Нестерпимая жажда оживила крохотные жизненные силы лежащего на песке человека в длинной грубой коте, в походных чулках и в двухчастных кожаных сапогах, вернее в одном сапоге. Разорванный камзол был подложен под голову и больно давил костяными застёжками на затылок, дополняя мучение к общей боли и жалкому состоянию раненого. Над головой был натянут обрывок от треугольного латинского паруса.
Несколько месяцев назад Блез Пежо, лавочник из Марселя, решился пойти в Иерусалим, что бы вымолить у Бога подарить ему счастье стать отцом и тем самым спасти свою любимую супругу от злословия соседей и недобрых взглядов поместного священника. Собранных денег было не достаточно, и поэтому месье Пежо заложил свою крохотную скорняжью лавку, кстати сказать, что заложил, вместе с несчастной женой в придачу, получив несколько монет сверху. Купил сапоги, одежду пехотного солдата, меч, кинжал и отправился в Мессину, а затем, присоединившись к группе паломников, погрузился на «Баярд», который шёл с грузом через остров Крит в Акру, однако по причине известной лишь одному капитану, корабль повернул к Аскалону. Чем дальше Пежо удалялся от Марселя, тем больше его охватывали сомнения в правильности своего поступка, но менять что-либо было уже поздно, и он твёрдо решил посетить библейские места, как последнюю свою надежду. На корабле Блез держался уединённо. Широко расставив ноги, что бы удерживать равновесие при качке, он сидел на деревянном ящике, крепко обхватив руками меч, уперев его в лоб, и подолгу, не отрываясь, смотрел то в пол палубы корабля, то бросал взгляд на хмурившееся небо, словно предчувствуя недоброе.
Пежо застонал, чем привлёк внимание человека в чалме и халате, что сидел к нему спиной у костра, что-то помешивая в глиняной плошке. Он не торопясь поставил посуду и, обернувшись к раненому, произнёс с сильным акцентом, который выдавал в нём выходца халифата. Заплывший, от рассеченной брови, глаз, не позволял внимательней разглядеть сарацина.
- Лежи смирно,- произнёс человек, повернув голову в пол-оборота,- Кажется с ногой ничего серьёзного, правда, пришлось пожертвовать сапогом, а вот с рукой хуже, но надеюсь, что у тебя вывих. Если мои предположения верны, то руку я тебе вправлю.
Он поднял вверх разрезанный сапог с дырой и, повертев его, отбросил в сторону.
- Мне больно,- простонал Блез.
Незнакомец несколько раз кивнул головой и ответил:
- Конечно, будет больно. Вот эта деревяшка,- он показал сломанную палку с острым наконечником и отбросил её к сапогу,- Обломок такелажной оснастки. Он пробил тебе ногу, а я его вытащил. Так что лежи и не двигайся.
- Дай мне воды,- простонал Блез, облизывая потрескавшиеся губы.
Незнакомец приблизился и, усевшись на колени, поднёс к губам Пежо маленькую пиалу.
- Выпей отвар. Это должно помочь,- произнёс он, чуть приподнимая голову француза.
Сделав несколько глотков, Блез поморщился от нестерпимо горького вкуса.
- Надо пить,- настоятельно произнёс сарацин,- Если хочешь жить, лучше пей.
Пежо выпил. Араб отставил пиалу и, закатав рукава халата, переместился к ногам Блеза, разматывая длинный лоскут отреза, которым была замотана рана.
- Мы же попали в шторм…. Да, да…, теперь я припоминаю,- заговорил француз, оглядываясь на берег.
- Да уж,- согласился Хайри,- Надо было вовремя убирать паруса, тогда бы не рухнула мачта. «Баярд» отнесло слишком близко к берегу, и он налетел на камни. Была ночь, что тут можно было разглядеть.
Осмотрев рану, он добавил:
- Однако тебе повезло, что ты оказался на берегу.
- М-м-м,- застонал Блез после того, как араб нажал на рану пальцами.
- Будь мы сейчас на корабле, ты бы быстро сгнил, хотя мне не очень нравится твоя рана, но кости целы.
- Почему?
