Две недели в туберкулезной больнице я не могла поднять головы с подушки. Меня капали рифампицином, хотя диагноз не был подтвержден, врачи надеялись, что в голове, печени и легких туберкуломы. Тогда та больница казалась мне самым страшным ужасом в моей жизни, я мечтала, что штуку из головы уберут, и я снова вернусь к семье. Но я даже представить себе не могла, как все страшно на самом деле.
Последние несколько дней моего горизонтального лежания муж уже не уходил от меня, не уходил из больницы. Вся моя семья встрепенулась: тетя, брат, бабушка. Они взяли на себя Асю и жали на все клавиши, чтобы вытащить меня оттуда.
Каждую ночь мне становилось хуже, иногда мне ставили катетер, и я лежала в болях, едва чуя духи медсестры, которая приходила иногда и спрашивала, как дела. И этот запах духов (который в итоге оказался запахом влажных салфеток, что принес мне в больницу Саша) немного успокаивал меня. Я лежала и вдыхала аромат яблок и верила, что все будет хорошо.
Мы приехали в Мариинскую больницу, и там нам назначили чудесного нейрохирурга, который заботливо провел операцию, отправил новообразование на исследование. И ничего мне не говорил. Но я прошла сцинтиграфию, которая показала, что кости копят контраст, и уже не сомневалась в том, что мой рак злокачественный. Поэтому когда пришла тетя и сказала, что все плохо, я уже не удивилась. Но до сих пор мы не понимали, что это рак легких.
В Мариинской больнице не было наркотических обезболивающих. Поэтому большинство ночей я проводила, дергаясь от болей, лежа без подушки на кушетке. Я была счастлива, что наступило 6 утра и спать больше не нужно. Вылежать больше часа без болей я не могла.
Мы узнали, что это рак легких, и отправили меня удалять остальные метастазы на гамма-нож. Родные нажали на все клавиши. А я впервые за долгое-долгое время моей жизни поняла, что я не одна.
Все, что смогли сказать врачи: "Ну, теперь у нас есть диагноз...". Помню, как обнимали меня медсестры в больнице, помню моего золотого хирурга, который клялся меня вылечить. Помню и благодарю Бога за тех людей, через которых Он решил помочь мне.
У меня был землистый цвет лица, я почти не ходила и не вставала. Брат после гамма-ножа нес меня по лестнице. Сейчас все говорят: могла ли ты представить, что когда-то встанешь? На самом деле я не думала об этом. Все мои желания сводились к обезболиванию. Потом ко сну. В январе, пока мне еще не назначили наркотических средств, я могла работать и еще что-то делала. В феврале впервые за полгода спала не на полу, а на подушке.
Весь февраль я спала. А еще прошла лучевую терапию на кости. И даже врачи были в ужасе от того, как атрофированы мышцы ноги от болей.
Помню, вся моя жизнь казалась бессмысленной. Зачем была аспирантура? Зачем был Бодрийяр? Зачем вся эта шелуха типа Делеза, куда теперь это все? Я бездумно смотрела в социальные сети и не видела смысла ни в чем. Не желала радоваться. Не могла. Будто ледяные руки схватили меня за живот и не отпускают до сих пор. Я все время чувствую эти ледяные руки и до сих пор.