– «...Истинный успех знаменуется чувством удовлетворения от осознания того факта, что вы проделали определенную работу и сделали это хорошо – что вы достигли поставленной вами цели» – читал Толян. – «...Достигли поставленной вами цели..., ...проделали определенную работу...». Черт, это еще и работать надо! Он был расстроен. Как же так, нужно разбогатеть, да еще и работать. Да все, кого из «богатых» знал Толян, все не работали. А если еще взять и российский фольклор... Нет, все же это было несправедливо. Ведь и делов-то: взял деньги и пошел купил что надо. Но вот если еще и работать… То, когда же будет время разбогатеть, быть богатым и наслаждаться этой самой жизнью? Все же, припоминая давно ушедшее детство, ему была более близка идея Буратино. Посадил себе пять золотых на поле чудес, а выросло целое дерево. Тем более, данная теория подтверждалась русской сельскохозяйственной действительностью, когда по весне невесть что садили, а урожай все равно был и довольно таки удачный. Вопрос оставался лишь в том, особенно в последнее время, есть ли смысл его убирать, если не хранить, ни реализовывать было негде и некому. Вот все и перепахивали, а на следующий год – опять поля колосятся. И называлось это все в последнее время – перестройка. Вот так получалось, что еще и строили, при этом, что-то. Такое поле чудес он наблюдал в родном колхозе, где последнее время не понятно было кто за что отвечает и кому что нужно. Так что старая детская сказка на проверку работала, во всяком случае, в его селе. Так что был ли смысл работать? – Да взять хотя бы электрика Шурку. Он что работает? Да никогда! Но пьяный ходит постоянно. И плевать он хотел на чье-то мнение! Вот поэтому и богатый! Толян почесал затылок, припоминая подробности жизни Шурки. – Правда он цель никогда выше самогона не поднимал… Зато выпивает каждый день! Толян заглянул в потрепанный календарь на стенке, совершенно не задумываясь о том, что этот самый календарь ему уже третий год служит, и, увидев, что по нему сегодня воскресенье, решил сходить в гости к электрику Шурке, дабы лично расспросить и убедиться в его богатой жизни, и проверить, не врет ли книга. Печь вновь погасла, и Святой без капли сожаления выдрал из книги страницы по двадцать третью, но они помогли не сильно, отсыревшая древесина не разгорелась, и он решил дочитать главу до конца: – Авось, поможет! – не то себе, не то влажным поленьям оправдался он. А главы то оставалась всего одна страница, что совершенно его не расстроило, а может и успокоило. «Поставьте себе определенную цель в жизни...", "Нет преград на пути того, кто решил достичь своей жизненной цели… Человек... начинает с того места, где он стоит... используя находящиеся в его распоряжении средства и добывая все, что ему необходимо...» Это было все что он «дочитал» в главе, и, не сожалея, Толян вырвал вместо одной страницы две, твердо решив начать с того места, где он стоит, и стоит твердо, а значит все делает правильно и сожалеть не о чем. – «Нет преград на пути того, кто решил достичь своей цели», – пропел низким голосом Толян, балдея от того, что у него получается петь как у батюшки из местной новопостроенной, но не совсем достроенной, церкви. Электрик Шурка дома не сидел и, вообще, оказалось, что было совсем не воскресенье, а четверг и Александр, так называла его жена, находился на ферме, куда был вызван чинить проводку. При этом жена сообщила, что вызван он был еще во вторник и дома еще не появлялся, из чего можно было сделать вывод, что не работать туда он пошел. Напоследок она просила передать, если Толян, конечно, его найдет, и он, Александр, еще будет в состоянии что-либо понимать, чтоб домой без денег не показывался, а не-то он узнает кому на Руси жить хорошо и где раки зимуют. Шурка оказался на своем рабочем месте, но, не в совсем рабочем состоянии. Он валялся в пустых яслях, совершенно не заботясь, что до него в них явно давиче находилась корова. Электропроводку он, видать, все же сделал, так как свет, и в так освещенном солнцем коровнике, горел во всю яркость электричества. Святой растолкал Шурку, на что ушло минут двадцать, так как тот совершенно не желал просыпаться и вообще не понимал кто его, собственно, будет и зачем. Но Толян, памятуя, что «нет преград», все же своего добился и поставил приятеля на ноги. – Пошли домой, – пригласил, надо полагать, Шурка, но после того, как Толян передал ему послание жены, вновь упал духом и вознамерился улечься обратно