- Там всё гниёт, уж поверь мне…. Черви, крысы, плесень….
Блез поморщился то ли от боли, толи от брезгливости и произнёс:
- Но мне нужно в Иерусалим.
- Мы не можем пока уходить отсюда,- ответил сарацин, накладывая мазь,- На корабле много полезных вещей. Мёртвый конь обеспечит нас мясом и бульоном, но это ненадолго. Даже в вяленом мясе я нашёл червей, но есть оливковое масло, бобы и рис, а вот с пресной водой не всё хорошо. А ещё я нашёл бочонок с мёдом и скипидар. Я сделаю мазь и постараюсь снять воспаление. Скоро отлив и я опять пойду к кораблю.
- Мёртвый конь?
- Да. Конь. Только чей он был, я не знаю. Его перевозили, подвесив к потолку.
- Зачем к потолку?
- Так он мог перенести качку и не сломать себе ноги. Но он погиб…. Так и лежит привязанный.
- Ты лекарь?
- Ну я бы так не говорил. Но жизнь заставила немного научиться.
- А как твоё имя?
- Хайри…. Европейцу трудно запомнить моё имя полностью, так что обращайся ко мне просто Хайри.
- А моё, Блез Пежо. Всё просто…. А-ай…!- вскрикнул француз.
Араб осторожно потрогал заплывший глаз раненого и рассечённую бровь.
- По-хорошему надо бы тебе тут зашить, но вот не чем…. Значит Пежо?
Он скривился от боли и в ответ лишь закивал головой. Не обращая внимания на крики и стоны, Хайри вернулся к ране на ноге.
- Ты говоришь на моём языке. Где ты научился?- спросил Блез.
- На галерах…. Я был на галерах…. Вернее на галере, гребцом.
- Да уж, не самое желанное место в нашем мире,- заключил Пежо.
Он повернул голову в сторону. От слов собеседника ему вдруг стало стыдно, так, словно он был причастен в ужасной судьбе этого сарацина.
Хайри вздохнул, набрал песка и, пересыпая его из ладони в ладонь, произнёс:
- Не самое, да…. Если нет дождя….
Он посмотрел на небо, так, как делал это не раз, облизывая потрескавшиеся губы.
- Жажда сводит с ума…. Не голод, а именно жажда, однако пожелай я умереть, мне бы всё равно не позволили. На каждый удар литавры, четыре удара сердца. Хозяин говорит, что если я не скот и хочу получать блага, то должен понимать и обращаться к господину на его языке. Там на верхней палубе стоял осёл и он начал опорожняться. Один солдат подставил плошку и набрал в неё мочу, а потом протянул мне. Другой солдат сказал, что этот осёл римского прелата и дальний родственник осла святого Петра Пустынника. Они смеялись и говорили, что моча осла святая. Надо её пить и придёт способность к языкам и пониманию Господа. Верь мне, если бы ты оказался на наших галерах, ты бы шептал Коран лучше, чем произносил имя женщины, которая произвела тебя на свет.
- Но, ты же спасся. Тебя отпустили или сбежал?
- Я ждал свою свободу…. Я ждал сначала пять лет, потом ещё три года. Мой хозяин получил выкуп, но обманул. Родственники опять собрали деньги и привезли ему. Он деньги взял и обещал отпустить. Кто знал, что нельзя было верить словам хозяина, но мои родственники поймали его, и хотели утопить в выгребной яме…. И вот я свободен, хотя мне кажется, что лучше бы мне оставаться на галере. Там у меня была надежда.
- Как так?
- Из Генуи галера шла в Аккру с военным грузом и с италийскими солдатами, которые то и дело дрались между собой и пьянствовали весь путь, однако нас хорошо охраняли. Я надеялся на чудо, и оно произошло, но меня не коснулось. Флот ушёл раньше, чем мамелюки осадили, а затем взяли Акру. В Константинополе, моему хозяину передали выкуп, но ночью он снялся со стоянки и мы отправились во Францию. Грязный, жадный обманщик. А уже после выкупа, родственники мне сказали, что если я не смог добыть свободу оружием, то зачем я тогда вообще нужен? За меня заплатили, но есть условия, что я ни когда не приду в Медину. И я доложен забыть свою семью, равно как и они забудут меня. Мои предки были в армии Салех ад Дина при Хатиле, осаждали Вадим Джайкааб и на конец Иерусалим, а я теперь позор нашего рода и не достоин быть рядом и иметь наследников.
