– Евангелина, дорогая, поздравляю тебя! – сказала Элина так, как будто кто-то снимал ее на видео.
В этот момент к Лин подошла ее невысокая мама, обняла, пролила слезу, а потом пошла в объятия Рамона, отца семьи и самого близкого ей человека. Это была вечеринка в стиле «Как же ты выросла». Родители обняли друг друга и вспомнили немного былое.
Лин подходила ближе к торту, чтобы задуть свечи. Мама и папа смотрели на неё так, как будто она выиграла соревнования, или просто чего-то достигла в своей жизни. Хотя единственное, что случилось сегодня, так это то, что все поняли, как она выросла. Лин стала более женственной, она стала великолепной юной девушкой, и теперь ее время пришло, а для родителей достижение именно это. Потому что это их достижение – они ее вырастили.
Рамон начал снимать их на телефон. Лин набрала воздуха в грудь и посмотрела в глаза сестре. Сестра своей ехидной улыбкой сузила скулами глаза и обрела свой самый противный вид из всех. Она могла ничего не говорить, для Лин это было равносильно тому, чтобы достать меч из ножен.
– Надеюсь ты не будешь больше пользоваться моим именем Е-ван-ге-ли-на? – сказала сестра шепотом.
Конечно, настроение было подпорчено. Умиротворение сменилось на некое боевое расположение. Элина в свою очередь крепко стиснула торт в руках, в ожидании на многообразие реакций Лин. Она всегда любила дразнить ее тихо и исподтишка. Элина хорошо помнила, как Ева раньше плакала и жаловалась маме, сейчас она просто могла бы и взорваться. Лин разозлилась, но досада перекрыла агрессию. Она уже давно себя так решила называть, вопреки решению мамы разделить дочек на Еву и Лину. К Элине прижилось только полное имя, в чем она винила Еву, а Ева стала Лин, и это был ее единственный бунт за все время, на который все закрыли глаза. Она конечно же боялась себе признаться в том, что ее имя, крепко уже связанное с ее личностью, была заимствована у этой не самой разумной девушки, но предпочитала об этом не думать.
Она стала задувать все свечки кроме одной последней. Посмотрела в глаза счастливых родителей, посмотрела на Элину и тоже сказала ей шепотом: «Чтоб ты облысела» и дунула на свечу. Но свеча на удивиление не потухла, все это заметили и посмеялись.
– Я так и знал, что вам понравится моя идея – громогласно сказал Рамон.– Незадуваемые свечи, а?
Лин закатила глаза. Она не понимала, как такой хороший отец, как Рамон, мог быть таким не серьезным.
Лишь мама не выдала никакой реакции. Мать в целом была безучастна по отношению к воспитанию младшей дочери. Она в основном поддерживала все мысли и старания отца, но по сути никогда не интересовалась делами своей младшей дочери. Ее всегда заботило больше то, что происходит с Элиной, потому что она старшая. Она привыкла в неё вкладываться, она это делала давно, ее запросы жизненные всегда были выше, чем запросы Лин. А ещё Лин предполагала, что является нежеланным ребёнком, о чем вскользь говорили родители во время ссоры. Именно Рамон настоял об отказе от аборта. Рамон, а не она подарил ей жизнь. И именно к нему-то она и прислушивалась.