Кто бы сказал, сколько прошло времени с того момента когда распятый на кресте мученик издал последний стон и сделал последний вздох. Да и столь ли важно теперь кто это был из троих казнённых в тот день? Один час сменял другой, и так же незаметно день сменяла ночь, и всё повторялось заново. Пляшущее в глиняной плошке пламя заставляло метаться на стенах тени двух женщин. Пространство, и само понятие времени перестало существовать в этом крохотном и неприметном каменном домике, обмазанном глиной. Прорывающиеся снаружи звуки течения жизни натыкались на непроницаемую стену скорби, что заполнила теперь каждый угол. За небольшим деревянным столом сидели две женщины, покрытые траурными одеждами.
Бросив взгляд на сложенный кусок материи в бурых пятнах, Мариам произнесла:
- Этого не могли сделать люди…. Но я видела это своими глазами. Господи, пусть это будет сон.
Сидевшая рядом с ней Мария покрыла своими ладонями её руки и произнесла, не поднимая глаз:
- Это сделали люди, Мариам….
- Знаешь, я более обвиняю не тех, кто терзал Его, а тех, кто привёл Его туда. Ты понимаешь меня, Мария? Что же они сделали…, что же теперь будет? А ведь их родила женщина….
Мария ничего не ответила.
Мариам тяжело вздохнула и произнесла:
- А теперь вот и тела нет. И даже после смерти нет Ему покоя. Где теперь Он? Кто мне скажет?
Мария подняла голову и тут, лицо её засияло. Она вытерла слёзы и произнесла:
- А ведь это знак! Мариам, понимаешь? Его тело было скрыто, но Он исчез!
Ничего не понимая, Мариам спросила:
- Как это исчез…, но куда?
-Неважно куда, Мариам…, важно зачем!- горячо прошептала Мария,- Он вернётся, Он не умер…, понимаешь? Он Мессия и убить Его невозможно!
Мариам скорбно покачала головой и сказала:
- Они всё же убили Его, и теперь Его нет с нами.
Мария прижала её голову к своей груди и ответила:
- Нет же, Мариам…, Он с нами, Он в сердце! Теперь тот, кто принял Его, стал Ему Храмом, стал крепостью, и второй раз распять Спасителя уже не получится ни кому.
- Да, да…, в сердце,- запричитала Мариам,- Спасибо тебе, добрая Мария! Я знаю, чувствую, что от души твои слова, но только нет мне утешения. Я до сих пор вижу Его страдания! Как они истязали Его….
Она подняла голову и посмотрела прямо в глаза Марии:
- Скажи, Мария…, а ты любила Его?
Мария несколько смутилась столь неожиданным вопросом и ответила:
- Мы все….
- Ты, любила Его, Мария? Как только женщина способна любить мужчину. Скажи мне по совести…, как есть. Я не стану осуждать тебя.
- Да…,- ответила Мария, склонив голову,- Но это было не долго. Вначале я увидела мужчину…, потом Его поступок завоевал моё сердце…, но вот Его слова и доброта покорили мою душу. Он есть Бог мне, а Бога желать невозможно. Он есть любовь и мне этого достаточно, я знаю, что есть счастье. Я люблю Его! И теперь я знаю, как буду жить!
Она замолчала и, взглянув на деревянную дверь, сквозь которую пробивались солнечные лучи, и звуки жизни большого города добавила:
Скажи, Мариам, а каким был Он?
Мариам пожала плечами и, подумав, ответила:
- Даже не знаю…, обыкновенный ребёнок…, только я не помню, что бы Он называл меня матерью. Почти всегда молчал и улыбался, так, словно наперёд знал, что я скажу, как поступлю или, что должно произойти.
Она посмотрела на Марию с удивлением, словно своими же словами увидела свою прежнюю жизнь, о которой совсем не задумывалась раньше.
- Ты знаешь…, Он словно оберегал меня от каких-то поступков или неверного пути, словно знал каждый следующий шаг. Но более всего я помню, когда он лежал в яслях…, совсем маленький…, когда Ему принесли дары эти необыкновенные странники и поклонились словно царю. Как ни когда мы были близки тогда, как мать и дитя, он нуждался в моём участии, и я была счастлива. А потом…, потом наверно как-то стал отдаляться, хотя могу сказать, Он любил меня, и мне было хорошо с ним. Я не осталась одна, когда скончался мой Иосиф. Когда же три года назад Он оставил дом и пустился в странствия, мне впервые стало страшно, что злые люди могут воспользоваться Его расположением и добротой, могут посмеяться над Ним, обидеть Его. Ведь Он для меня так и остался тем младенцем в Вифлиеме.