- А что, был другой путь?
- Другой путь есть всегда…,- ответил Хайри, накладывая повязку,- Можно убить надсмотрщика или солдата, устроить побег или ждать, когда вдруг нападут пираты. С ними можно конечно договорится, если есть деньги. Может быть сейчас я был бы в дома и не был отвергнут или проклят. А теперь мне просто не куда идти и я выбрал Иерусалим.
- Однако родственники помогли тебе.
- Помогли, да, но как? Продали моё имущество. Вот, на те деньги меня и выкупили.
- А когда ты успел стать лекарем?
- После первого выкупа хозяин сделал мне послабление и приставил в подручные к судовому лекарю Дустуму, который лечил гребцов и даже господина. Постоянная влажность и тяжёлые условия, от которых рабы болели и могли умереть. Но ведь потерять гребца, это дорого, так что их приходилось лечить. Мне нужно было растирать в порошок сушёные тушки летучих мышей, смешивать их с травами и корешками, делать смеси для отваров. Уж не знаю, но гнойные раны или несварение иногда удавалось лечить. Очень не хотелось вновь попасть на гребную палубу, поэтому я старался. Как видишь, мне это пригодилось.
- А я не умру?- спросил Блез.
- С ногой пока всё,- ответил Хайри, вытирая руки о полу халата,- Теперь посмотрим твою руку. Всё же придётся резать и одежду.
- Не-е-ет,- завопил месье Пежо.
- Всего лишь рукав…. Смирись….
Разрезав широкий рукав, Хайри осмотрел синюшного цвета плечо и произнёс:
- Тебя надо перевернуть на бок.
Он осторожно перевернул раненого на бок, ещё раз осмотрел всю руку и, подняв с песка обрубок оснастки, который совсем недавно извлёк из икры француза, поднёс его к лицу Блеза:
- Закуси эту палку, а то можешь лишиться языка. Будет немного больно.
- А- га-да-а,- закивал головой месье Пежо, крепко сжав зубами деревяшку.
- Ляя бас тахуурун иншаа эль-лаахь (араб. Не беда, очистишься с позволения Господа),- прошептал два раза Хайри, проведя ладонями по своему лицу.
Солнце на мгновение сверкнуло из-за туч.
- Это мне знак,- прошептал Хайри,- Всевышний услышал меня и благословил.
После второго рывка руки, в плече что-то хрустнуло, и Блез потерял сознание.
Сколько прошло времени, неизвестно.
- Э-эй ты…, мусульманин,- негромко позвал Блез, пытаясь найти сарацина.
Заплывший правый глаз мешал рассмотреть местность справа, с другой стороны Блезу был виден лишь пустынный берег. Стоя на коленях обратившись на восток, Хайри не прекращал молитвы, совершенно не обращая внимания на стоны Пежо. Блез попробовал приподняться, но у него не было сил даже оторвать от земли руку.
Звук падающих досок и столп искр, взвившихся в небо, заставил француза повернуть голову к тлевшему костру. Склонившись к земле, Хайри стал раздувать угли и вскоре языки пламени весело заплясали на деревянных обломках «Баярда».
- Лежи смирно. Я выпустил из тебя столько крови, что тебе нужно время, что бы восстановить силы.
Притащив ещё дров, он спросил:
- А ты и правда думаешь, что Бог поможет тебе?
- Поможет…,- простонал Блез,- Если раньше Он не делал этого, то это от того, что на мне много грехов. Но я приду в Иерусалим, и буду просить прощения и Он вновь примет меня.
- Чтобы идти в Иерусалим, нужны силы, и не мешало знать хотя бы направление. А я так понимаю, что ты не обладаешь ни тем, ни другим.
- Господи, не оставь меня и помоги мне, во имя Христа,- превозмогая слабость запричитал Блез.
