на пирах, ни свирепствовать в убийствах.»
Историк Платонов вскользь упоминает об оргиях, во время которых имели место переодевания и маскарады:
«Князь Мих. Репнин был будто бы убит за то сурово осудил шутовской маскарад во время дворцовой оргии»
Но все это только присказка, сказка впереди. Имея эти исходные данные, образ Федора отправился бродить по умам людей, вольно или невольно воплощая их потаенные желания.
В 1847 году состоялась премьера оперы Чайковского «Опричник». И, если вначале партию Федора исполнял Васильев 2-й, то в 1875 уже Аристова. Так с тех пор и повелось, что партии Федора Басманова всегда исполняли женщины. К слову, и современные художники уж очень любят рисовать Федора в образе девочки или намеренно подчёркивать в его образе феминные черты.
«Князя Серебряного» я оставлю на десерт, а сначала поговорим о фильме Эйзенштейна «Иван грозный». Изначально это должна была быть трилогия. Но, если первая часть была удостоена сталинской премии, то вторую часть срезала цензура, и ее премьера состоялась гораздо позднее уже после смерти самого режиссера.
Михаила Кузнецова исполнителя роли Федора Басманова Эйзенштейн заприметил задолго до начала съемок. Когда он вручил сценарий Кузнецову, то тот с интересом его прочел и спросил, какая роль предназначается ему. Режиссер лукаво улыбнулся.
— А вы сами разве не догадываетесь? — спросил он.
Михаил был чертовски красив. На съемки он дал согласие сразу же (все-таки Эйзенштейн был именитым режиссером) и только позднее понял, что Федор Басманов был, мягко говоря, не просто рядовым опричником.
Впрочем, проблемой стало не это, а то, что у Кузнецова и Эйзенштейна кардинально различались подходы к актерскому мастерству. Кузнецов был учеником Станиславского, согласно которому, образ должен был рождаться от актера к форме, а Эйзенштейн был последователем Мейерхольда, который придерживался в точности обратного. Известно множество забавных случаев со съемок.
Так, когда Эйзенштейн сердился, то надевал черные очки. На вопрос Кузнецова, зачем он это делал, режиссёр отвечал:
— Чтобы господа артисты не знали, что я о них думаю.
Однажды Эйзенштейн и вовсе отправил Кузнецова в зоопарк, чтобы тот полюбовался на барсов и скопировал их взгляд. Вот, как вспоминал об этом сам Кузнецов:
«—Да, я ходил смотреть на барса. Барс все время немножко фокусирует глаза, я это уловил, и кое-где это у меня получилось. А однажды я что-то уж очень раскрыл глаза—Эйзенштейн вдруг подбегает, поднимает что-то с пола, подул и несет мне в руке. Я спрашиваю: «Что такое, Сергей Михайлович?»
—“Ты глаз выронил!»
Вот, кстати, типично эйзенштейновский ход в работе с актером».
И все же несмотря на общую атмосферу съемки фильма были очень тяжелыми, ведь они проходили во время великой отечественной войны. Актеры голодали и, чтобы их истощения не было видно в кадре, к их костюмам подшивали искусственные мышцы.
Надо ли говорить, что Эйзенштейн прекрасно знал, что именно хотел показать в отношениях Грозного и Басманова? Возьмем, к примеру, отрывок из сценария, точнее, знаменитую сцену пира опричников:
«Слышит Федька царские слова:
«Сирота я покинутый, любить-жалеть меня некому…»
Обида Федора берет.
Ревность берет Басманова:
Близость к царю Владимира волнует.
Тревогой глаза горят.
В полприщура глянул на него Иван.
Подмигнул.
Успокоился Басманов:
Понял, что игру заводит царь.
Пуще прежнего вьюном пошел.»
Там, где режиссёр не мог сказать что-то прямо, за него это делали ракурсы и мизансцены, по части выстраивания которых Эйзенштейн был настоящим гением.
Да и актерская игра со всеми этими переглядываниями, полуулыбками, касаниями и кульминацией в виде пира опричников и танца Федора в женском платье не осталась незамеченной, и второй фильм цензура не допустила к прокату.
Откуда же Эйзенштейн взял этот образ Федора, танцующего в бабьем летнике? Чтобы в этом разобраться, отмотаем немного назад.