Она посмотрела в глаза Марии и спросила, слегка прикоснувшись к её плечу:
- А у тебя…, у тебя разве нет детей?
Мария уткнулась лицом в платок, что есть сил, сжав конец материи зубами.
Мариам привлекла её к себе и прижала к груди, гладя по голове:
- Бедная Мария…, я наверно понимаю тебя.
Мариам осторожно поднялась и, смочив полотенце, умыла заплаканное лицо Марии, поцеловав после в лоб. Обе женщины замолчали.
Первой нарушила тишину Мария, тихо произнеся:
- Какими нас вспомнят те, кто будет жить через сто лет да и вспомнят ли вообще? Может статься, что забудут тех, кто был рядом с Ним? Теперь моя жизнь, рассказать о Нём!
- Это очень опасно, Мария,- произнесла Мариам.
Мария протянула руки и поправила траурную накидку на голове Мариам:
- Каждому крест, я же свой выбрала не по принуждению. Я так хочу!
- Ты уйдёшь от меня, Мария,- с тревогой в голосе спросила Мариам,- Я не смогу уже жить как прежде, даже если и вернусь в Назарет. Я родом из Иерусалима, но теперь этот город мне ненавистен.
Мария улыбнулась и ответила:
- Нет…, пока нет! Я останусь с тобой, Мариам. Но потом…, я должна, понимаешь? Он придёт и скажет что делать. Я верю, будет нам Его послание!
- Придёт…?
- Кто верит в Него, кто верил Ему, кто нуждается в Нём, к тому Он обязательно придёт! Теперь Он знает дорогу, теперь и я знаю! Всё будет хорошо, Мариам, ты лишь верь мне.
- Но мне хочется видеть Его простым человеком, как матери своё дитя.
- Смирись, Мариам, ничего изменить невозможно. Тебе придётся признать, что есть на самом деле.
- Получается что не я, а смерть подарила Ему жизнь!
Мария взяла руки Мириам и прижала их к своему лицу:
- Ты не должна умолять своего места рядом с Ним. Твои руки первыми приняли его на земле, и вы подарили Ему родительскую заботу и защиту. Бог выбрал тебя, Мариам!
Словно от сильного ветра входная дверь распахнулась, и в прежде тёмный дом неудержимым водопадом буквально обрушился солнечный свет. Не выходившие несколько дней женщины от неожиданности прикрыли глаза ладонями, чтобы не ослепнуть от сияния. Вместе со светом маленькую лачугу заполнили крики погонщиков мулов и ослов, говор спешащей по своим делам толпы, и праздных и ремесленных, на секунды донёсся размеренный шаг воинского подразделения и стуки множества копыт коней, грохот деревянных колёс разных повозок. Как оказалось, что мир жил, и до Него и после Него, но, без всякого сомнения, сейчас он стал другим.
Не сговариваясь, обе женщины вдруг вздрогнули и посмотрели друг на друга и вновь, щурясь от нестерпимого яркого света, взглянули в проём дверей. Там, в лучах солнца виделась едва различимая фигура человека в белой тоге с длинными ниспадающими на плечи волосами, что стоял на пороге едва различимым силуэтом. От невозможности более смотреть они опустили глаза, закрыв лицо руками.
И в тоже мгновении Мариам услышала, как Мария быстро произносила одни и те же слова:
- Он пришёл…, Он здесь! Хвала Господу нашему!
Затем обратилась к Мариам и, обняв её, заговорила, пытаясь унять слёзы счастья:
- Ты видела Его? Он пришёл! Здесь Спаситель! Это и есть знак! Он с нами! Радуйся, Мать- Богородица!
- Да, да, там, снаружи…, это Он, мальчик мой,- зашептала Мариам,- Я узнаю Его. Это мой Йешуа. Мария, иди к нему, сделай всё как Он скажет! А мне теперь легче! Я, всё же, уйду в Назарет, в наш дом и буду там ожидать своего конца, но прежде хочу отправиться в земли, на какие укажет жребий, что бы нести Его слово, равно со всеми остальными последователями.
Они вновь не сговариваясь взглянули на выход. Сияние исчезло, а может это просто привыкло зрение и человека, что стоял на пороге дома, уже не было.
Мариам прикоснулась к Марии и произнесла:
- Ты иди, Мария! Мне надо побыть одной, а за меня не болей, всё хорошо!
Мария поднялась со скамьи и, подойдя к порогу, оглянулась на эту женщину, что оставалась на своём месте. Она стояла на границе света и мрака. Ей оставалось сделать лишь шаг, что бы оказаться там, за стенами этого дома, что бы решительно окунуться в мирскую жизнь, имея для себя цель, оставив Мариам со своим горем наедине.