Хайри улыбнулся и произнёс:
- Меня зовёшь?
Француз заскрипел зубами.
- Ну так я не оставил тебя и даже помог.
- Ты всего лишь иноверец….
- А может я посланник?- спросил сарацин, трогая лоб раненого,- У тебя жар и помочь тебе кроме меня не кому.
- Из всех спаслись только мы?
- Нет, выжили ещё три человека,- ответил Хайри, что-то размалывая в глиняной пиале,- Тебя бросили. Оставили умирать, а сами отправились в Акру. Они идут к Господу по мертвецам. Я не думаю, что это будет Ему угодно, но видно ваш Бог такое допускает.
- Отчего же ты не пошёл с ними?
- А зачем мне идти с ними? Хотя я сначала пошёл, но вскоре вернулся сюда, что бы подождать, покуда они уйдут далеко. Тут есть дрова, вода и пища, но, самое главное, будет время подумать.
- Просто они решили, что я умер,- ответил Блез, невольно попытавшись оправдать ушедших пилигримов.
- Наверно так есть. Решили да…. Однако, я не думаю, что они взялись бы тащить тебя с собой. Из сочувствия они просто бы убили тебя, чем оставить умирать от голода и жажды. Проще помолиться с надеждой на Господа и отправиться прочь, сняв с себя всю обязанность в помощи….
- Не святотатствуй, сарацин! Кем это ты себя возомнил?- перебил Блез Хайри, буквально заткнув его на полуслове.
Хайри недобро улыбнулся, и немного подавшись вперёд к лежащему Пежо, спросил:
- А то что ты мне можешь сделать? Может, убьёшь?
Блез отчаянно заводил по земле рукой.
- У меня был меч. Где он? Ты украл, грязный араб! Постыдный вор!
Он попробовал было приподняться на локтях, но тут же рухнул на землю без сил.
- Помоги мне…. Помоги подняться.
- Да, да, да,- насмешливо произнёс Хайри.
- Верни мне мой меч!
- Этот?- ответил сарацин, доставая оружие из-за спины.
- Отдай мне,- прохрипел Пежо.
- Меч…. Ничего особенного. К тому же не самой лучшей ковки.
Хайри повертел в руках клинок, ещё раз внимательно осмотрел его и вдруг с силой вогнал его в песок. Чувствуя всю безысходность, француз нелепо протягивал трясущуюся руку в надежде ухватить своё оружие. Араб наступил на запястье сапогом с загнутым вверх носком.
- Ты испытываешь моё терпение,- еле сдерживаясь, произнёс Хайри.
Вложив меч в ножны, он подошёл к огню. Сделав в песке небольшую ямку, лекарь поставил туда металлическую и глиняную пиалы, обложив сосуды горящими деревяшками.
- Помоги мне подняться.
- Это зачем ещё? Тебе нужен покой или ты умрёшь.
- Я тоже помолиться хочу. Помоги во имя Господа.
- Ты просишь о помощи, и я думаю, что ты намеренно не обращаешься ко мне по имени. А ведь я один из выживших, кто не оставил тебя.
- Не оставил, это верно, однако ты мстишь мне.
- Возможно ты и прав, если бы наша встреча произошла лет пятнадцать или двадцать назад.
- До Саладдина, потом он сам и его последователи не скупились на жестокость, что оставалось делать крестоносцам?
- Салех ад Дин, это великий воин…. Однако, он больше прославил своё имя великодушием и мудростью, нежели жестокостью. Джихад, это борьба с врагами, с воинами равными тебе, а не с немощными и калеками. Убивать убогих, позорно, это порочит имя воина ислама. Ты идёшь в Иерусалим потому, что именно Салех ад Дин не сравнял ваши церкви с землёй, не устроил там конюшни, не позволил надругался над вашими святынями, как это делали твои соплеменники, хотя не все поддерживали его идеи.
- Так ты меня лечишь, что бы потом убить?
- Если ты проявишь себя как соперник, как враг и будешь в состоянии держать в руках оружие и владеть им, уж будь уверен, я буду биться с тобой, и убью тебя.
- Бойся, сон сильнее доблести.