в ясли. Но Святому очень было нужно выяснить у него секрет состоятельности Шурика, в которой он не сомневался, и отступать он не собирался: – Ведь напивается же Шурка каждый день, и это при том, что жена деньги отнимает и самогон прячет! – Пошли ко мне! – как «эврика», выкрикнул Толян, боясь, что во второй раз он его не разбудит. – А выпить у тебя есть что? – первое что вопросил Шурка. Во всяком случае, это была единственная тема на которую он мог в данный момент соображать. – Конечно, полтора бутыля. – У Никитишны брал? – А кто еще на деревне продаст? – Тогда пошли! – согласился Шурка. Пока добирались к Толяну домой, Шурка уже совсем оклемался и был способен кое–что из происходящего воспринимать и даже самостоятельно передвигаться: – А что собственно тебе от меня надо-то? – Поговорить хочу, – серьезно ответил Толян. До него только сейчас дошло что он не пил с самого утра. Для него это было ново. Мало того не пить, но даже забыть об этом! – Наверно я заболел, – поставил он себе вслух диагноз. – Явно! – поставил точку в диагнозе Шурка, даже не вдаваясь в подробности симптомов. Для него было вновь, когда его приглашали не выпить, а поговорить. Его жена всю жизнь ему твердила, что с ним этим, ну поговорить, не возможно заниматься. А тут его приглашают поговорить: – Ну и дела! Остальную дорогу добирались молча, каждый думал о своем. Толян о том, как он дошел до того, что забыл о существовании «ее родимой» и как на это могло повлиять появление в его жизни цели или еще чего-нибудь. Или это следствие тяжких раздумий, другими словами, работе тех органов, которые в обыденной жизни почти не используются, то есть – мозгами. А Шурка гадал о том, о чем же они будут говорить и как же это вообще происходит. Успокоились оба только приняв по приходе по стакану самогонки на брата. Тут, как говориться, и от души отлегло и по местам все само расставилось. Правда не известно что именно. Говорят же, что на Руси ничего не происходит без нее родимой, вот и в этот раз она помогла. – Так о чем базар будет, – поинтересовался пришедший в себя Шурик. – Да хочу у тебя спросить, как у тебя никогда водка не переводится? – Как это не переводится? Шурка подозрительно покосился на Святого и на всякий случай постучал по карманам, не завалялось ли в них что-то неучтенное, невидимое собственными глазами, но открывшееся чужим. – Ну, ты ж постоянно по деревне пьяный ходишь, а денег у тебя никогда нет. – Я пьяный? Да никогда! Выпрямился Шурка до степени устойчивости в его состоянии, поосмелев, успокоившись и утвердившись в своей позиции, после того как в карманах ничего не оказалось и на ощупь, а значит, до, прихода, так называемой, белочки, далеко... А значит он еще – ого-го! – А сегодня? – Я не пьяный! Да я выпиваю, но чтоб я пил, – настаивал Шурка, – да никогда! Ну, вчера, во вторник с ребятами перебрали немножко, но это же не значит, что мы пили! Так, баловались. – Так сегодня уже четверг! – Я ж и говорю, что вчера, во вторник выпили... – Так после вторника идет среда, а сегодня четверг, – пытался доказать истину опохмелившемуся Шурке Толян. – Четверг? Среда? Господи, да она меня убьет! И Шурка как ошпаренный подскочил с табурета, растеряв всю свою броваду. – Кто? – Кто, кто! Жена! Я ж на работу точно во вторник пошел, а сегодня – четверг. А где я был в среду? Не поминаю. Боже, убьет, да провалиться мне на этом месте, если не убьет! – разволновался Шурка. Его волнение передалось ногам, и он стал петлять по комнате, в надежде найти выход из создавшегося положения времени, но среда никак не хотела возвращаться в его память: – Она меня убьет! Убьет! – чуть ли не плакал он. Потом застыл на месте, видно что-то придумав, повернулся лицом к Толяну и, протянув стакан произнес: – Наливай! Уж если будет убивать, так лучше, чтоб я и этого тоже не помнил! И после выпитых залпом трех стаканов подряд, он и впрямь дошел до состояния, когда уже все равно, а жизнь становится прекрасна. Оставшемуся почти трезвому Толяну ничего не оставалось, как оттащить никакого Шурку его жене на растерзание, тем более что это было последнее желание гостя. А желание гостя… Сами знаете. Вернувшись домой, Толян сделал вывод, что Шурка не такой уж богатый и на него во всю давит жена, чего раньше он не замечал, и: – Не быть ему богатым! – Толян допил оставшийся самогон и заснул спокойным сном, потому что, в отличие от Шурки, на него никто не давил и жить не мешал. Во всяком случае, в его собственном доме.