Я пришёл с границы, со своего последнего ЧГ за четыре часа до приезда на заставу моего дембельского автобуса. Ну да, служили тогда до самого упора: не хватало на заставе народу. И был на дворе знатный мороз, ибо шёл на убыль приамурский ветренный январь. Собственно, всё меня уже было готово. Длинная тёмная шинель, надыбанная на сборах в отряде. Отутюженная до невозможности. С жёсткими тёмно-зелёными погонами (со вставками, конечно, с рифлёными металлическими буквами ПВ и металлизированным галуном). С шевроном, оснащённым малиновым кантом и намертво приутюженным к рукаву с помощью полиэтилена. Парадка со знаками. Дембельский портфель. И вот в нём, в портфеле не было ещё двух главных вещей: последнего номера журнала "Пограничник" и зелёной фуражки. Журнал лежал на столе в дежурке, и в нём оставляли свои адреса и пожелания те, кто оставался. А фуражка просто ждала своего часа. Её надо было уложить в последнюю очередь, максимально аккуратно и бережно. В конце концов, мне предстояло ехать в ней через всю страну - с Дальнего Востока в Белоруссию (батя на тот момент служил в Белоруссии).
И вот уже еду в автобусе. В шапке пока. За соблюдением формы одежды следит отрядной офицер - старший машины. Ну и мы не нарываемся. Главное, получив на руки положенные документы, выехать из отряда, а там...
А там, едва автобус, повёзший нас из отряда в аэропорт города Благовещенска, миновал отрядное КПП, шапки, как по команде, мгновенно были заменены гордыми зелёными фуражками, которые ловко накрыли ещё более гордые макушки доблестных советских пограничников. Старший автобуса посмотрел на нас и ничего не сказал, только ухмыльнулся с пониманием.
А вот я уже в Красноярске. Выписываю по аэровокзалу в ожидании, когда дозаправят наш ИЛ-18. В кафешке сидят за столиком двое шурупов в обрезанных по самое некуда рыжих шинелях с красными погонами и в сизых уродливых шапках-ушанках. Моя фуражка (по моей несокрушимой воле, понятно!) медленно проплывает мимо этих несчастных ушанок (туда-сюда, туда-сюда), чтобы они прочувствовали разницу. Они чувствуют, кажется...
А вот я уже в Москве, в Домодедово, в ожидании рейса на Гомель. Патрулей что-то немеряно в аэропорту. Довольно долго я от них удачно отрывался. Но потом таки уходя от одного, столкнулся нос к носу с другим. Капитан и два солдата вынырнули из толпы пассажиров, как чёртики из табакерки. Ну что, во фрунт, козырнул, как положено. Не пьяный, не расхристанный.
-Почему нарушаете форму одежды?
-Виноват.
-Шапка у вас есть?
-Так точно!
-Надевайте!
Достаю из портфеля шапку (офицерскую, мягкую, почти синюю), надеваю. На её место бережно укладываю фуражку.
Капитан при взгляде на шапку вздыхает, но ничего не говорит по этому поводу. А спрашивает:
-В отпуск?
-Никак нет. Уволен в запас.
-А что так рано? Еще даже до марта больше месяца.
-Я осенник, товарищ капитан. У нас часто переслуживают.
-А где служили?
-На советско-китайской, - это я сообщаю невыносимо гордо, со значением. Тогда там было довольно напряжённо, и страна это знала.
-Ну... хорошо, - говорит капитан. - Можете быть свободны. Только форму одежды не нарушайте больше.
Едва патруль отходит, я вновь надеваю фуражку. А капитан вдруг оборачивается и смотрит на меня. Стою в фуражке и смотрю на него. И думаю, что сейчас не в Гомель полечу, а поеду на "губу". Но старший патруля делает рукой неопределённый какой-то жест, отворачивается, и патруль растворяется в толпе. Хороший мужик попался, хоть и шуруп.
А вот я уже иду по улице совершенно незнакомого мне белорусского городка с 25-тысячным населением. Отца перевели сюда, когда я уже служил. И никого я здесь не знаю. И меня никто не знает. Но вот странно. ВСЕ встречные со мной здороваются, едва завидев мою фуражку. Даже с другой стороны улицы здороваются. А бабушка какая-то перекрестила даже вслед, я видел. И вот представляете... Иду, а в горле ком. От этих приветствий, от этого неподдельного уважения к моей форме, к моей фуражке. Вот, кажется, тогда и решил для себя окончательно, что дальше служить буду исключительно в погранвойсках.
Вот закончу шуруповское Львовское училище и вернусь в родную стихию.
И вернулся... На ещё двадцать с лишним лет. А фуражка у меня лежит в застеклённом книжном шкафу на специально выделенном для неё месте. Чего ни шурупам, ни николаевским "арбузам", пришедшим в войска за квартирами, никогда не понять.
Автор Олег Бучнев