Хайри сжал кулаки и угрожающе произнёс:
- Тогда я буду держать тебя на привязи, в ошейнике, как последнего шакала, если тебе так больше нравится. Так что даже не надейся, что я просто так дам себя убить, неблагодарный пёс! Ты и тебе подобные, ослеплены своим призрачным могуществом, прикрываетесь именем Господа и творите бесчинства. Римская империя…! И где теперь римляне? А все эти ваши крестовые походы. Никогда вам не быть на святой земле, потому что правда за нами. Аллах велик! Да если бы не я, чайки давно бы выклевали тебе глаза, ты и сейчас беззащитней младенца…. А может ты был ранен в бою? Так нет же! Это корыто, ваш «Баярд» пропорол себе брюхо, это ещё хорошо, что его выбросило на отмель вместе с тобой, однако ты считаешь это божьим провидением. Не нужны вы тут ни Богу, ни истинным правоверным и не мне решать, жить тебе или умереть, на всё Его воля, коли Он отдал твою мерзкую душу и тело моим рукам. Поправишься и можешь проваливать к своим белым братьям, которые постараются убедить, что Бог спас тебя, а ты можешь стыдливо умолчать, что заслуга в том грязного сарацина. Кажется так вы любите нас называть!
Из металлической пиалы стал подниматься пар. Хайри всыпал в воду шепотку травы и несколько крупных зёрен, прикрыв сверху глиняной плошкой с мазью бурого цвета. Размотав рану на ноге француза, Хайри стал её осматривать, воткнув в песок горящую головню. Вытащив из ножен кинжал, он сунул его ненадолго в огонь и сказал, не поворачивая головы:
- Мне нужно отрезать мёртвую плоть, так что смирись и терпи, иначе сгниёшь заживо.
Француз молча согласился и, кивнув головой, отвернулся в сторону. Начав операцию, араб то и дело поглядывал на Блеза, который лежал закусив губы и обливаясь слезами, однако молчал, лишь иногда выдавая свои страдания стонами. Закончив, Хайри опять сунул кинжал в костёр, подержал его несколько минут и, крепко сжав ногу, приложил раскалённый металл к ране.
Блез истошно заорал, выронив деревяшку:
- Что ты…? Лучше убей меня! Нет сил, более терпеть такие мучения.
- Это хорошо, что тебе больно. Твоя нога жива…. Мёртвая плоть кричать не станет. Мне кажется, что всю оставшуюся жизнь ты будешь хромать. Но это лучше, чем остаться совсем без ноги.
Подув на рану, Хайри наложил мазь и обмотал ногу длинным лоскутом материи, добытым из остатка паруса.
Потирая руки, он произнёс:
- Ну вот, всё что мог, я сделал.
- Подними меня,- простонал Блез.
- Так всё же хочешь меня убить?
- Нет, мне просто помолиться.
Ни говоря, ни слова, сарацин поднялся с колен и отправился к костру, что бы вернуться вскоре с пиалой.
- Я вынужден тебе отказать. У тебя нет сил. Тебе нужен покой, Бог простит тебя. Достаточно того, что ты помнишь о Нём. Лучше выпей вот это…. Надеюсь, что поможет, но ты не умрёшь, это уж точно.
Утерев испарину, Хайри покрыл лоб француза влажной материей.
- Э- эй ты,- обратился Блез,- Дай мне мой меч.
- А что ты с ним собираешься делать? Сейчас тебе его не поднять.
- Прошу, вложи его мне в руки, коли я не могу подняться.
Немного подумав, Хайри отошёл в сторону и вернулся с оружием. Он вложил меч в руки Блеза и опустил клинок на грудь. Обнажив жёлто-чёрные зубы, страшная улыбка озарила лицо Пежо. Он припал к перекрестию бескровными губами и зашептал молитву.
Араб посмотрел на раненого.
- Что ж, не буду тебе мешать. Нам нужна еда, пойду приготовлю конину и бобы, а то уже завтра мясо будет непригодно.
На побережье спускалась ночь. В небольшом судовом котле варились бобы, а чуть в стороне на тлеющих углях томился большой кусок конского мяса.
