ПОПУТЧИЦА
Каждый час с нами Бог знает что происходит,
Это сказано мною не ради словца,
Нас по Сцене Всевышний за ниточки водит
И пихает в сундук, доведя до конца.
Омар Хайям
Никогда не понимал, за что Пушкин любил осень. Сыро и противно. То ли дело - лето. Мое время. Много солнца и хорошее настроение. Энергия большой звезды передается телу, и ему хорошо, хочется смеяться и шутить, плавать и летать…Нет, постойте, насчет «летать» чуток погорячился. Так вот, летом как-то еду в столичном метро, с Курской прямо до конечной Щелковской, это примерно минут 25, к своему другу Андрюхе – на пиво или блины, как получится. В вагонах народу не много, лето ведь, все в отпусках, но сидячих мест нет (было одно лежачее, но заняли уже). Стал рядом с молодой и интересной девушкой и как-то сам собой завязался разговор. Я был на коне – лето ведь, мое время. Но с анекдотов быстро перешли на серьезные темы, примерно к Электрозаводской обозначилась основная линия. Моя симпатичная попутчица объясняла мне, твердолобому, что каждый человек – сам кузнец своего счастья и приводила мне бесчисленные примеры из своей двадцатиодно-двадцатидвухлетней жизни. Я не сдавался и пытался рассказать анекдот о русском пленнике, которого хотели съесть дикари. «И был у него только один шанс на спасение – глотнув горячительного напитка, он должен был из ружья попасть в сидящего на далеком дереве попугая. Предыдущие пленники – американец и француз – промахнулись и были тотчас съедены аборигенами. Русский выпил с горя всю водку, которая была, и, приободрившись, в невменяемом состоянии пальнул наугад и попал – таки в попугая. На вопрос дикарей-как ему это удалось? – осмелевший парень сказал, что проблем и быть не могло, так как у него четыре ствола, а все небо в попугаях!» Девушка не рассмеялась, мало того, анекдот она вообще не поняла и продолжила мне объяснять свою правоту, сменяя сложные случаи из жизни все более простыми. Наконец, дошло до того, что она сказала:--Вот я, к примеру, еду до Первомайской (это предпоследняя станция) и никакая сила не может заставить меня изменить маршрут. На что я робко ответил, что еду до Щелковской, но волей судеб могу оказаться где угодно. Девушка снисходительно и звонко рассмеялась, она чувствовала, что в споре побеждает. Ну не могу я ей предъявить немедленно руку судьбы. Ну, нет у меня шансов. Или почти нет. Когда состав остановился на Первомайской, не было объявления остановки. Ничего не происходило. Двери ни в одном из семи вагонов не открылись, то ли заклинило, то ли машинист сонный и забыл. Не знаю. На следующей, конечной, Щелковской, пассажиры вывалили из вагонов в разные стороны – кто на выход, а кто – на пересадку, многие ехали до Первомайской. Мы с моей милой попутчицей разбежались, она даже не посмотрела в мою сторону и спрятала глаза. Я выскочил на улицу радостный и довольный. Меня ждала хорошая компания, а главное – лето на дворе, мое время. Никогда не пойму я Пушкина, который любил осень.