***
Сильно затянувшуюся паузу первым нарушил Кефа:
- Вот, уже который день, не зажигая огня и не покидая этих стен, мы сидим здесь словно мыши, и сколько ещё предстоит нам провести время тут ни кому неизвестно. Нам придётся выйти когда-нибудь.
Адир поднял голову и немного подумав, произнёс:
- В городе ищут Его пособников…. Мария говорила, что Его тело исчезло и теперь под подозрением каждый, кого хоть на мгновение видели рядом с ним.
- Так та же Мария сообщила, что прокуратору кажется, предъявили какое-то тело, вытащив его из общей ямы, после того, как он отдал приказ разыскать тело,- сказал Кефа
Адир кивнул головой и ответил:
- Предъявили, это верно…, но, кажется, не убедили.
- Получается, что наша судьба теперь зависит от этой пад…, от этой женщины?- спросил Кефа.
Адир взглянул на своего брата и укоризненно произнёс:
- Не мы…, а она неотступно находится с Его матерью сейчас утешая её…. Но это она, а не мы…. Брат мой, Кефа…, она всё время была с тобой и даже тогда, когда ты трижды…. В общем…, она не оставила тебя, а теперь ты вновь демонстрируешь своё презрение. Он приблизил её и посчитал это достойным, и мы, как Его последователи не должны поступить иначе.
Теом поднял руку и произнёс:
- Но как может тело исчезнуть само по себе, тем более из каменного грота, затворённого камнем, которое с трудом двигали несколько солдат. Мне кажется, что люди Коэна намеренно выкрали тело, что бы затем объявить охоту на нас, предъявив нам Его похищение.
- Ну а даже если и так,- вступил в разговор Алфей,- Так Его тела и у нас нет…. Значит, его слова сбылись?
- Какие ещё слова?- переспросил Теом.
Алфей посмотрел на него и ответил:
- Слова о воскрешении, Теом. Он воскрес…. Или ты до сих пор продолжаешь сомневаться? Согласись, всё пребывание рядом с Ним ты не верил Ему, однако Он был на редкость к тебе снисходителен.
Теом замахал руками и ответил:
- Ну хорошо, хорошо…. Да…, но не «не верил», а лишь кое в чём сомневался. Это разные вещи…. Разве Он осуждал меня за это, а вот вы все смеялись надо мной. А мне всего лишь хотелось знать, как такое возможно и вот теперь мне уж совсем не понятно, от чего же сам Спаситель не взялся спасти себя…, или хотя бы может постараться облегчить свои страдания? Ну…, что вы молчите? Как можно вообще выдержать подобные истязания?
- А может Он оставил нас?- предположил Иоханан,- Ну же…, помните, там в саду? Он упрекнул нас в том, что мы небыли с Ним в тот утренний час, когда Он молился. А мы, набив свои животы уснули, оставив Его одного. Мы были нужны Ему именно в тот час. А потом явились эти…, стражники первосвященника и римский караул.
- Нас было трое, не считая учителя, и мы сражались!- перебил его Кефа.
- Ты отрубил ухо стражнику, Кефа, Схватив, они, от чего-то сразу отпустили тебя,- продолжал Иоханан,- Им был нужен только Он и они своего добились, но теперь, уж поверь мне, если тебя признают, тебе придётся отвечать за свои действия.
- Но ведь Йешуа исцелил раненого,- произнёс Йааков,- Остальные не могут свидетельствовать о том, но мы трое видели это. И вообще, какую роль при аресте играли солдаты Пилата? Ведь они даже с места не сдвинулись, не смотря на возникшее сопротивление с нашей стороны.
- Да,- произнёс Иоханан, и обратился к Йаакову- Им был нужен только Он. Они даже не стали преследовать тебя, когда ты бросился бежать от них, словно испуганная ящерица.
- Не мы…, а я один видел, как он приладил отрубленное ухо,- перебил Йаакова Кефа,- Меня держали трое солдат, а вы сбежали тогда…. Иоханан, и тебя тоже не было в тот момент.
Йааков с силой стукнул себя по колену и гневно произнёс:
- Но силы были совершенно не равные, к тому же, эти стражники были вооружены. Что мне оставалось делать, я же не солдат.