Покончив с нехитрым ужином, Блез обратился к Хайри:
- Всё же помоги мне подняться, хочу посидеть.
Немного подумав, араб согласился и, соорудив из сломанной бочки некое подобие упора для спины, осторожно усадил француза. Какое-то время они молчали, смотря то на спокойное море, то на тёмное небо, усеянное сверкающими звёздами и яркой Луной.
- Интересно, на Луне сейчас наверно тепло или даже жарко…,- нарушил паузу Хайри.
- С чего ты так решил?
- Всё что светит, должно быть горячим. Вот огонь…, Даёт свет и тепло…. Или ты так не думаешь?
- Наверно да,- согласился Пежо, -Интересно, а как до неё можно добраться?
- Я думаю, что прежде надо достичь края земли, а потом на корабле. Должен быть путь туда.
- Но Луна же на небе.
- На небе, но, как и Солнце восходит из-за края земли. А там где кончается твердь, начинается океан. А если океан, значит, только на корабле.
-Но она же движется?
- Правильно, движется, как и всё в нашем мире. Но движется от одной точки до другой. Вот, к примеру, ты же не мог сесть на «Баярд» в Марселе, если он был в Мессине. Так?
- Ну, допустим, что так, согласился Пежо.
- А коли так, значит, что бы достичь чего-то, нужно самому к нему приблизиться, встретиться в одном месте. Корабль не стоял на месте, а прибыл в Мессину, примерно в тоже самое время.
Блез вновь посмотрел на Луну и сказал:
- Однако и Солнце и Луна тоже движутся, но не встречаются…. Сейчас только Луна, а днём только Солнце.
- Светила расположены на противоположных краях мира, поэтому увидеть их одновременно невозможно.
- Постой, но я видел их одновременно. Солнце заходило, а Луна была уже на небе.
- Всё правильно. Так бывает, потому что Солнце во много раз больше чем Луна. Когда они сменяют друг друга, то какое-то время оказываются на небе вместе.
- Хм-м…. Ну может и так…. А к Солнцу получается, тоже можно приблизиться?
- Думаю, что и к Солнцу тоже можно, но только я бы не стал этого делать.
- Почему?
- Всё не так просто. Эти светила указывают нам дорогу к Господу. Это как напоминание. Он с нами, Он смотрит и всё видит. Как огонь на небесном корабле, понимаешь? Как свет в окне дома, пристанища для души после смерти. Вот, мол, я. Всему своё время. Путь к светилам будет доступен только после земной жизни, конечно же, если прожил ты праведно или покаялся. Так что не стоит пускаться в подобное путешествие раньше времени. Путь по небу после смерти не так опасен, как по океану при жизни. В конце концов, тебя может укусить скорпион, после того, как ты сделаешь от дома несколько шагов и ты умрёшь. Всевышний подарил тебе жизнь и этот мир. Вот море, вот Луна, любуйся.
Он несколько секунд смотрел на небесное тело, а потом добавил:
- Она мне напоминает свежевыпеченный лаваш, который только что достали из тандыра. Однако нам остаётся наслаждаться лишь её светом.
- Мир не справедлив.
- Справедлив…. Аллах сотворил мир для всех без исключения.
Хайри нарисовал на песке круг и провел несколько полос от центра к краю.
- Вот, смотри. Если мир плоский и имеет круглую форму, то задуман таким образом, что бы каждому был свой кусок, пусть маленький, но свой. Однако ваша религия говорит о том, что можно силой забрать чужой кусок, но не для того что бы насытиться, а что бы потом продать подороже и поиметь выгоду. Забрать ради власти над себе равным, сделав его неравным, а то и вовсе презираемым изгоем. Иса делил хлеб своими руками, однако не узрел того, что кому-то достался кусок послаще и побольше, другой же обделённый счёл себя оскорблённым. Однако не стал выказывать своё недовольство перед божьим сыном, но и обиды не забыл.
- Это ты о ком?
- Да не о ком…. Я о людях, в общем. Ну вот ты…. Чего тебя понесло в чужую землю?
