ЦВЕТЫ
К ВЕЧНОМУ ОГНЮ
Середина семидесятых годов 20 века. Точнее – 1975 год, тридцатилетие Великой Победы.
Я перевёлся в Новокузнецк в июне, само празднование в Новокузнецке не застал. Назначили меня участковым инспектором в 1 отделе (тогда отделении) милиции. Для ознакомления с участком поручили меня уже работавшему там участковому по фамилии... Впрочем, по понятным причинам, фамилию называть не буду. За глаза его называли Робинзон, прозвище, похожее на его фамилию. Он до этого, в связи с вакансией, обслуживал и мой участок, то есть работал на двух участках. Это был человек небольшого роста, полный, рыжий и конопатый (хотя его нации присуще носить чёрные кудрявые шевелюры, но нос был классический, слегка горбатый), в возрасте около сорока лет. Улыбчивый и решительный, хотя физически явно слабоватый.
Он провёл меня по участку, представил работникам домоуправления, в котором, кстати, располагался мой будущий кабинет «участковый пункт милиции». Там работников-то раз-два и обчелся: начальник, бухгалтер да главный инженер. Были ещё техники, но они все на вызовах, в поле, как говорится.
Утром мне в дежурную часть позвонила бухгалтер домоуправления. Я ожидал услышать что-то о беспорядках на участке, в которые следовало вмешаться, но она вдруг стала жаловаться на моего коллегу Робинзона.
Сказала, что он пришёл к ней домой около одиннадцати вечера, просил впустить его в квартиру, не объясняя причины, потом сказал, что мог бы попить чаю. Она его не впустила, теперь опасается неприятностей. Я её успокоил, как мог, но решил поговорить с коллегой.
Я спросил коллегу про инцидент, когда отправились в обход участков, он спокойно ответил, что просто заходил к бухгалтеру, чтобы уточнить некоторые вопросы по жалобе одного из жителей участка. Уточнять так уточнять. В конце концов я такой же участковый, как он. Мы зашли в один притон. Официально, то есть по закону эта квартира притоном не признана, но нам от этого не легче. Там собирается всякая шваль, пьяницы, забулдыги, но иногда в них появляются лица, находящиеся в розыске, откровенные бандюганы. Вот мы и проверяем такие квартиры. Иногда и задерживаем кого-то. Главное же заключается в том, чтобы всякий подозрительный элемент знал, что эта «хата» под присмотром, можно в отделение попасть, а то и на пятнадцать суток.
Это неприятная сторона работы сотрудников правоохранительных органов: возиться с разным сбродом, да и другие стороны не лучше и не приятнее.
Бухгалтер из жилконторы больше не жаловалась, работали мы каждый на своём участке, объединяясь только, например, для посещения тех же притонов или при проведении рейдов.
Вскоре проявилась ещё одна черта Робинзона. Мне понадобились деньги в долг на недельку. Кто-то посоветовал спросить у Робинзона, у него дескать всегда деньги есть, живёт он один, тратиться особо не на что. Только есть одна закавыка: деньги он даёт обычно крупными купюрами и отдавать просит такими же. Копит он их что ли именно крупными купюрами. Немножко странно, но у каждого свои тараканы в голове. Всё так и случилось.
Примерно через неделю-полторы после начала мой службы в первом отделении, на политинформации (она проходила по средам с утра) замполит объявил, что вечером состоится суд офицерской чести.
Был тогда такой способ воспитательной работы с личным составом. С офицерским, разумеется, личным составом. Не очень, я думаю, приятное мероприятие для «подсудимых»: стоять перед твоими товарищами по службе, с теми, с кем рано или поздно нужно было участвовать в каких-либо оперативных мероприятиях или хотя бы хулигана с ножом на улице задерживать.
А судить-то собрались как раз моего напарника Робинзона.
Оказалось, что начудил он именно в день празднования дня Победы.
Надо сказать, что в средних и небольших городах СССР в этот день парадов не было. Проходили люди колоннами, в основном в колонне представители одного предприятия или организации, возлагали цвета к вечному огню на Бульваре Героев – это в Новокузнецке такое место есть. Потом просто, без колонн, подходили люди, тоже возлагали цветы, стояли несколько минут, видимо вспоминая своих родных и близких, потом уходили. Играл духовой оркестр.
Так было и в этот раз. Но наш Робинзон проявил рвение. Неподалёку от вечного огня бабушки продавали небольшие букетики из своих садов. Какая-никакая прибавка к пенсии.
Робинзон увидел такое «безобразие» на вверенной ему территории и решил навести порядок.
Как-то у него мозги повернулись, что он не придумал ничего лучшего, как подойти к бабулькам и потребовать немедленно отнести букетики к вечному огню и «торжественно» возложить их.
Если кому не понятно, то разъясняю: почтение к памяти погибших – дело душевное, а, значит, сугубо добровольное, а не из-под палки.
Вот это уже было безобразие без кавычек. Робинзону грозило по меньшей мере получить несколько шишек, а то и переломов. На него надвигались возбуждённые и, чего греха таить, подвыпившие мужики и, что ещё опаснее – женщин.
Ярко светило солнце, развевались алые стяги, благоухали цветы, а Робинзон прощался с жизнью, так и не осознав, за что страдает.
Но как человек решительный, да ещё облечённый властью, продолжал настаивать на своём, даже потянулся к кобуре.
Накал достиг апогея, участковый уже получил пару синяков и вот-вот…
Спасли двое крепких ребят, подхвативших «блюстителя» под руки, да ещё и закрутивших ему их за спину. Как он не дёргался и не кричал, что он «сотрудник», его благополучно доставили в отделение и сдали дежурному. А ответственному по отделению написали рапорта. Они оказались сотрудниками так называемой «семёрки» или, как говорят по-простому» наружки. Открывать себя они права не имели, у них совсем другие задачи, но ситуация развивалась негативно и могла привести к массовым беспорядкам.
Собственно, почему я и рассказываю эту историю, так это потому, что всякие беспорядки возникают не только по причине недовольства людей властями.
Суд офицерской чести закончился глубоким осознанием своей вины Борей Робинзоном и даже раскаянием. Ему поставили на вид.
Через несколько дней он рассказал мне (по какой причине не помню), что лет пятнадцать тому назад, а именно в 1961 году он едва не погиб при исполнении служебных обязанностей. В тот год в Бийске – это на Алтае – произошли массовые беспорядки, а он был их непосредственным участником.
На городском рынке он вместе с участковым уполномоченным сделали замечание подвыпившим гражданам, те стали буянить, оказывать сопротивление, собралась толпа, милиционеров стали избивать, а когда наш Боря пытался залезть в автобус, его стали вытаскивать за ремень, ремень порвался, и это спасло ему жизнь. Беспорядки продолжались до вмешательства военных. Милиция и военные утихомирили толпу. Один человек погиб, участковый был сильно избит. Двенадцать человек пошли под суд и получили разные сроки, а несколько человек осуждены к смертной казни, но впоследствии наказание заменили более мягким.
После этого рассказа я лично не сомневался и не сомневаюсь, что виной всему стало излишнее (я бы сказал – безумное) рвение милиционеров, таких, как наш «герой» Боря. Они послужили катализатором Бийского столпотворения.
Особенно это видно сегодня на фоне событий в Америке.
Сам я в те годы жил в Бийске, но в силу своей молодости только слышал об этом бунте, подробностей же не знал.