Первый англоязычный фильм Йоргоса Лантимоса вполне может стать той кинокартиной, по которым лучше всего запоминается киногод. Он посвящен отношениям, однако запоминается прежде всего своим необычным сеттингом - обществом будущего, очень похожем на софт-антиутопию (причем главной одержимостью этого общества является жизнь в парах).
Эпиграф:
Тыкаюсь в спины, Доверяюсь любому плащу,
Но половину Вряд ли уже отыщу.
Где мой ничейный, Нечетный мой маячок?
В этих ячейках Не хватает кого-то еще.
Кого-то еще.
А мир обесточен Объявлен последний ночлег
Но одиночек Не берут на этот ковчег
На этот ковчег.
(«Только парами» Константин Арбенин).
Начну, пожалуй, с самого примечательного. В музыкальном отношении «Лобстер» безупречен. Да и как не влюбиться в фильм, где в первые же минуты слышишь фрагмент из любимейшего опуса Шостаковича и Бетховена? А дальше как из рога изобилия возникают Шнитке, Стравинский, Бриттен. Ну и в качестве дижестива – отсылки к Нику Кейву.
Постановка кадра и работа с цветом, динамика и ритм сцен, кастинг, игра актеров – всё достойно похвал и длительных обсуждений. Колин Фаррелл вписывается в совершенно несвойственный ему образ (располневшего и меланхоличного архитектора) с такой легкостью, что даже и не знаешь, чего ждать от него в следующий раз. Остальные играют (даже когда приходиться ничего не играть) тоже настолько блестяще, что этого не затмить даже любительскому переводу.
А вот насчет идей и смыслов – напротив, всё слишком схематично. Йоргос демонстративно пренебрегает драматическими условностями, словно уроки ему давал сам Беккет. И ружье, висящее на стене, стреляет почти сразу, а не в третьем акте. И убитый в начале ослик так и не получается никакого объяснения. Что-то из этого работает на атмосферу, а что-то – нет.
Открытый финал – пожалуй, лучшее решение, закадровый голос – тоже был к месту, но многочисленные лакуны – явно созданные для того, чтобы зритель заполнил их своим воображаемым – имхо, серьезная ошибка. Фильм и без того получился и ироничным, и тревожным под завязку. Фильм-перевертыш: ледяной и трезвый настолько, что превращается в эмоциональный и романтичный. И настолько иносказательно-ироничный, что оставляет чувство полной открытости и искренности. А теплый ламповый закадровый голос напротив только подчеркивает механистичную и сюрреальную зыбкость происходящего.
На этом фоне можно было обойтись и без неразъясненных загадок. Так, например, хорошо видно, что первая сцена специально выстроена, чтобы можно было подозревать в ней всё, что угодно (параллельную историю, будущее этой истории, причем сразу для нескольких героев). В общем она задает тон и настрой, но все равно эпизод (как и пара других) выглядит как сценарная халтура.
Этот фильм сложно смотреть как антиутопию, зато он хорошо ложится в форму символической притчи. Мне вообще «Лобстер» очень сильно напомнил Озона 1999-2000 годов (это прежде всего «Криминальные любовники», хотя и «Капли дождя на раскаленных скалах» тоже чем-то сильно схожи).
В фильме не так уж много нового и оригинального, скорее очень взвешенное сочетание прежних находок. Обезличенный быт Отеля уже был в «Альфавиле» Годара, тошнотворное счастье окружающих – в «Неуместном человеке» Лиена, неумение слушать и любить – в десятках фильмов (от «Последнего танго в Париже» и до «Она» Спайка Джонса). Я уж не говорю про настойчивую повторяемость многих тем у Триера, Фасбиндера и Бергмана. Ощущение вторичности, однако, не наступает, возможно потому, что при таких отсылках развитие событий может быть каким угодно.
О чем сей фильм? Я думаю, он отнюдь не о современном обществе или будущем, в котором рухнет институт отношений. По-моему, всё проще, он о том, на что способны люди, ради любви (а ведь встретили мы ее или нет, мы всё равно все живем с глубоко укорененным в нас требованием любви). Причем, это люди, которые не понимают зачем живут. Люди, которые все как один похожи на лобстера – мягкотелые и ранимые существа, закованные в панцирь. И, как сломанные биологические машинки, они могут создавать пары только с теми, кто способен стать их зеркальным отражением – хотя бы в одной малой черточке. Пожалуй, лучшее издевательство на тему веры людей в любовные мифы о половинках андрогина и объединяющих интересах.
Вообще лобстер – удивительно точный символ для такого фильма. С одной стороны, это символ амбивалентности между жесткостью и агрессией (панцирь, клешни) и внутренней уступчивостью. Всякий краб – это и бесхребетность, стремление зарываться в песок, и в то же время нечто угрожающее и даже пожирающее. С другой стороны, омары (или лобстеры) – еще и означающие сексуального желания. Как и многие морепродукты, их считают афродизиаком. Омар – также знак роскоши и благосостояния. А Сальвадор Дали видел в образе лангуста – сочетание девственной стыдливости и пошлости (видимо, в силу фрейдистских реминисценций – красный фаллический объект). Эту тему он заострит в своей композиции «Телефон-омар», относительно которой он заметит, что динамик трубки располагается на месте гениталий лобстера, к которым говорящий должен приблизить свой рот.
Об этой символике в общем-то без утайки говорит и главный герой, подчеркивая долгий возраст и сексуальную продуктивность лобстера. По всей видимости в мире фильма залогом счастья и любви как раз это и является (чтобы был секс, и чтобы ты/твой партнер жили подольше). Ах, да, постойте, и в нашем мире – тоже.
Но вопрос о любви, о том, чем она вызвана и чего требует от нас, останется актуальным пока есть различие полов. Вообще фильм должен понравиться пси-специалистам, особенно лаканистам. По большому счету, Лантимос рисует мир, который нашел свой способ обойтись с тем, что «сексуальных отношений не существует». Фактически нет человеческих сообществ, где сексуальность существует без правил – и как мы видим в кинокартине жесткой нормализации подвергаются и те, кто предпочитает быть в паре, и одиночки. В том мире почти никто не бунтует, все легко соглашаются с какими угодно правилами. Но даже в таком виде я бы не сказал, что там люди перестали быть людьми. Нет, все три человеческих страсти налицо: любовь, ненависть и игноранс.
Причем, авторы (Лантимос и Филиппоу) над одиночками издеваются даже суровее, поскольку те у них не способны придумать ничего иного для себя, кроме «сделаю всё наоборот». В мире «Лобстера» у людей появляется третий выбор – стать животным, которому доступна сексуальность вне правил (однако ценой расчеловечивания). И как не сложно увидеть, многие герои видят в этом какой-никакой выход, избавление от бремени сексуальности. Бунта нет, потому что каждый живущий в том мире видит это не как наказание, а как справедливость. Вот только даже в эту схему с тремя вариантами никогда не вписывается желание – именно оно и отличает людей от лобстеров. В остальном мы – точно такие же.