Найти тему

"Я знаю, что во всем мире никто так не может..."

Марина Цветаева-не только великий поэт и прозаик, но и талантливый, самобытный переводчик!

С раннего детства, превосходно зная немецкий и французский языки, маленькая Муся подбирала для первых своих детских стихов не только русскую, но и немецкую или французскую рифму.

В 16 лет из-за своей любви к Наполеону перевела пьесу французского драматурга Э. Ростана "Орлёнок" на русский язык. Но первый свой литературный труд сожгла, узнав, что до неё перевод был сделан другими авторами.

Позже Цветаева занималась переводами всю жизнь.

В эмиграции она решила перевести на французский язык свои самые любимые стихи Пушкина. Она обратилась к нескольким французским поэтам с просьбой принять в этом участие. На что получила ответ: "Пушкина перевести нельзя: слишком многое теряется при переводе".

Цветаева отреогировала категорическим несогласием: "Мне твердят: Пушкин непереводим. Как может быть непереводим уже переведенный, переложивший на свой язык нескАзананное и несказАнное? Но переводить такого поэта должен тоже поэт".

-2

Вот тогда в Цветаевой во весь голос и заговорил переводчик. Она перевела на французский язык 14 стихотворений Пушкина, и хотя некоторые французские поэты так и не приняли её переводы, Цветаева заявила:" Переводы х-о-р-о-ш-и и таковыми и останутся... Отвечаю за каждое слово. У меня слишком свой язык..." На эту работу, по словам Цветаевой, ушло две черновые тетради "по двести страниц каждая - до четырнадцати вариантов некоторых стихотворений".

С характерной бравадой, говоря о своём исключительном понимании Пушкина, утверждала свое превосходство как переводчика: "Я знаю, что во всем мире никто так не может".

Цветаева переводила на французский и стихи Лермонтова. Также как и для пушкинских переводов, для них характерно неповторимое своеобразие поэтической манеры Цветаевой.

После возвращения в СССР Цветаева оказывается перед суровой необходимостью взяться за переводы-теперь это её единственный заработок. "За свое не платят, заща чужое платят гроши" - говорила она.

Марина Ивановна переводила с чешского, болгарского, грузинского, английского, польского, еврейского и др. языков по подстрочникам, языками этими не владея.

О ценности своих переводов советского периода Цветаева говорила:" Я убеждена, что если бы я плохо переводила и хорошо зарабатывала , люди бы меня бесконечно больше уважали, но - мне из людского уважения - не шубу шить, а из своих рукописных страниц".

Переводческая работа Цветаевой - яркое проявление её уникального таланта, работоспособности, ответственности, самодисциплины. В еееё рабочих тетрадях огромное число версий перевода.

Вдохновение, трудовой настрой создавался своеобразной цветаевской молитвой: "Господи! Дай мне последнюю строку!

" О, Господи! Дай мне последнее слово!"

Война застала Цветаеву за переводами испанской поэзии. В одной из тетрадей сохранилась запись 27 июня 1941 года :" Попробуем последнего Гарсиа Лорку".

После Лорки записей в тетради не было. Но было письмо. По дороге в эвакуацию в Елабугу Цветаева в Казани отправила письмо товарищу Имамутдинову, председателю Татарского отделения Союза писателей. В письме она просила помощи в устройстве ее работы в Казани, она предлагала себя в качестве переводчика татарской поэзии. Но ответа на свое письмо не получила.

Переводы Марины Цветаевой могли бы стать достоянием татарской литературы!