«Так, Федя. Ты - большой мальчик, должен достойно перенести все свои неудачи и конфузы и привести себя в порядок», - твёрдо скомандовал я себе, решительно вылез из-под одеяла и пошлёпал в душ. По дороге в душ я осознал, что вчера меня отправили в отпуск. Это была радостная мысль: мне не придётся идти в офис и, стало быть, нет рисков повторения паники. Сознание этого в синергии с прохладным душем вернули меня к жизни, и из ванной я вышел уже гораздо более радостным и воодушевлённым.
«Теперь надо бы хорошенько подкрепиться», подумал я, почувствовав, что во мне проснулся здоровый хищнический аппетит. Это меня искренне обрадовало. Я подтянулся, поправил криво натянутый халат и с удовольствием отправился на кухню. По дороге я наткнулся на кучу сброшенной на пол вчерашней одежды. Что-то гаденькое снова шевельнулось в душе. Но я пнул эти мерзкие ощущения и, если и не прогнал их, то загнал в самый дальний и тёмный угол моего душевного сознания. Я поднял брюки и посмотрел на пятна засохшей спермы. Я вспомнил, как пытался остановить горячий поток, рвущийся из пениса. К моей величайшей радости мне стало смешно, я рассмеялся, вспомнив, как же глупо я выглядел, весь напрягшийся, с выпученными глазами, сжимающий рукой пенис в надежде уговорить его не кончать. Это, конечно, можно сделать, но лишь когда тебе удаётся вовремя спохватиться и отогнать от себя возбуждение. Вчера же я полностью потерял волю. А если так, то, сколько ни сжимай пенис, сперма всё равно вырвется наружу…
«Ну, ты и ненормальный», расхохотался я, понимая всю комичность моего вчерашнего положения.
В таком приподнятом и повеселевшем настроении, неожиданно накатившем на меня после моральной помойки пробуждения, я сунул брюки вместе с такими же живописными трусами в стиральную машину. Подумав пару минут, я сунул туда же носки и запустил стирку. Белую рубашку я осмотрел и, не найдя никаких следов помады, спермы и других отпечатков вчерашнего, сунул в корзину для белья. Довольный собой я вплыл на кухню и занялся священнодействием приготовления завтрака.
Посмотрев на себя с юмором, я вдруг понял, что мне стало очень хорошо и легко. Меня вдруг снова стало радовать всё: вид Палермо, воодушевлённо приготовленный мною омлет с травами и сыром, крепкий ароматный кофе, булочки, масло, мёд, сыр и всё, всё, всё. Наевшись, я отправился на балкон и наслаждался неповторимым по своей степени удовольствия кофе с сигареткой. Мне было здорово, я даже довольно зажмурился. Насладившись утренней порцией солнечного кулинарного удовольствия, я позвонил родителям в Вальдериче. Голос мамы сразу переменился с тревожного на радостный, когда она услышала, что Марио мной очень доволен, что мне дали недельный отпуск, и что я приеду сегодня к ним. На заднем плане я услышал восторженные возгласы моей безбашенной сестрёнки. Я вспомнил, как в самолёте Лиза со своей подругой Машей, эти две двадцатилетние оторвы в хорошем смысле этого слова, довели до крайней степени смущения стюарда. Молодой мальчишка так и проработал весь рейс с пунцовым румянцем на щеках после того, как сестрёнка с подружкой чуть ли не залезли к нему в штаны в самом начале полёта, всячески нарочито демонстрируя своё возбуждение от общения с ним. Весь полёт они развлекались, ища встречи с ним в салоне, и почти тёрлись об него, то задевая невзначай его своими голыми коленками, то специально создавая пробку, протискивались между ним и рядами кресел. Я обратил внимание, что у парня начался стояк и ему ужасно неловко ходить между пассажирами и изображать отрешённую любезность с выпирающим в штанах возбуждённым членом. Я сжалился над ним и попросил Лизу быть милосердной и угомониться. К счастью, я имею некий авторитет в её глазах, и девчонки успокоились, надев наушники и уткнувшись в свои мобильники. По-моему, парень был мне очень благодарен…
Мама сказала, что Лиза в восторге от перспективы заполучить меня на неделю, и что она пообещала не дать мне скучать. Меня это развеселило, и мы закончили разговор на шутливой и радостной ноте.
Воспоминания о Лизином безобразии в самолёте вдруг вызвали в памяти вчерашнюю финальную картину моего позора с китаянками, когда я обкончаный стоял окружённый охающими девочками с раскосыми глазами, а толстяк фотографировал и фотографировал, наслаждаясь конфузом европейца. Всякая малейшая возможность ощутить или продемонстрировать своё превосходство над «белыми обезьянами с большими носами» для любого китайца – большая радость. В этом они все, китайцы…
Предательский щемящий душу страх, что фотографии могут начать гулять в сети, и я предстану перед широкой публикой во всей своей красе, вдруг проснулся и начал елозить и царапать всё внутри. Но мой радужный настрой сегодняшнего утра вместе с воспрянувшим эго взяли ситуацию под контроль, напомнили мне, что я решительно отказался давать свой номер телефона джинсовым шортам, и что я не очень-то сильно засвечен на просторах интернета. Они рьяно взялись за работу и в течение нескольких минут вычистили голову от дурных мыслей, а заодно и загнали страхи куда подальше. Успокоившись, я решил не заморачиваться и полностью придаться удовольствиям предстоящего отпуска в кругу моей сумасшедшей милой семейки, собравшейся в нашем домике в Вальдериче.