В 1863 году в печати появился роман А. К. Толстого «Князь Серебряный», и вот, как автор описывал первое появление Федора:
«Один из опричников особенно привлек внимание Серебряного. То был молодой человек лет двадцати, необыкновенной красоты, но с неприятным, наглым выражением лица. Одет он был богаче других, носил, в противность обычаю, длинные волосы, бороды не имел вовсе, а в приемах высказывал какую-то женоподобную небрежность…»
Собственно говоря, Толстой был первым, кто придумал, что Федор танцевал в женской одежде, брил бороду и носил длинные волосы. Фишка с платьем так понравилась Эйзенштейну, что тот утащил ее в свой исторический фильм.
Несмотря на то, что Федор в романе был героем второго плана, Толстой дал ему необычную глубину и противоречивость, а также внутреннюю драму, которая во многом определила его характер. Рассмотрим сцену после боя, когда Федор начал говорить с Серебряным, который после битвы проникся к нему невольным уважением. Однако, стоило только Федору почувствовать, что тот вновь начал его презирать, то стал намеренно его дразнить:
«– А где ему, — продолжал Басманов, как бы подстрекаемый к большей наглости, — где ему найти слугу краше меня? Видал ли ты такие брови, как у меня? Чем эти брови не собольи? А волосы-то? Тронь, князь, пощупай, ведь шелк… право — ну шелк!
Отвращение выразилось на лице Серебряного. Басманов это заметил и продолжал, как будто желая поддразнить своего гостя:
— А руки-то мои, посмотри, князь, чем они не девичьи? Только вот сегодня намозолил маленько. Такой уж у меня нрав, ни в чем себя не жалею!
— И подлинно не жалеешь, — сказал Серебряный, не в силах более сдержать своего негодования. — Коли все то правда, что про тебя говорят…
— А что же про меня говорят? — подхватил Басманов, лукаво прищурясь.
— Да уж и того бы довольно, что ты сам рассказываешь; а то говорят про тебя, что ты перед царем, прости господи, как девушка, в летнике пляшешь!
Краска бросилась в лицо Басманова, но он призвал на помощь свое обычное бесстыдство.
— А что ж, — сказал он, принимая беспечный вид, — если и в самом деле пляшу?
— Тогда прости, — сказал Серебряный, — мне не только с тобой обедать, но и смотреть на тебя соромно!
— Ага! — вскричал Басманов, и поддельная беспечность его исчезла, и глаза засверкали, и он уже забыл картавить, — ага! выговорил наконец! Я знаю, что вы все про меня думаете! Да мне, вот видишь ли, на всех вас наплевать!
Брови Серебряного сдвинулись, и рука опустилась было на крыж его сабли, но он вспомнил, с кем говорит, и только пожал плечами.
— Да что ты за саблю-то хватаешься? — продолжал Басманов. — Меня этим не испугаешь. Как сам примусь за саблю, так еще посмотрим, чья возьмет!»
Мы же между строчек прекрасно читаем и то, как ему было обидно, и то, как бы он хотел подружиться с Серебряным и произвести на него положительное впечатление, но помешала собственная гордость, и потому он предпочёл его доводить.
Так явно наделив Федора феминными чертами, автор заложил основу для дальнейшей трансформации его образа. Оставалось только дождаться того, кто воплотит этот образ в кино, и, желательно, чтобы сам фильм при этом избежал ножниц цензуры.
И вот тут на авансцену выходит Дмитрий Писаренко, исполнивший роль Федора в фильме «Царь Иван Грозный» 1991 года. В 90-х цензура рухнула, и потому этот фильм мог позволить себе чуть больше в показе запретных отношений, чем фильм Эйзенштейна.
Фильм «Царь Иван Грозный» был полностью основан на романе Толстого и во многих эпизодах следовал ему почти построчно, но ограничения по бюджету привели к тому, что от масштабных боевых сцен пришлось отказаться, и их заменили более камерные аналоги. И все бы ничего, но это внесло некий дисбаланс в образ Федора. Большую часть действия в книге он предстает перед нами как натура хаотичная и экзальтированная, жестокая и непосредственная в своем очаровании, но вдали от Грозного на ратном поле он тут же превращается в настоящего воина, и от женственности не остается и следа.
А в фильме из-за нехватки бюджета его как воина нам не показали, хотя все остальные его черты характера Писаренко передал с ювелирной точностью. Стоит ли удивляется тому, что интерес к этому фильму поддерживается именно из-за особой притягательности этого героя, соединившего в себе столь противоречивые черты?
Теперь же остается только ждать, кто следующим примерит эту маску, чтобы рассказать нам историю царского фаворита.