- Наш местный священник говорит, что мой род проклят, если я не могу иметь наследника. Я заложил всё, что бы купить оружие. На путешествие нужны немалые средства. Пришлось заложить даже жену. И вот теперь, тяжесть моих грехов не позволяет мне просить Господа подарить мне наследника. Кто знает, что будет дальше. Теперь мне кажется, что далеко не праведным путём иду я к Господу.
- А ты умеешь читать?
- Нет, читать я не умею,- вздохнул Блез.
- Вот и я не умею, но знаю счёт. Однако думаю, что именно с помощью книг можно будет говорить с предками и с теми, кто будет жить после нас. Главное, правильно изложить свои мысли, да, хотя бы так, как это сделал Мухаммад по прошествии пятисот лет, после того, как был распят Иса. Двадцать три года он писал Коран, но прежде размышлял, сравнивал, думал, наблюдая за бесчинствами римлян в аравийских провинциях империи. Они забирали и насиловали наших женщин и детей, открыто сожительствовали друг с другом, мужчина с мужчиной и слово Бог не сходило у них с языка. Если это мир вашего Бога, то тогда он для меня не правильный и мне не подходит.
- Откуда тебе всё это известно?
- Галерный лекарь Дустум был очень умным человеком, а плавание длилось очень долго. В общем, поговорить было время.
- А откуда он?
- Из Бухары, только где это я не знаю. Белоснежный город среди пустыни, остроконечные башни минаретов стрелами взлетают в голубое небо. Дворцы, сады с райскими птицами, библиотеки и медресе поражают своим величием. Женщины чтут себя во имя Всевышнего, являя свой лик и покорность лишь одному мужчине, своему господину. Там правит мудрый царь, который не вытаскивает без острой нужды свой меч. Дустум говорил, что это самое благословенное место на земле, и я ему верю, если там живут столь образованные и благочестивые люди как он.
При этих словах, Блез вспомнил Марсель. Сырой и мрачный портовый город с улицами заваленными мусором, помоями и бесконечными зловонными реками из сточных вод. Ясная погода не добавляла городу привлекательности, а лишь обнажала суть всех городов Европы того времени с полчищами крыс и бродячих собак. Он на мгновение забылся, но тут же вздрогнул от голоса Хайри.
- … он говорил, что мало знать предмет. Нужно его понимать, а не заучивать слова мудрых старцев не понимая их сути. А научишься понимать, появится способность рассуждать. На одной коленной кости множество бугорков и впадин и лекарь должен знать, для чего они нужны. Что бы лечить, нужно знать природу болезни, причину, а не сидеть, причитая над несчастным, и уповать лишь на Всевышнего. Вот так делаются великие открытия. Если жизнь в руках доктора, у неё есть надежда.
Хайри потрогал лоб Блеза и, опустив голову, произнёс по-арабски:
- Жар не спадает…. Это плохо…. Надо знать, а я не знаю. А если и знаю, то очень немного. Сейчас бы Дустум здесь очень пригодился.
Поднявшись на ноги, он воткнул в песок несколько палочек вокруг стоянки и стал разматывать шерстяной клубок.
- Зачем это?- спросил Блез.
- Скорпион не сможет подойти, если чувствует запах овечьей шерсти. Идущие стада вытаптывают их гнёзда, поэтому овцы для скорпионов смертельные враги. Так что мы будем в безопасности. А теперь отдыхать.
Сквозь прикрытые веки Хайри ощутил, как настойчиво пробивается яркий свет, сопровождаемый теплыми лучами. Он немного приоткрыл глаза. Жгучим пятном, солнце отражалось от клинка меча, который располагался у его шеи. Перед ним был Блез, держась здоровой рукой за рукоять оружия. Он стоял на одном колене, негнущаяся раненая нога была отставлена в сторону и служила неким упором.
- Всё же решил меня убить? Тогда не медли!
Француз молчал.
- Дустум мог бы гордиться мной. Вылечил я тебя или нет, говорить об этом рано, однако результат виден. Ещё вчера ты не мог позаботиться о себе, а уже сегодня в состоянии напасть на спящего врага. Это делает мне честь как подручному лекаря. Делай, как задумал. Я даже не стану просить разрешить мне помолиться, потому что не буду просить ни у Всевышнего помощи, ни у тебя пощады. Я ни когда не просил мне помочь, я лишь просил меня простить. И я рад, что не сгнил на галере, а погибну от меча, как воин, на своей земле, между Аскалоном и Акрой, на пути в Иерусалим.