Иоханан вздохнул и заключил:
- Да…, я бежал…,- он обхватил голову руками, и немного помолчав, покачивая головой, произнёс,- Он говорил о предательстве и страхе. Искушение…. Ему было страшно…, я видел…, Он сказал…, и стало страшно мне…. Я испугался, что меня всего лишь ударят…, а Он…. Так выходит, что мы уже тогда Его предали…, а теперь вот сидим и боимся каждого стука в дверь и каждого звука шага там, снаружи.
- Ты хочешь сказать, что мы такие же как и этот проклятый ЙеГуда?- спросил Теом,- Так он наказан…. Повесился, если вы помните….
- Или повесили…,- предположил Кефа.
- Вешают обычно прилюдно…, наверно более в назидание остальным, нежели в наказание преступника,- произнёс Адир,- А теперь истину знает только он сам, но уже ни кому не расскажет, как он оказался в безлюдном месте, висящим на осине. А с другой стороны, что нам могут предъявить, что мы слушали Его проповеди? А разве это преступление?
В доме установилась тишина.
- Надо ждать знак,- заключил Кефа.
- И что…, мы что, будем вот так сидеть и ждать? Сколько это продлится? Какой знак нам надо ждать?- спросил Алфей.
- Нам надо оставить город и уйти.
- Но как?- наперебой загалдели мужчины.
- Тихо вы все…,- крикнул Кефа,- Одинокие путники не представляют интерес для стражи.
- А если нас узнают? Нас много раз видели рядом с ним, к тому же тебе лучше об этом знать как ни кому из нас, Кефа. Заодно только утро на тебя указали трижды…,- не унимался Алфей,- И ты….
Кефа взглянул на Алфея и тот сразу умолк.
В благодарность он накрыл своей ладонью руку Алфея и произнёс:
- Когда я был, там, в толпе…, от чего-то, мне показалось, что Он заметил меня и крикнул: «Идите…. Идите»! Ну помните же…? Он ещё махнул рукой, сопровождая свои слова, и перекладина вывалилась из другой руки. Несколько человек обернулись ко мне, привлечённые вниманием, ища того, к кому были обращены Его слова. Я, может, не разобрал. Но мне вдруг стало страшно. Ведь нас тоже могли схватить, вокруг было столько солдат. Как тогда мы бы исполнили Его волю?
- Мы проявили малодушие,- вздохнул Иоханан.
-А ты предлагаешь нам всем отправиться вслед за Ним? Эти римляне скоры на руку кресты сооружать,- возразил Алфей.
- «Идите»…, что Он хотел сказать?- продолжил Кефа,- Что мы должны быть осторожными? Ведь проявив сочувствие, мы могли выдать себя. Почти семьдесят лет римляне хозяйничают в Иудее, и за эти годы их отношение к нам совершенно не изменилось в лучшую сторону. Тем не менее, они боятся нас, боятся волнений, которые способны пошатнуть власть императора. Иудея, это далеко не Израиль. В Иудее римляне просто купили свою победу и так просто её не отдадут. Наш народ сражался, но был измотан войнами, вот чем и воспользовались римляне.
- Остановись…, да подожди же…, к чему все эти истории…?- спросил Теом.
- А к тому, что это лишь начало…, и казнью Спасителя ничего не закончится.
- Не закончится что?
- Прежде вспомните, зачем мы тут, в этом мире? Как мы жили? Пока не появился Он, открыв нам глаза.
- И что же нам делать?
- Мы должны отправиться в этот мир уже совершенно другими и донести Его слова. Предвижу, что это будет не простое и очень опасное занятие. Мы отправимся в чужие земли, и будем нести Его слово, и выполним Его волю.
Теом огляделся вокруг и произнёс:
- Но Он не говорил нам делать это!
- А об этом надо обязательно говорить?- ответил за Кефу Адир.
- Но как же…, тут наш дом.
-Наш дом, как и храм Его, теперь этот жестокий мир.
Кефа поднялся и несколько раз прошёл по комнате.
Затем повернувшись к своим товарищам, объявил:
- Братья…, я отправляюсь в Рим!
- Не самый безопасный для нас город, Кефа,- произнёс Адир.
- Да, я знаю,- согласился Кефа,- Тем не менее, я иду в Рим. Я так решил. Вы же выберете себе те земли, кои посчитаете нужными себе. Мир должен узнать о Спасителе. Будем же называть его на греческий манер- Иисус Христос, дабы не усложнять его восприятие иудейским именем, там, где говорят на иных языках. Не лишним будет и себя называть на греческий или римский манер.
- И куда же мы теперь?- спросил Теом.
Кефа улыбнулся, наверно впервые за последние дни и произнёс:
- В Галилею…, откуда всё началось!
Jesous Christos Theou Yios Soter – Иисус Христос, Сын Божий, Спаситель.