Диск луны в процессе натужного карабканья в зенит всё гуще наливается буро-багровым, в итоге начиная вызывать навязчивые ассоциации с драконьим глазом. Глазом, принадлежащим крепко злоупотребляющему алкоголем и страдающему жесткой бессонницей дракону. Вот же демонический сапог с кипящими канализационными стоками! Явная примета, что скоро прелести местного климата и биосферы.
Дополнит сезон метеоритных ливней. Специфичность удовольствию добавляет один забавный нюанс — здешняя атмосфера, несмотря на приемлемое давление и вроде как, соответственно, плотность, совсем не тормозит высокоэнергетические космические гостинцы. Таким образом, метеорный дождь превращается из красивого фейерверк-шоу в аналог массированного минометного обстрела.
И калибр этих «минометов» нередко отнюдь не полковой. Короче, с визуальными красивостями, за вычетом кровавой луны, суровый облом и дефицит. Что от души пытается компенсировать звуковое сопровождение. Адский свист, протяжный высокохудожественный вой и мощные, басистые «Бум!» и «Бамм!», от которых содрогается весь циклопический «Объект» и остаются выщербины в супербетоне, предназначенном прямой ядерный удар выдержать.
Сопровождаемые визуальными прелестями бюджетного боевика в экономных клаустрофобных технодекорациях: мигающим освещением, искрящими в полутьме разрывами проводки, горячими облаками из лопнувших паропроводов, вставшими вентмегакулерами. Хорошо, как положено ливням, это ненадолго.
Но соскучиться не успеваешь, такого в достатке бывает при старте каждого сеанса вещания. Психотронного подавителя воли, умножающего печали и энтропию, древнего и архаично-пещерного, непредставимо чужого и одинокого, утратившего смыслы и лишенного большинства значений, странного, непонятного, невообразимо для чего предназначенного одушевленного инструмента — Радио ледяных пустошей.
Вступает в тяжкую синергию с которым обитатель края вьюг, буранов и коварно подмороженных сверху бездонных болот, философ-фаталист, психический эксгибиционист, внутренний терьер и… помехи из скрежещущего астматического кашля… Чертовы жизнь в секторе газа рабочей окраины и любовь к оригинальному «Беломору». Джон-ледяные-яйца на линии. Очень ледяные.
И до чего же он паршиво себя чувствует! Иногда про такое говорят: «В голове моей опилки». О, если бы там были хотя бы опилки. А не эта мучительная пустота. Наверное, сейчас сквозь аномально просветленную оптику зрачков можно четко осмотреть весь объем его черепа. Огромный и пустой, словно склад обанкротившегося промышленного гиганта. Склад со стенами, обитыми толстенным слоем серой стекловаты.
Содержащий только тусклую тишину. Наверное, вот так и чувствуют себя гаитянские мертвецы, поднятые бокором-недоучкой с нарушением технологии. Да уж, в ипостаси халтурно реактивированного, еле функционирующего зомби, с единственной неярко тлеющей искрой интереса-цели, к которой бедолага тащится по кратчайшему маршруту, не замечая ничего вокруг. Джон еще не представал.
Хотя, кстати, емкое такое хорошее описание его экзистенции. И не только его. Не так ли все мы, волнуясь и таясь, нет-нет и вступим в сотовую связь... То есть коряво влечемся в потоке времени непонятно куда, неясно зачем. Но очень похоже, что по чужой воле. Хм... Вообще-то разговор задумывался про другое, заемные мысли и рерайтинг. В натуре же ничего нового не появляется под луной, что делалось, то так и будет.
А ветер мотается над землей циркулярными, как пила, маршрутами. До того, как проникнуться этой потертой и облезлой истиной. Джону не один собственноручно написанный философский трактат отнести на помойку. Ибо тему, оказывается, давно поднимали или древние греки, или чуть более свежие римляне. А за ними поляну до глубокого вакуума дочистили немецкие философы. И вот вроде до черта умных мыслей.
Только все они чужие, спионеренные. Даже если Джон их за пару пятилеток до знакомства с трудами очередного античного светоча придумал. Не считово. Кто раньше родился, того и тапок. Остается только крысить интеллектуальную собственность у предшественников-титанов, а затем под покровом ночи перекрашивать и перебивать номера в укромном гараже на окраине. Кажется, это и называется постмодерн.
Или, немного перевирая одного барда: «Джону тоже есть чем гордиться, он заставляет многих философов вертеться в гробу». Roger that.
Крематорий — Америка
Я прятался в ванной от тополиного пуха,
Мои глаза никогда не наполнятся светом,
У меня под диваном жили крысы и тараканы,
Крысы отгрызли мне нос и левое ухо.
....
Моя смерть поймала меня в тот момент, когда я
Зажёг папиросу и поднёс кружку пива к губам.
В пивной в туалете повесили мой некролог,
А главный сказал: «Не беда, он ведь был разгильдяем!»