Закончив говорить, он широко зевнул, прикрывая рот ладонью, а после, опустив руку, нащупал рукоятку кинжала, зарытого в песок возле ноги.
- Дустума тут нет…. Тогда ты скажи, что мне делать с мечом? Хочу прийти в город Христа без оружия. Мне много не надо, лишь тихое место, где бы я смог остаться в одиночестве и помолиться.
- Я не знаю, что бы ответил на твои слова Дустум.
- Может меч просто выбросить в море?
Стараясь, чтобы Блез не заметил его движений, Хайри убрал руку от кинжала. Затем, не торопясь, он поднялся с песка, сел, скрестил ноги и немного подумав, ответил:
- Я бы не стал так поступать. Относись к мечу как к оружию в самую последнюю очередь. Наше путешествие, это далеко не прогулка по саду. Мечом можно срубить ветку, добыть пищу, на него можно опереться и наконец, это христианский символ- крест.
- Вчера ты говорил о равенстве. Можно же поделить всё поровну?
- Я говорил, что всё уже поделено, нельзя делить лишь свою женщину, но более, невозможно поделить небо. Из этого я могу сделать вывод, что коли там, над нами есть дом Господа, то значит, что Он один на всех, с разницей лишь в том, что люди нарекли Его разными именами, подобно тому, что разговаривают на разных языках.
- Я всё думал, не мог долго уснуть…. А если их всё-таки двое?
- Тогда, когда-нибудь один из них пожелает стать единственным, и возопят камни, небо расколется и упадёт, подобно кораблю, который перестал быть одним целым и не может держаться на воде…. Не может быть двух богов или тогда это не боги.
- Но ты же говоришь, что нет Бога, кроме Аллаха.
- Я не признаю других богов, но не отвергаю его имён. Я называю Бога тем именем, под которым я узнал Его. Однако если меня будут насильно принуждать отречься от имени и принять имя Иегова, я, не раздумывая, возьму в руки оружие. Это мой Бог, Его имя, мне имя. Это как дом, женщина и наши дети, это и есть тот кусок лаваша, и я буду за него сражаться. То, что я получил от Него, вправе забрать только Он, а не царь, король, султан или другой господин и уж тем более ты с целой армией крестоносцев.
- Эх…,- простонал Блез,- Не будет в мире покоя.
Лицо его было бледным. Обильные капли пота искрами отражали солнечный свет. Озноб сотрясал тело Пежо, но он старался не подавать вида. Силы оставили его. Он ещё собрался что-то сказать, но стал медленно заваливаться на бок, всё также сжимая рукоять меча побелевшими пальцами. Хайри молнией метнулся к французу и в последний момент удержал его от падения.
- Тебе нужно вернуться на место. Ты слаб, и вставать пока преждевременно.
Дотащив Блеза до навеса, араб поднёс небольшой походный бурдюк с пресной водой и смочил губы раненого.
Сделав несколько глотков, он простонал:
- А когда мы сможем отправиться в Акру?
- Я не знаю, пока рано об этом думать. Прежде мне нужно осмотреть тебя и дать питьё. У тебя сильный жар. Нельзя было вставать, а убить меня ты всегда успеешь….
- Нет, тебя убивать я не буду.
- Конечно не будешь, кто же тогда станет тебя лечить? Кроме нас, тут нет ни кого…. Ни кого и ни чего….
Последние слова Хайри произнёс уже не так уверенно. Несколько мгновений он пристально всматривался в сторону спокойного моря, затем быстро поднялся на ноги, схватил металлический казан и что есть силы, стал отчаянно колотить в него окровавленной деревяшкой. Местность заполнили громкие стуки.
- Э-эй, та-а-ам!!! Сюда, сюда!- что было сил, заорал он.
Вытащив меч, араб лезвием поймал солнечный блик, направляя его в сторону моря.