В этом радужном настроении я влез в свои любимые светлые джинсы, надел очередную белую рубашку и лёгкий пиджак. Влезши в макасины, я решил представить себя себе и отправился к зеркалу. Я остался доволен увиденным. Оставалась маленькая деталь, которая, по моему мнению, доведёт мой образ до совершенства. Я засунул руку за пояс джинсов и уложил свой член так, чтобы он выделялся продолговатым бугорком от ширинки наискосок вдоль левой ноги. Член обрадовался тому, что я про него не забыл, и в знак благодарности расправился и поднапрягся, чтобы придать себе бóльшую рельефность и значимость. Теперь всё было в порядке… Я проверил документы и ключи от машины и довольный собой отправился навстречу семейным радостям.
Палермо встретил меня палящим утренним солнцем. К десяти утра город уже достаточно раскаляется и начинает дышать жаром в лицо каждому, вступающему на его мостовые. Но я уже давно привык к этой жаре и научился получать от неё удовольствие. Надев тёмные очки, я радостно зашагал в сторону офиса, чтобы забрать машину и отправиться в путь. Настроение было великолепным, всё вокруг по-прежнему радовало меня: проезжающие машины, фланирующие туристы, скучающие полицейские, ленивые зазывалы всех мастей и немногочисленный в этот час трудовой люд, спешащий по своим большим и маленьким делам, ничего не замечая на своём пути, полностью погрузившись в свои повседневные мысли. Я улыбался всем, с удовольствием пялился сквозь тёмные очки на полуобнажённых девчонок, явно забредших в центр города с пляжей и курортных отелей. Через некоторое время я осознал, что иду тем же путём, которым, шёл вчера домой, обкончанный, униженный и злой на весь мир. Мне снова стало смешно, и я чуть не расхохотался во весь голос прямо посреди улицы. Я веселился и по-детски радовался тому, что вся серость и чернота, окутывавшие вчера мою душу и сознание, вдруг куда-то улетучились. Я снова был открыт миру и приключениям… Член в штанах полностью разделял моё настроение и тихо мурлыкал себе под нос, не забывая отслеживать, как на него обращают внимание встречающиеся женщины и девушки разных возрастов и стилей. Нам с ним нравилось, что реакция большинства из них была или любопытствующей, или явно заинтересованно-одобрительной. Встретилось даже несколько девчонок, таких же безбашенных как моя сестрёнка. Эти без стеснения демонстрировали своё удовольствие от увиденного аккуратно уложенного пениса, облизываясь и корча мне всякие милые и забавные рожицы. Мне было приятно, и я начал наполняться гордостью и самоуважением. В благодарность я щедро одаривал всех улыбкой в тридцать два зуба. Лишь одно смущало и слегка беспокоило меня всю дорогу от дома до офиса, где со вчерашнего дня ждал меня мой Фиат. Я как-то не впечатлялся и не возбуждался от встречаемых симпатичных поп, обтянутых джинсами, брюками и шортами всех фасонов. Я не заводился от всегда так манящих меня кисок, силуэты которых аппетитно просвечивали на солнце сквозь лёгкие юбки и платья или очерчивались прилипшей к животику и лобку от ходьбы тканью. Пенис хранил невозмутимое молчание, явно наслаждаясь собой и слегка раздувая щеки от самолюбования. Это было странно для меня, ведь каждая красивая задница или слегка обозначенная под одеждой киска всегда вызывают у меня положительную реакцию, а у пениса лёгкое оживление. В этот же раз мы оставались эмоционально индифферентны ко всей красоте и сексуальности, которыми так щедро одаривали нас улицы Палермо. Я так и не нашёл объяснение случившейся с нами метаморфозе и решил, как Скарлетт О Хара, подумать об этом потом.
Наслаждаясь солнечным днём, собой, своим воодушевлением, и погружённый в свои разные, но не мрачные мысли, я не заметил, как легко и быстро дошёл до офиса. Я решил не заходить и постарался ни с кем не встречаться. Быстро прошёл на стоянку, юркнул в машину и, не оглядываясь, выехал со стоянки, взяв курс на Вальдериче. Я радовался возможности спокойно побыть одному в своей машине, насладиться неспешной поездкой от Палермо до Вальдериче, полюбоваться прелестными видами северной Сицилии, а не мчаться сломя голову, думая о делах и с избытком поставленных задачах Марио. Я ехал навстречу радости провести неделю с моими близкими. Я предвкушал счастливые дни в окружении бескорыстной и нетребовательной любви мамы, сумасшествия Лизы и размеренного покровительства папы. «Меня ждёт одна из самых замечательных недель моей жизни. Нет ничего лучше, чем расслабиться в кругу семьи и погрузиться в негу её бескорыстной любви», - подумал я и прибавил газу, выезжая из Палермо.