Грех великий
Вторые сутки кошка Сирена играет со мной в прятки. Вчера я обшарила все закоулки в доме, но Сирену так и не нашла. Вот гадина покоя мне от тебя нет. Все что я положила ей вчера в миску, осталось нетронутым. Интересно потягиваясь в постели подумала я, а сегодня она выйдет или нет из своего укрытия. Осторожно приподнимаясь с кровати и опуская ноги на пол, я взглянула на проем двери. Из-за порога на меня выглядывало пушистое создание светло-серого цвета. Ага… Явилась не запылилась, позлорадствовала я. Нет такого слова АГА когда-то одернул меня мой коллега Саша-инженер. Только я с этим АГА иду по жизни уже много, много лет, и привычки свои менять не собираюсь. Ты Сирена не обижайся, приедут все с моря, и ты опять будешь дома. Стала я ласково уговаривать Сирену. Мне квартирантка не нужна. Ты меня по рукам и ногам связала. Я бы уже в лесу была, грибочкам радовалась.
Чайник подал сигнал. Я очень люблю по утрам наслаждаться чаем. Обычно в это время прихлебывая обжигающий напиток, я планирую свою работу на предстоящий день. Приподнимая чайник с плиты, я уставилась на него пытаясь удержать мысли, которые понеслись как резвые кони по первому снегу. Начинается, видимо капитально старею. Я тряхнула головой. Вчера с раннего утра и весь день вспоминала немую. Сегодня ни с того, ни с сего вдруг всплыло прозвище нашего соседа- Грех Великий. И зачем чужие люди, тревожат мою память? Этот вопрос я задавала себе уже не единожды, но ответа не находила. Стараясь не шуметь, чтобы не спугнуть кошку, я присела к столу.
В нашем доме пили чай, как говорили в старину с форсом. Кто с лимоном по- господски, кто с молоком по- купечески, редко в прикуску по-крестьянски, больше все в наклад по- городскому. Я любила чай в наклад и очень редко пила его с лимоном или с молоком. Размешивая сахар, и постукивая ложечькой, я пыталась отогнать мысль о соседе, но Грех Великий не отступал. Лет тридцать тому назад Грех Великий жил с нами по соседству и был старичком невысокого роста с лицом покрытым глубокими морщинами и жесткой щетиной. Он напоминал мне моего деда, такого же старенького и верткого живчика, участника боев под Сталинградом. Историю соседа и его столь странного прозвища, я узнала совершенно случайно от Анастасии Ивановны, к которой часто обращалась за каким- либо советом.
Смотри сосед соседа везёт, однажды махнула рукой в сторону улицы Анастасия Ивановна, с которой я восседала на импровизированной скамейке из бревна у ее палисадника. Где? Да вон из-за поворота выруливают. Я посмотрела на поворот дороги и чуть было не рассмеялась. Мой муж, возвращаясь с работы, действительно тащил на себе нашего соседа дядю Костю. Опять Грех Великий гуляет. И сколько можно лакать эту водку? Сколько можно? Стала охать и ахать Анастасия Ивановна. А праздника сегодня нет? Праздника не было, и я промолчала. Паразит он, а не человек, жену в могилу загнал и сам туда же прется. Я знала, что Константин Петрович живет один и спросила. -У него что детей нет? - Почему нет и жена была и дети, когда он на нашей улице в 56-ом перед затоплением города появился. Молодым еще был да шустрым, вместе строились, бревна на своем горбу таскали. Нам с ним одновременно участки отвели. Кто старые дома свои на новом месте ставил, кто новые. Помучились мы тогда с этим переселением. Дом что вы купили тоже старый из Кроткова перевезен, его на две половины разделили. Мы ведь с Иваном оба кротковские, там наши корни. Прозвище у него какое- то странное? Сменила я тему разговора. - Нам не в диковинку. Когда строились у Кости присказка была –Грех великий. Что не так сделает или не так скажет все великим грехом называет. Так этот грех и прилип к нему. Он не обижался. А вы что работали с ним? Работала и на поле, и на дороге, вот на этой по которой сейчас ходим. Это ведь мы ее мостили по молодости. Камень били и укладывали один к одному. Я этого камня за свою жизнь набила не одну тонну. Все дороги мощеные в городе нашей бригадой были сделаны. Их только в 89-ом асфальтом покрыли. Я видела, как Анастасия Ивановна в свои семьдесят пять лет махала кувалдой показывая мужу как надо правильно бить камень лопунец и улыбнулась. Уж очень ловко у нее это получалось. Анастасия Ивановна, а что у него с глазом? У кого, у Ивана моего или у этого проходимца. По странному стечению обстоятельств, наши старички-соседи оба были одноглазыми. Иван мой на мине подорвался, а этому тоже в войну бабы глаз выбили. Как бабы? Я в недоумении взглянула на Анастасию Ивановну. Костя в войну по болезни на фронт не попал, как он сам рассказывал. Списали его вчистую. Всю войну был он полещиком. Я не знала кто такой полещик, но переспрашивать не стала. Уж очень мне захотелось историю жизни соседа узнать. Не скрою, любила я про «жисть» слушать, как говорила моя бабушка. Усаживаясь поудобней и поближе к Анастасии Ивановне, я навострила уши.
Полещик Грех великий не совсем злобным был, если бабы ему только глаз выбили. Припоминая былое стала рассказывать Анастасия Ивановна. А ведь могли и убить.
- Да за что? Удивленно спросила я. Было девонька за что, было. В войну бабы с колхозного поля гороху зеленого для своих ребятишек в карманы наворовали, а тут он, полещик на коне. Увидел и попер на них. Всех перепишу, всех пересажаю. Я вас… орет. А бабы в испуге. Знали в Никольском за карман гороху Анну Голяхову уже отправили на пять лет за Кудыкины горы. Даже не посмотрели, что семеро по лавкам сидят. Вот и всполошились. Одна из них не выдержала, вырвала Костю вместе с кнутом из седла, и давай его стегать. Он за глаз свой схватился и орет: - Грех великий, грех великий! Все война проклятая, это она-Грех великий. Анастасия Ивановна поджала губы и с грустью посмотрела на дорогу, а мне захотелось плакать.
Долго еще в это утро сидела я за столом, вспоминая своих родных и совсем не родных мне людей. Тихо подкралась Сирена и мяукая потерлась о мои ноги. Ей уж точно, как и мне ожирение сердца не грозит.
О соседях вспоминала Г.Максимова